Вроде нет, вроде нормально.
Тревоги и заботы сжимали грудь, теснились в сердце потоком, подобно дымящим автомашинам на этой до краев забитой улице.
Наконец все затихло, наступила ночь. В ее тишине отчетливо слышалось тиканье настенных часов. Изредка в окно врывался скрежет трамвайных колес.
Аброр уложил сына на кровать Вазиры, рядом с собой.
В десять вечера Зафар крепко заснул. Аброр дремал, пробуждался, резко вздрагивая, широко открытыми глазами всматриваясь в темноту. Тихо прикасался губами ко лбу сына — нет, температуры не было, и это обнадеживало, что все будет в порядке.
А на столе в комнате рядом лежал чертеж-проект аллеи фонтанов. Ей предстояло возникнуть в скором времени в восточной части центральной городской площади.
Он знал, что проект еще схематичен, не найдена та изюминка, благодаря которой аллея заиграет, станет неповторимой, а потому — притягивающей к себе людей. В дневные часы мысль Аброра буксовала, не могла выйти из трясины шаблона. Он сознавал это, и такое сознание было, пожалуй, основной причиной его постоянного в последнее время раздражения.
Ночами, как ему казалось, он находил способ выбраться из тупика. Вот и теперь... Взял чистый лист белой бумаги, неожиданно для себя стал уверенно набрасывать силуэт сооружения, фантастически легкого, из водяных струй, но сооружения с живой, пульсирующей конструкцией. Несколько быстрых и четких движений карандаша — и возникали ряды таких пульсирующих конструкций, сложный, своеобразный ансамбль-аллея... Пять метров высоты, видимо, будет достаточно. Но струй должно быть очень много, и располагаться они должны густо. Двести, пятьсот, тысяча? Может быть, и две!
Аброр мысленно представил себе ныне действующий фонтан-водопад — там всего около ста тугих струй. Словно длинные шлейфы, непрерывно струятся, разом падают почти с десятиметровой высоты... Нет, аллея... Аллея фонтанов должна создаваться совсем иначе. Высота меньше. Плотность водяных «стен» — не ширина, а именно плотность — больше. Две тысячи струй! Косички, ниспадающие с головы, радужно играющие в солнечных лучах... Звонкий говор воды, что изливается на прозрачную гладь бассейна, должен перекрыть дисгармонию урчащей и фыркающей городской магистрали. Это тоже будет приятно людям, они станут сюда приходить отдыхать, именно отдыхать.
На какой-то миг Аброру показалось, что он слышит в ночной тишине умиротворяющий плеск, ощущает на лице приятную прохладу водяной пыли, видит из-за сплошной завесы зелени взлет сверкающих струй; сквозь марево их улица предстает размытой, зыбкой, нереальной. Погружаешься в волшебство удивительной красоты, в слияние острого наслаждения и светлого спокойствия — вот этот долгожданный миг в работе!
Душа, разрываемая на части, беспорядочно захлестываемая потоком мелочей, вдруг озаряется одной-единственной мыслью, одним-единственным чувством-порывом. И эта мысль, этот порыв усиливает твое внутреннее зрение: начинаешь видеть то, чего раньше никак не удавалось разглядеть. И тогда отбрасываешь во имя главного все, что сковывало, захлестывало и разменивало тебя...
Не забыть, тут опять неровности рельефа — перепад уровней между центральной площадью и предполагаемой аллеей. Перепад использован в прежнем фонтане-водопаде удачно. А здесь что делать? Не повторять же старый прием!
Аброр взял еще лист бумаги, попробовал набросать аллею в разрезе, развернуть ее по горизонтали во всю длину. Так... аллея будет располагаться на два метра выше проспекта, а площадь метра на два выше аллеи. Тогда водяные веера будут каскадом ниспадать и предстанут глазам на трех уровнях.
Сердце Аброр а билось учащенно, но голова была ясной, и послушные руки чуть ли не автоматически набрасывали на бумагу новые детали, формы, расчеты. В другое время он мог бы все это искать днями и неделями, искать — и вовсе не обязательно найти.
Работа поглотила Аброра. И когда он вдруг услышал сквозь полуоткрытую дверь спальни сдавленные вскрики, то сперва не сразу сообразил, что это и откуда. Потом, как бы издалека, вернулся в свою квартиру, все вспомнил, бегом бросился в спальню.
Зафар дергался, глаза его были закрыты.
— По-о... пошла вон! Пошла отсюда!.. А-а-а!..
Аброр приподнял сына, просунув ему руку л од лопатки.
— Зафар! Ты плохой сон увидел? Собаку? Зафар!..
Поднял на руки дрожащего ребенка, прижал к груди... Ну да, Зафару приснилось, что его окружили огромные дворняги и от них нет никакого спасения... Жар? Нет. Аброр приложил губы ко лбу мальчика —температуры как будто нет.
— Днем ты перепугался, сынок, и это все приснилось,— стал успокаивать Зафара Аброр.— Не бойся, это просто сон. Он прошел, и все.
- Папа, я пить хочу. Аброр налил в пиалу кипяченой воды:
На-ка, сынок, попей... У тебя нигде не болит? Нет. Ой, вы еще не спите, папа? Аброр понял, что сыну не хочется оставаться в постели одному. Больше двух часов... Ай-ай-ай, пересидел... Хорошо, что ты склеил мне. Сейчас ложусь.
И кабинете он собрал в одну стопку рисунки и схемы, прижал их тяжелой металлической линейкой. Затем надел пижаму, погасил свет и лег рядом с Зафаром.
— Папа, а что будет с Сиртланом? — Мальчик, видно, перепил себе сон.
— Пока посидит в клетке. Его проверят...
— А потом в собачий ящик?
Мальчик уже знал, что «собачий ящик» увозил бездомных животных на убой Чтобы не вызвать у него беспокойства, Аброр ответил, что нет, мол, если Сиртлан окажется здоровым, кто-нибудь его может взять к себе домой.
— Папа, а давай мы его возьмем, а? Аброр удивился:
— Он же тебя укусил... Еще хочешь?
— Но Сиртлан вообще-то не злой. Вас не укусил. Тетю доктора не укусил. Мы уже знаем его имя... Жалко, если его убьют.
— А где его держать будешь? Сиртлан ведь не комнатный пес, ему нужен двор.
— А двор есть у дедушки.
Аброр вздохнул (разговорчивый Зафар-джан опять втолкнул его в мир неотложных забот):
— Скоро тот двор тоже снесут.
— Как это, зачем?
— Ну, это долго рассказывать. Давай-ка лучше спать. Мне утром на работу идти.
Мальчик помолчал. Но не думать о Сиртлане не мог. Заговорил снова:
— Папа, это же мы отвезли Сиртлана туда, ну, в их собачью больницу. Он был на воле, а теперь в клетке может погибнуть. Я этого не хочу.
Тронутый чувствами сына, Аброр пообещал ему, что, если Сиртлан окажется здоровым, так и быть, они вызволят его, в багажнике повезут за город и отдадут каким-нибудь добрым людям, у кого есть двор и кому нужна хорошая собака. Мальчик этому поверил, успокоился и наконец заснул.
Рано утром, когда Аброр еще крепко спал, настойчиво зазвонили в наружную дверь. Протирая кулаком глаза, Аброр еле сполз с постели, медленно потащился в прихожую, спросил недовольным голосом:
— Кто там?
Из-за двери послышался голос Вазиры:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Тревоги и заботы сжимали грудь, теснились в сердце потоком, подобно дымящим автомашинам на этой до краев забитой улице.
Наконец все затихло, наступила ночь. В ее тишине отчетливо слышалось тиканье настенных часов. Изредка в окно врывался скрежет трамвайных колес.
Аброр уложил сына на кровать Вазиры, рядом с собой.
В десять вечера Зафар крепко заснул. Аброр дремал, пробуждался, резко вздрагивая, широко открытыми глазами всматриваясь в темноту. Тихо прикасался губами ко лбу сына — нет, температуры не было, и это обнадеживало, что все будет в порядке.
А на столе в комнате рядом лежал чертеж-проект аллеи фонтанов. Ей предстояло возникнуть в скором времени в восточной части центральной городской площади.
Он знал, что проект еще схематичен, не найдена та изюминка, благодаря которой аллея заиграет, станет неповторимой, а потому — притягивающей к себе людей. В дневные часы мысль Аброра буксовала, не могла выйти из трясины шаблона. Он сознавал это, и такое сознание было, пожалуй, основной причиной его постоянного в последнее время раздражения.
Ночами, как ему казалось, он находил способ выбраться из тупика. Вот и теперь... Взял чистый лист белой бумаги, неожиданно для себя стал уверенно набрасывать силуэт сооружения, фантастически легкого, из водяных струй, но сооружения с живой, пульсирующей конструкцией. Несколько быстрых и четких движений карандаша — и возникали ряды таких пульсирующих конструкций, сложный, своеобразный ансамбль-аллея... Пять метров высоты, видимо, будет достаточно. Но струй должно быть очень много, и располагаться они должны густо. Двести, пятьсот, тысяча? Может быть, и две!
Аброр мысленно представил себе ныне действующий фонтан-водопад — там всего около ста тугих струй. Словно длинные шлейфы, непрерывно струятся, разом падают почти с десятиметровой высоты... Нет, аллея... Аллея фонтанов должна создаваться совсем иначе. Высота меньше. Плотность водяных «стен» — не ширина, а именно плотность — больше. Две тысячи струй! Косички, ниспадающие с головы, радужно играющие в солнечных лучах... Звонкий говор воды, что изливается на прозрачную гладь бассейна, должен перекрыть дисгармонию урчащей и фыркающей городской магистрали. Это тоже будет приятно людям, они станут сюда приходить отдыхать, именно отдыхать.
На какой-то миг Аброру показалось, что он слышит в ночной тишине умиротворяющий плеск, ощущает на лице приятную прохладу водяной пыли, видит из-за сплошной завесы зелени взлет сверкающих струй; сквозь марево их улица предстает размытой, зыбкой, нереальной. Погружаешься в волшебство удивительной красоты, в слияние острого наслаждения и светлого спокойствия — вот этот долгожданный миг в работе!
Душа, разрываемая на части, беспорядочно захлестываемая потоком мелочей, вдруг озаряется одной-единственной мыслью, одним-единственным чувством-порывом. И эта мысль, этот порыв усиливает твое внутреннее зрение: начинаешь видеть то, чего раньше никак не удавалось разглядеть. И тогда отбрасываешь во имя главного все, что сковывало, захлестывало и разменивало тебя...
Не забыть, тут опять неровности рельефа — перепад уровней между центральной площадью и предполагаемой аллеей. Перепад использован в прежнем фонтане-водопаде удачно. А здесь что делать? Не повторять же старый прием!
Аброр взял еще лист бумаги, попробовал набросать аллею в разрезе, развернуть ее по горизонтали во всю длину. Так... аллея будет располагаться на два метра выше проспекта, а площадь метра на два выше аллеи. Тогда водяные веера будут каскадом ниспадать и предстанут глазам на трех уровнях.
Сердце Аброр а билось учащенно, но голова была ясной, и послушные руки чуть ли не автоматически набрасывали на бумагу новые детали, формы, расчеты. В другое время он мог бы все это искать днями и неделями, искать — и вовсе не обязательно найти.
Работа поглотила Аброра. И когда он вдруг услышал сквозь полуоткрытую дверь спальни сдавленные вскрики, то сперва не сразу сообразил, что это и откуда. Потом, как бы издалека, вернулся в свою квартиру, все вспомнил, бегом бросился в спальню.
Зафар дергался, глаза его были закрыты.
— По-о... пошла вон! Пошла отсюда!.. А-а-а!..
Аброр приподнял сына, просунув ему руку л од лопатки.
— Зафар! Ты плохой сон увидел? Собаку? Зафар!..
Поднял на руки дрожащего ребенка, прижал к груди... Ну да, Зафару приснилось, что его окружили огромные дворняги и от них нет никакого спасения... Жар? Нет. Аброр приложил губы ко лбу мальчика —температуры как будто нет.
— Днем ты перепугался, сынок, и это все приснилось,— стал успокаивать Зафара Аброр.— Не бойся, это просто сон. Он прошел, и все.
- Папа, я пить хочу. Аброр налил в пиалу кипяченой воды:
На-ка, сынок, попей... У тебя нигде не болит? Нет. Ой, вы еще не спите, папа? Аброр понял, что сыну не хочется оставаться в постели одному. Больше двух часов... Ай-ай-ай, пересидел... Хорошо, что ты склеил мне. Сейчас ложусь.
И кабинете он собрал в одну стопку рисунки и схемы, прижал их тяжелой металлической линейкой. Затем надел пижаму, погасил свет и лег рядом с Зафаром.
— Папа, а что будет с Сиртланом? — Мальчик, видно, перепил себе сон.
— Пока посидит в клетке. Его проверят...
— А потом в собачий ящик?
Мальчик уже знал, что «собачий ящик» увозил бездомных животных на убой Чтобы не вызвать у него беспокойства, Аброр ответил, что нет, мол, если Сиртлан окажется здоровым, кто-нибудь его может взять к себе домой.
— Папа, а давай мы его возьмем, а? Аброр удивился:
— Он же тебя укусил... Еще хочешь?
— Но Сиртлан вообще-то не злой. Вас не укусил. Тетю доктора не укусил. Мы уже знаем его имя... Жалко, если его убьют.
— А где его держать будешь? Сиртлан ведь не комнатный пес, ему нужен двор.
— А двор есть у дедушки.
Аброр вздохнул (разговорчивый Зафар-джан опять втолкнул его в мир неотложных забот):
— Скоро тот двор тоже снесут.
— Как это, зачем?
— Ну, это долго рассказывать. Давай-ка лучше спать. Мне утром на работу идти.
Мальчик помолчал. Но не думать о Сиртлане не мог. Заговорил снова:
— Папа, это же мы отвезли Сиртлана туда, ну, в их собачью больницу. Он был на воле, а теперь в клетке может погибнуть. Я этого не хочу.
Тронутый чувствами сына, Аброр пообещал ему, что, если Сиртлан окажется здоровым, так и быть, они вызволят его, в багажнике повезут за город и отдадут каким-нибудь добрым людям, у кого есть двор и кому нужна хорошая собака. Мальчик этому поверил, успокоился и наконец заснул.
Рано утром, когда Аброр еще крепко спал, настойчиво зазвонили в наружную дверь. Протирая кулаком глаза, Аброр еле сполз с постели, медленно потащился в прихожую, спросил недовольным голосом:
— Кто там?
Из-за двери послышался голос Вазиры:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81