— Нового ты ничего не придумал.
— Знаю.
— Повторяешь мои собственные планы.
— Допустим, но ты один хотел верховодить, а меня это не устраивает.
— С каких пор?
— Да вот с этой самой минуты.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас же дал тебе ответ? Алик встал и лениво потянулся.
— Нет, не обязательно. Могу подождать, скажем, четверть часа. Поплыву к Фелеку и вернусь обратно, а ты пока подумай.
Шреттер проводил его взглядом. Алик шел, легко, по-мальчишески ступая, и ноги его казались сзади еще тоньше и длиннее. Дойдя до воды, он обернулся и сказал с задорной усмешкой:
— Не злись, а то скоро состаришься!
Шреттер лег навзничь. Над ним снова было приветливое тихое небо. Солнце поднялось выше и слепило глаза, пришлось закрыть их. Нагретый воздух звенел от мелодичного жужжания насекомых. В ракитнике отрывисто свистнул дрозд и умолк. Вдалеке послышался ответный свист.
В праздники, часа в четыре-пять, жители Островца весной и летом обыкновенно шли в кафе Балабановича. Оно издавна славилось отменным кофе-гляссе и мороженым. Во время оккупации туда, как и в «Монополь», имели доступ только немцы. Но в последние дни со вновь открытой летней верандой кафе опять приобрело привычный довоенный вид. Веранда, огороженная выкрашенным в красную краску штакетником, выходила на шумный перекресток Аллеи и площади Красной Армии. На стороне, обращенной к Аллее, было просторнее, и она всегда пользовалась большим успехом. Сейчас от солнца ее заслоняли цветущие каштаны. Было около шести часов, жара спала. Все столики на веранде были заняты, и многие, не найдя свободных мест, уходили. По Аллее в сторону парка двигался непрерывный оживленный роток гуляющих.
Мацек Хелмицкий и Кристина сидели со стороны Аллеи возле самой решетки, пахнущей свежей масляной краской. На площади передавали по радио сводку. Фашистская Германия трещала по всем швам. В Москве в ознаменование победы войск Второго Белорусского фронта был произведен салют двадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий. Войска Второй британской армии вступили в Данию. Датские патриоты захватили власть в Копенгагене. С момента высадки союзнических войск в Нормандии число пленных немцев превысило пять миллионов. Вслед за капитуляцией немецких соединений на севере объявила капитуляцию и австрийско-баварская группа войск. Три немецкие армии сдались в плен Седьмой объединенной американо-французской армии. Генерал Паттон перешел в наступление в Чехословакии. В субботу после полудня вспыхнуло восстание в Праге. К вечеру большая ее часть находилась в руках восставших. Солдаты Седьмой американской армии около Берхтесгадена захватили в плен генерал-губернатора доктора Ганса Франка...
При последнем известии на веранде поднялся шум. Люди за столиками оживились.
Мацей наклонился к Кристине.
— Слышишь?
— Что?
— Франка поймали.
— Да?
— Как ты думаешь, его повесят?
— Наверно.
Он внимательно, с нежной тревогой посмотрел на нее.
— О чем ты думала?
— Я?
— Не хочешь говорить?
— Да нет, что ты!— сказала она с печальной улыбкой.— Я думала о том, о чем не имею права думать. Но теперь все, больше не буду. Не гляди на меня с таким укором...
— С укором?
— А как?
— Разве ты не знаешь, как? — тихо спросил он.
— Смотри!— Она показала пальцем на стоявшее перед ней блюдце.— Мороженое совсем растаяло.
— Это тебе в наказание.
— За мысли?
— Ага.
— Справедливое наказание.
— Еще бы!
Их взгляды встретились, и они с минуту смотрели друг на друга. Кристину заливал мягкий свет предзакатного солнца. По временам, когда ветер шевелил листьями каштанов, по ее лицу, волосам и плечам пробегали легкие, зыбкие тени.
— Ты загорела,— глухим голосом сказал Мацек.
— Да?
Она окинула рассеянным взглядом веранду, полную людей, толпу на тротуаре, освещенные солнцем кайгганы.
— Ты что?— спросил он.
— Знаешь, мне иногда кажется все это нереальным...
— Люди?
— Нет, весь сегодняшний день. А то наоборот — чересчур реальным...
— Как так?
— Вот видишь, какая я...
— Ну, скажи,— он сидел, поставив локти на стол,— разве нам было плохо?
— Слишком хорошо.
Она украдкой посмотрела на часы. Он заметил это.
— У тебя еще есть время.
— Немного есть. Но мне еще надо зайти домой переодеться.
— Я тебя провожу, ладно? Она кивнула.
— Только в бар не приходи.
— Почему? Ты не хочешь?
— Да. Я предпочитаю не видеть тебя там. Поужинай где-нибудь в другом месте, хорошо?
— А потом ты придешь? — с беспокойством спросил он. По ее лицу пробегали солнечные блики и тени, а глаза, как ночью, влажно поблескивали, излучая тепло.
— Обязательно?— прошептал он.
— Ну конечно! Разве ты сомневаешься?
— Больше, чем вчера.
— Вот глупый.
— Видишь ли...
— Что?
— Когда чего-нибудь очень хочется, нельзя быть уверенным...
Она не ответила.
— Разве нет?
— Так не должно быть.
— Но откуда взяться уверенности, спокойствию?
— Нашел у кого спрашивать! Откуда мне знать? Он подпер голову рукой, опустил глаза, потом вдруг
поднял взгляд на Кристину:
— А знаешь, мне кажется, я понял, откуда берется спокойствие...
Вдруг кто-то громко позвал:
— Алло, Кристина!
Они обернулись. Совсем рядом, у самой решетки, стояла кудрявая Лили Ганская в белой кофточке, белой спортивной юбке, с теннисной ракеткой под мышкой. Другой рукой она радостно махала Кристине.
— Кто это?— шепотом спросил он.
Она не успела ответить, как Лили Ганская протиснулась в их угол.
— Ага, попались! Кристина улыбнулась.
— Как видишь, мы не прячемся. Вы, кажется, не знакомы? Хелмицкий — моя подруга, Лили Ганская.
Лили энергично, по-мальчишески протянула Мацеку руку и с нескрываемым, беззастенчивым любопытством уставилась на него.
— Мне ваше лицо знакомо. Вы вчера были у нас в баре, верно?
— Верно.
— Но вы не здешний?
— Да.
— Он через несколько дней уезжает,— сказала Кристина.
— Как? Уже? Но потом вы приедете?
— Возможно.
— Не наверняка?
— Лили!— укоризненно сказала Кристина.
Лили рассмеялась и, перегнувшись через ограду, поцеловала Кристину в щеку.
— Не сердись, дорогая. Поздравляю,— шепнула она ей на ухо.— Очень красивый мальчик,
И стрельнула глазами в сторону Хелмицкого.
— Не слушайте, пожалуйста, мы о вас говорим.
— В теннис играла?— спросила Кристина.
— Ага! Только я сегодня не в форме, то и дело мазала. Твое счастье, что ты вчера смылась. Угадай, в котором часу разошлись?
— Утром, наверно.
— Ты не представляешь, что вчера творилось!
И она торопливо, сбивчиво начала рассказывать о прошедшей ночи. О том, как Вейхерт стоял на коленях перед Розой Путятыцкой, Ганка Левицкая учила Свенц-кого танцевать свинг, какой-то молодой человек дал Сейферту в уборной по физиономии, чтобы тот не приставал, а Путятыцкий приглашал всех присутствующих в будущем году к себе в Хвалибогу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73