Полчаса назад Светов вызвал с берегового аэродрома истребительную авиацию прикрытия, и теперь высоко над кораблем сизыми молниями, то исчезая, то появляясь в разрывах облаков, проносились самолеты.
Океан нее больше темнел. У борга корабля бежали потоки вспененной воды, словно полосы изорванной белой кисеи. Ветер срывал пену с гребней волн и со свистом гнал ее, как поземку.
В небе появились неприятельские самолеты, и там начался «бой» — сложная игра стремительно мчавшихся на разных курсах серых теней.
Показался вытянутый в океан, поросший лесом, мыс, на котором была расположена радиолокационная станция, за ним весь в седых барашках огороженный скалами залив.
— Придется пошуметь, чтобы прощупать огневые точки, — сказал Светов. — Мы движемся напролом, а «синие», конечно, ждут момента, чтобы разделать нас под орех. Ну, чьи нервы крепче? — Глаза Светова азартно блестели.
«Дерзновенный» повернул. Его орудия открыли огонь по мысу.
Все ближе и ближе скалы, вход в бухту. Вот-вот ответит береговая артиллерия. Но земля, прикрытая сумерками, молчала.
— Как бы они нас не перехитрили, — хрипло проговорил Порядов, невольно все более поддававшийся волнению.
Светов не ответил. Он еще раз посмотрел на небо, на море вокруг.
— Если «синие» решат окончательно пожертвовать станцией, если через пять минут нервы у них не сдадут, я поверну «Дерзновенный» назад. Не стану лезть, как мышь в мышеловку! — сказал он.
Эсминец шел упрямо и, казалось, бесшабашно под огонь береговых батарей.
Вдалеке у причалов зачернели силуэты транспортов и каботажных судов.
— Это что, ва-банк?! — спросил Порядов.
— Риск — благородное дело!
Порядов до боли в глазах всматривался в берег. В этот момент озноб и тошнота, которые мучили его, куда-то исчезли. Не стало ни обжигающего лицо ветра, ни ледяных брызг, ни холодного низкого зимнего неба. Порядов позабыл обо всем. Светов нервно расхаживал по мостику.
«Я не могу уйти, не вызвав на себя огонь. Но что ж делать?» — думал он.
— Стреляйте же, стреляйте, черти! — вырвалось у него.
И тут, наконец, заговорила одна из скрытых на полуострове батарей, другая, третья... Видимо, «противник» решил, что может наверняка уничтожить зарвавшийся вконец эсминец и что скрываться ему больше нечего.
Светов преобразился. Он стоял у машинного телеграфа, властно отдавая приказания. Его лицо светилось радостью, упоением, почти счастьем. Пусть это был не взаправдашний бой, но, сам того не замечая, Светов переживал все происходившее так, словно дело шло о жизни или смерти.
...«Дерзновенный» понесся вдоль берега, непрерывно меняя курс, выполняя искусный «противоартиллерий-
ский зигзаг». Старший помощник поспешно отмечал на карте огневые точки «противника».
— Пробоина в правом борту, в районе... шпангоута... — дал вводную посредник. Он уже несколько минут стоял рядом со Световым, но Порядов заметил его только сейчас.
— Заделать пробоину! — приказал Светов. Только на мгновение он представил себе матросов из аварийной партии в затемненном отсеке, ловко орудующих клиньями, брусьями, матами, заделывающих пробоину. Решил — «справятся!» — и тотчас же стал думать о другом.
Пора было уходить. «Дерзновенный» повернул, огибая мыс, далеко вытянувшийся в океан.
В эту минуту вахтенный офицер заметил, что с флагом творится что-то неладное. Трудно было издали в наступающих сумерках точно определить, что произошло. Сигнальщик тут же доложил, что флаг вот-вот сорвет ветром. Вахтенный офицер не стал отвлекать командира, но громко крикнул сигнальщику:
— Флаг уберечь!
Порядов посмотрел на мачту и ничего не понял. Высоко в небе реяло белое с голубой полосой полотнище — святая святых корабля, его честь и слава. «Как будто все в порядке».
И все-таки сигнальщик оказался прав. Когда «Дерзновенный» шел прогни ветра, горячее марево, струившееся из его трубы, окутало мачту. От сильного жара фал—особого плетения тонкая веревка, на которой был поднят флаг, — перегорел. К счастью, в обледеневшем блочке, через который проходил фал, что-то заело. И флаг еще чудом держался на обрывке фала.
...На лбу Светова пролегли глубокие морщины. Положение «Дерзновенного» ухудшилось. Из-за мыса, будто вынырнув из воды, показались катера. Подобно стае гончих, они неслись наперерез эсминцу, и, казалось, ничто не могло остановить их. Маленькие суденышки то чернели на водяных валах, то скрывались меж ними.
— Здорово идут товарищи катерники, — крикнул Порядов.
— Но и мы не лыком шиты, — буркнул Светов. Орудия «Дерзновенного» перенесли огонь на катера.
Посредник усложнил обстановку.
— Штурманская рубка разбита,— сказал он.
Светов кивнул головой и потребовал штурмана к себе на мостик.
...В это время Батырев, спешивший на запасный командный пункт, оказался около гротмачты. Он только что слышал, как вахтенный офицер приказал сигнальщику лезть на мачту за флагом. Батырев позавидовал ему. «Везет же на настоящее боевое дело!»
Все происходившее на корабле воспринималось сейчас им романтически. Атмосфера боя захватила его. Условное перестало быть условным. Вычитанные из книг, услышанные из уст участников Отечественной войны и опоэтизированные собственным воображением, пронеслись перед ним картины боевых подвигов моряков. О героях пели песни, о них слагались легенды. Благородный порыв охватил его. Знамя корабля реяло над ним, оно было в опасности, с него он не спускал глаз. «А что если я сам... — мелькнула мысль, — но мой долг быть в другом месте. Эх! Ведь флаг важнее всего!» Ему так нестерпимо захотелось сделать не обычное, не рядовое дело, а такое, какое бывает в подлинном бою. Он знал, что находится ближе всех к цели, что у него выигрыш во времени. Не раздумывая более, Батырев, весь охваченный страстным желанием, наглухо застегнул шинель, потуже надвинул шапку и, держась за столбы, стал взбираться на мачту.
Внизу бешеным потоком мчалась вода — седая, с такой же седой пеной.Батырев не видел, как развел руками вахтенный офицер, не слышал его предостерегающего окрика. Туда — вверх, к рее, еще выше, туда, где на серой нитке фала подобно белой птице с синим крылом трепетал под облаками флаг, были устремлены все его помыслы.
Мачта была не так уж высока, железные скобы облегчали подъем. В обычных условиях, на стоянке в гавани, добраться до флага не составляло особого труда, но на ходу корабля, во время сильного ветра и мороза, это было сопряжено с риском для жизни.
Ветер пронизывал до костей, пальцы мерзли и скользили по ледяной корке, покрывшей мачту, внизу палуба металась, как доска на качелях. Батырев старался не глядеть на нее. Поднимаясь все выше и выше, он
подбадривал себя: «Ну, как насчет ваты, товарищ командир?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Океан нее больше темнел. У борга корабля бежали потоки вспененной воды, словно полосы изорванной белой кисеи. Ветер срывал пену с гребней волн и со свистом гнал ее, как поземку.
В небе появились неприятельские самолеты, и там начался «бой» — сложная игра стремительно мчавшихся на разных курсах серых теней.
Показался вытянутый в океан, поросший лесом, мыс, на котором была расположена радиолокационная станция, за ним весь в седых барашках огороженный скалами залив.
— Придется пошуметь, чтобы прощупать огневые точки, — сказал Светов. — Мы движемся напролом, а «синие», конечно, ждут момента, чтобы разделать нас под орех. Ну, чьи нервы крепче? — Глаза Светова азартно блестели.
«Дерзновенный» повернул. Его орудия открыли огонь по мысу.
Все ближе и ближе скалы, вход в бухту. Вот-вот ответит береговая артиллерия. Но земля, прикрытая сумерками, молчала.
— Как бы они нас не перехитрили, — хрипло проговорил Порядов, невольно все более поддававшийся волнению.
Светов не ответил. Он еще раз посмотрел на небо, на море вокруг.
— Если «синие» решат окончательно пожертвовать станцией, если через пять минут нервы у них не сдадут, я поверну «Дерзновенный» назад. Не стану лезть, как мышь в мышеловку! — сказал он.
Эсминец шел упрямо и, казалось, бесшабашно под огонь береговых батарей.
Вдалеке у причалов зачернели силуэты транспортов и каботажных судов.
— Это что, ва-банк?! — спросил Порядов.
— Риск — благородное дело!
Порядов до боли в глазах всматривался в берег. В этот момент озноб и тошнота, которые мучили его, куда-то исчезли. Не стало ни обжигающего лицо ветра, ни ледяных брызг, ни холодного низкого зимнего неба. Порядов позабыл обо всем. Светов нервно расхаживал по мостику.
«Я не могу уйти, не вызвав на себя огонь. Но что ж делать?» — думал он.
— Стреляйте же, стреляйте, черти! — вырвалось у него.
И тут, наконец, заговорила одна из скрытых на полуострове батарей, другая, третья... Видимо, «противник» решил, что может наверняка уничтожить зарвавшийся вконец эсминец и что скрываться ему больше нечего.
Светов преобразился. Он стоял у машинного телеграфа, властно отдавая приказания. Его лицо светилось радостью, упоением, почти счастьем. Пусть это был не взаправдашний бой, но, сам того не замечая, Светов переживал все происходившее так, словно дело шло о жизни или смерти.
...«Дерзновенный» понесся вдоль берега, непрерывно меняя курс, выполняя искусный «противоартиллерий-
ский зигзаг». Старший помощник поспешно отмечал на карте огневые точки «противника».
— Пробоина в правом борту, в районе... шпангоута... — дал вводную посредник. Он уже несколько минут стоял рядом со Световым, но Порядов заметил его только сейчас.
— Заделать пробоину! — приказал Светов. Только на мгновение он представил себе матросов из аварийной партии в затемненном отсеке, ловко орудующих клиньями, брусьями, матами, заделывающих пробоину. Решил — «справятся!» — и тотчас же стал думать о другом.
Пора было уходить. «Дерзновенный» повернул, огибая мыс, далеко вытянувшийся в океан.
В эту минуту вахтенный офицер заметил, что с флагом творится что-то неладное. Трудно было издали в наступающих сумерках точно определить, что произошло. Сигнальщик тут же доложил, что флаг вот-вот сорвет ветром. Вахтенный офицер не стал отвлекать командира, но громко крикнул сигнальщику:
— Флаг уберечь!
Порядов посмотрел на мачту и ничего не понял. Высоко в небе реяло белое с голубой полосой полотнище — святая святых корабля, его честь и слава. «Как будто все в порядке».
И все-таки сигнальщик оказался прав. Когда «Дерзновенный» шел прогни ветра, горячее марево, струившееся из его трубы, окутало мачту. От сильного жара фал—особого плетения тонкая веревка, на которой был поднят флаг, — перегорел. К счастью, в обледеневшем блочке, через который проходил фал, что-то заело. И флаг еще чудом держался на обрывке фала.
...На лбу Светова пролегли глубокие морщины. Положение «Дерзновенного» ухудшилось. Из-за мыса, будто вынырнув из воды, показались катера. Подобно стае гончих, они неслись наперерез эсминцу, и, казалось, ничто не могло остановить их. Маленькие суденышки то чернели на водяных валах, то скрывались меж ними.
— Здорово идут товарищи катерники, — крикнул Порядов.
— Но и мы не лыком шиты, — буркнул Светов. Орудия «Дерзновенного» перенесли огонь на катера.
Посредник усложнил обстановку.
— Штурманская рубка разбита,— сказал он.
Светов кивнул головой и потребовал штурмана к себе на мостик.
...В это время Батырев, спешивший на запасный командный пункт, оказался около гротмачты. Он только что слышал, как вахтенный офицер приказал сигнальщику лезть на мачту за флагом. Батырев позавидовал ему. «Везет же на настоящее боевое дело!»
Все происходившее на корабле воспринималось сейчас им романтически. Атмосфера боя захватила его. Условное перестало быть условным. Вычитанные из книг, услышанные из уст участников Отечественной войны и опоэтизированные собственным воображением, пронеслись перед ним картины боевых подвигов моряков. О героях пели песни, о них слагались легенды. Благородный порыв охватил его. Знамя корабля реяло над ним, оно было в опасности, с него он не спускал глаз. «А что если я сам... — мелькнула мысль, — но мой долг быть в другом месте. Эх! Ведь флаг важнее всего!» Ему так нестерпимо захотелось сделать не обычное, не рядовое дело, а такое, какое бывает в подлинном бою. Он знал, что находится ближе всех к цели, что у него выигрыш во времени. Не раздумывая более, Батырев, весь охваченный страстным желанием, наглухо застегнул шинель, потуже надвинул шапку и, держась за столбы, стал взбираться на мачту.
Внизу бешеным потоком мчалась вода — седая, с такой же седой пеной.Батырев не видел, как развел руками вахтенный офицер, не слышал его предостерегающего окрика. Туда — вверх, к рее, еще выше, туда, где на серой нитке фала подобно белой птице с синим крылом трепетал под облаками флаг, были устремлены все его помыслы.
Мачта была не так уж высока, железные скобы облегчали подъем. В обычных условиях, на стоянке в гавани, добраться до флага не составляло особого труда, но на ходу корабля, во время сильного ветра и мороза, это было сопряжено с риском для жизни.
Ветер пронизывал до костей, пальцы мерзли и скользили по ледяной корке, покрывшей мачту, внизу палуба металась, как доска на качелях. Батырев старался не глядеть на нее. Поднимаясь все выше и выше, он
подбадривал себя: «Ну, как насчет ваты, товарищ командир?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145