Это, как говорится, человек идеи. До войны его дважды судили, он сидел в тюрьме. Два года пробыл в концентрационном лагере. Тем хуже для нас. Карьеристы нам не страшны. Эти сами удирают, как крысы с тонущего корабля. На них не стоит тратить пули и рисковать жизнью таких людей, как вы. Цена слишком дорогая. Но когда речь идет об идеях, которые несут нам неволю и смерть, у нас может быть только один ответ: смерть. Таков закон борьбы. Пусть история рассудит, кто из нас прав. Нам уже поздно отступать...— Он затянулся и многозначительно закончил:— Мы сделали выбор.
Анджей сидел, понурив голову и опустив сплетенные руки между широко расставленными коленями. Вага бросил на него быстрый взгляд.
— Вы, конечно, можете меня спросить — и это вопрос принципиальный,— правильный ли мы сделали выбор? Может, сперва надо было разобраться, кто прав, кто виноват, а потом выбирать? Согласен, есть над чем подумать.
Анджей поднял голову и вопросительно посмотрел на Вагу. Вага задумался.
— Я не собираюсь отделываться трескучими фразами. Вас на это не возьмешь. Вы слишком интеллигентны...
Косецкий пожал плечами.
— Дело не в интеллигентности^ я просто хочу быть честным.
— Я имел в виду внутреннюю интеллигентность,— поспешно ответил Вага.— Эти вопросы волнуют не только вас. Вы не одиноки в своих сомнениях. Но что я могу вам на это сказать? Я такой же солдат, как вы, и выполняю приказания своих командиров. Слепо ли я их выполняю? Нет. Я верю в их справедливость, потому что, будучи солдатом, я не перестаю быть человеком и пользуюсь своим законным правом судить мир, в котором живу. Я бы даже сказал — своей обязанностью. Уверяю вас, поручик, кто не хочет быть судьей, тот не хочет быть человеком. Но если берешь на себя смелость судить, надо быть верным самому себе. Это, простите меня за громкое слово, дело совести. Вот все, что я хотел сказать!— Он подвинулся на край кресла и взял чашку.— Пока мы разговаривали, кофе остыл...
Он залпом выпил кофе и, перегнувшись через стол, положил свою маленькую руку на широкое плечо Анджея.
— Итак, поручик, продолжим прерванный разговор? Анджей сосредоточенно думал о чем-то. Наконец он
выпрямился.
— Да.
— Ну и прекрасно! О чем я вас спрашивал? Ага! Что вы предлагаете? Есть ли у вас какой-нибудь план?
— Да. Но пока только в общих чертах...
— Я вас слушаю. Анджей придвинулся ближе.
— Щука, как нас информировали, остановился в «Монополе»...
Вдруг у входной двери раздался резкий звонок. Анджей замолчал и взглянул на Вагу.
— Минуточку!— сказал тот.
Слышно было, как Станевич вышла в переднюю.
Открыв дверь на темную лестничную площадку и увидев перед собой высокого, грузного мужчину, она не сразу узнала свояка.
— Добрый вечер, Катажина!
— Стефан!— удивленно, но отнюдь не радостно воскликнула она.— Вот уж никак не ожидала! Какими судьбами? Ты — в Островце?
— Как видишь.
— Непостижимо!
Война почти не отразилась на ее внешности. Она всегда выглядела моложе своих лет, и теперь этой стройной блондинке с красивым, холеным лицом тоже нельзя было дать сорока. Несмотря на фамильное сходство, трудно было найти двух сестер, менее похожих друг на друга, чем Катажина и Мария. Ему это бросилось в глаза, как только он взглянул на свояченицу, и он понял, что пришел сюда для того, чтобы отыскать в Катажине хотя бы отдаленное сходство с Марией. Ему стало досадно, но отступать было поздно.
— Ты прекрасно выглядишь,— сказал он.
Станевич все еще не могла прийти в себя от удивления.
— Я ожидала увидеть кого угодно, только не тебя! Раздевайся, пожалуйста, я очень рада.
Щука разделся и заметил на вешалке несколько пальто.
— У тебя гости?
— Это не важно! Пришли посидеть друзья. Путя-тыцкие...
— Я вижу, ты до сих пор предпочитаешь аристократическое общество.
— До сих пор?— Она с притворным удивлением подняла тонкие, словно нарисованные брови.— А ты считаешь, что друзей надо выбирать в зависимости от ситуации?
— Конечно.
Станевич немного опешила, но заставила себя рассмеяться.
— Ты, кажется, по своему обыкновению, хотел меня поддеть? Ты верен себе.
Он посмотрел на нее без тени иронии.
— Наоборот, дорогая, я просто хочу быть солидарным с тобой.
— Ну и прекрасно!— Она сделала вид, что принимает его слова за чистую монету.— А то я испугалась, что ты будешь шарахаться от моих гостей. Входи. Ах да!— Она остановилась перед дверью.— Значит, ты благополучно вернулся. Выглядишь ты прекрасно. А что у тебя с ногой?
— Так, пустяки.
— Ничего серьезного?
— Абсолютно,— сказал он, хотя знал, что навсегда останется хромым.
— А как Мария? Ей, бедняжке, наверно, нелегко пришлось.
— Как и всем в лагере.
— Она, конечно, уже вернулась?
— Нет.
Станевич, держась за ручку двери, оглянулась.
— Нет? Что ты говоришь? Как это ужасно! Хотя по-настоящему из лагерей ведь начали возвращаться только сейчас. Но она, по крайней мере, здорова?
Щука кивнул.
— Ну, вот видишь! Это самое главное. Посмотришь, она скоро вернется.
Щука с минуту колебался.
— Я тоже так думаю,— спокойно сказал он и вошел вслед за свояченицей в комнату.
Взгляды сидевших за столом устремились в его сторону.
— Инженер Щука, мой свояк,— сказала Станевич, стараясь непринужденностью тона сгладить неловкость.
Она терпеть не могла натянутых ситуаций в обществе, и в ней ожила давнишняя неприязнь к мужу сестры. Никогда она не могла понять, как Мария, такая неглупая и интересная девушка, могла выйти замуж за подобного человека. Но самое непостижимое было то, что они производили впечатление счастливой пары. Она вспомнила, что сказал о Щуке ее муж после одного из редких семейных сборищ: «Я допускаю, что можно быть коммунистом. Всякие бывают извращения. Но признаваться в этом открыто? Это, на мой взгляд, уж слишком».
Между тем Щука, казавшийся особенно большим и грузным в этой тесной комнате, опустился в кресло рядом с Тележинским.
— Выпьешь кофе?— спросила Станевич.
— С удовольствием,— буркнул он по своему обыкновению.
— Простите,— отозвался с другого конца стола Путятыцкий,— я не ослышался, ваша фамилия Щука?
Щука поднял тяжелые веки.
— Да.
— Где-то я встречал эту фамилию,— прогнусавил Путятыцкий.— Только вот где? Совсем недавно...
— Я могу вам помочь,— сказал Щука.— Наверно, в газетах, в связи со съездом партии.
Станевич беспокойно заерзала.
— Да, да!— воскликнул Путятыцкий.— Я, правда, не имею обыкновения читать подобные вещи, но теперь я вспомнил, что выступал человек с такой фамилией.
— Совершенно верно.
— Надеюсь, это не ваш родственник?— сочувственно спросил Путятыцкий.
— Нет.
— Я так и думал. Но все равно это неприятно. Щука взял чашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Анджей сидел, понурив голову и опустив сплетенные руки между широко расставленными коленями. Вага бросил на него быстрый взгляд.
— Вы, конечно, можете меня спросить — и это вопрос принципиальный,— правильный ли мы сделали выбор? Может, сперва надо было разобраться, кто прав, кто виноват, а потом выбирать? Согласен, есть над чем подумать.
Анджей поднял голову и вопросительно посмотрел на Вагу. Вага задумался.
— Я не собираюсь отделываться трескучими фразами. Вас на это не возьмешь. Вы слишком интеллигентны...
Косецкий пожал плечами.
— Дело не в интеллигентности^ я просто хочу быть честным.
— Я имел в виду внутреннюю интеллигентность,— поспешно ответил Вага.— Эти вопросы волнуют не только вас. Вы не одиноки в своих сомнениях. Но что я могу вам на это сказать? Я такой же солдат, как вы, и выполняю приказания своих командиров. Слепо ли я их выполняю? Нет. Я верю в их справедливость, потому что, будучи солдатом, я не перестаю быть человеком и пользуюсь своим законным правом судить мир, в котором живу. Я бы даже сказал — своей обязанностью. Уверяю вас, поручик, кто не хочет быть судьей, тот не хочет быть человеком. Но если берешь на себя смелость судить, надо быть верным самому себе. Это, простите меня за громкое слово, дело совести. Вот все, что я хотел сказать!— Он подвинулся на край кресла и взял чашку.— Пока мы разговаривали, кофе остыл...
Он залпом выпил кофе и, перегнувшись через стол, положил свою маленькую руку на широкое плечо Анджея.
— Итак, поручик, продолжим прерванный разговор? Анджей сосредоточенно думал о чем-то. Наконец он
выпрямился.
— Да.
— Ну и прекрасно! О чем я вас спрашивал? Ага! Что вы предлагаете? Есть ли у вас какой-нибудь план?
— Да. Но пока только в общих чертах...
— Я вас слушаю. Анджей придвинулся ближе.
— Щука, как нас информировали, остановился в «Монополе»...
Вдруг у входной двери раздался резкий звонок. Анджей замолчал и взглянул на Вагу.
— Минуточку!— сказал тот.
Слышно было, как Станевич вышла в переднюю.
Открыв дверь на темную лестничную площадку и увидев перед собой высокого, грузного мужчину, она не сразу узнала свояка.
— Добрый вечер, Катажина!
— Стефан!— удивленно, но отнюдь не радостно воскликнула она.— Вот уж никак не ожидала! Какими судьбами? Ты — в Островце?
— Как видишь.
— Непостижимо!
Война почти не отразилась на ее внешности. Она всегда выглядела моложе своих лет, и теперь этой стройной блондинке с красивым, холеным лицом тоже нельзя было дать сорока. Несмотря на фамильное сходство, трудно было найти двух сестер, менее похожих друг на друга, чем Катажина и Мария. Ему это бросилось в глаза, как только он взглянул на свояченицу, и он понял, что пришел сюда для того, чтобы отыскать в Катажине хотя бы отдаленное сходство с Марией. Ему стало досадно, но отступать было поздно.
— Ты прекрасно выглядишь,— сказал он.
Станевич все еще не могла прийти в себя от удивления.
— Я ожидала увидеть кого угодно, только не тебя! Раздевайся, пожалуйста, я очень рада.
Щука разделся и заметил на вешалке несколько пальто.
— У тебя гости?
— Это не важно! Пришли посидеть друзья. Путя-тыцкие...
— Я вижу, ты до сих пор предпочитаешь аристократическое общество.
— До сих пор?— Она с притворным удивлением подняла тонкие, словно нарисованные брови.— А ты считаешь, что друзей надо выбирать в зависимости от ситуации?
— Конечно.
Станевич немного опешила, но заставила себя рассмеяться.
— Ты, кажется, по своему обыкновению, хотел меня поддеть? Ты верен себе.
Он посмотрел на нее без тени иронии.
— Наоборот, дорогая, я просто хочу быть солидарным с тобой.
— Ну и прекрасно!— Она сделала вид, что принимает его слова за чистую монету.— А то я испугалась, что ты будешь шарахаться от моих гостей. Входи. Ах да!— Она остановилась перед дверью.— Значит, ты благополучно вернулся. Выглядишь ты прекрасно. А что у тебя с ногой?
— Так, пустяки.
— Ничего серьезного?
— Абсолютно,— сказал он, хотя знал, что навсегда останется хромым.
— А как Мария? Ей, бедняжке, наверно, нелегко пришлось.
— Как и всем в лагере.
— Она, конечно, уже вернулась?
— Нет.
Станевич, держась за ручку двери, оглянулась.
— Нет? Что ты говоришь? Как это ужасно! Хотя по-настоящему из лагерей ведь начали возвращаться только сейчас. Но она, по крайней мере, здорова?
Щука кивнул.
— Ну, вот видишь! Это самое главное. Посмотришь, она скоро вернется.
Щука с минуту колебался.
— Я тоже так думаю,— спокойно сказал он и вошел вслед за свояченицей в комнату.
Взгляды сидевших за столом устремились в его сторону.
— Инженер Щука, мой свояк,— сказала Станевич, стараясь непринужденностью тона сгладить неловкость.
Она терпеть не могла натянутых ситуаций в обществе, и в ней ожила давнишняя неприязнь к мужу сестры. Никогда она не могла понять, как Мария, такая неглупая и интересная девушка, могла выйти замуж за подобного человека. Но самое непостижимое было то, что они производили впечатление счастливой пары. Она вспомнила, что сказал о Щуке ее муж после одного из редких семейных сборищ: «Я допускаю, что можно быть коммунистом. Всякие бывают извращения. Но признаваться в этом открыто? Это, на мой взгляд, уж слишком».
Между тем Щука, казавшийся особенно большим и грузным в этой тесной комнате, опустился в кресло рядом с Тележинским.
— Выпьешь кофе?— спросила Станевич.
— С удовольствием,— буркнул он по своему обыкновению.
— Простите,— отозвался с другого конца стола Путятыцкий,— я не ослышался, ваша фамилия Щука?
Щука поднял тяжелые веки.
— Да.
— Где-то я встречал эту фамилию,— прогнусавил Путятыцкий.— Только вот где? Совсем недавно...
— Я могу вам помочь,— сказал Щука.— Наверно, в газетах, в связи со съездом партии.
Станевич беспокойно заерзала.
— Да, да!— воскликнул Путятыцкий.— Я, правда, не имею обыкновения читать подобные вещи, но теперь я вспомнил, что выступал человек с такой фамилией.
— Совершенно верно.
— Надеюсь, это не ваш родственник?— сочувственно спросил Путятыцкий.
— Нет.
— Я так и думал. Но все равно это неприятно. Щука взял чашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73