— Будут какие-нибудь замечания к плану Ильи По-таповича? — спросил Серов Высотина. — Кстати, — добавил он, — пока решение не принято, прошу обсуждать свободно, не считаясь с должностями и званиями.— Голос Серова звучал ровно и спокойно.
Высотин вначале заколебался. Ему не хотелось быть выскочкой. Однако ведь у него свой, «высотинский» вариант учений. А замысел начальника штаба казался
ему шаблонным в самом худшем смысле слова. Трафаретность его была почти вызывающей. (Неужели Панкратов не смог ничего другого придумать? Или у него были свои скрытые соображения, о которых он умолчал?) Высотину хотелось бы сейчас не спорить с Панкратовым, а, наоборот, высказать свое уважение к человеку, который его многому научил. Но не спорить он не мог. Он встал и сказал четко и отрывисто:
— Я абсолютно не согласен. Мне кажется, в замысле начальника штаба есть, по крайней мере, два решающих просчета...
— Даже два, и оба решающие? — переспросил Панкратов сердито и насмешливо.
— Будем обсуждать спокойно. Продолжайте, Андрей Константинович, — вмешался Серов. — Так в чем же эти просчеты?
— Мне думается, нельзя концентрировать боевые силы в районе бухты Казацкой... У «противника» крейсера вооружены мощным новейшим реактивным оружием. Мы подставим под удар все соединение. Это во-первых. Во-вторых, Илья Потапович, видимо, считает, что «противник» направит все свои силы к одному из наших главных портов, и в соответствии с этим и построил план. А если противник поступит по-другому? Если часть его сил свяжет нас огневым боем на дальних дистанциях, а другая получит полную свободу действий на наших коммуникациях, в наших гаванях?..
Высотин говорил горячо, увлеченно. Он забыл о всех привходящих обстоятельствах. Сейчас для него уже не было важно то, что он спорил со своим начальником, не имело значения, скажется это или не скажется на их личных отношениях.
— Что же вы предлагаете? — спросил Серов.
— Предлагаю поступить так, как это делают рыбаки, — Высотин улыбнулся. — Мы должны забросить наш невод широко. Каждая наша боевая единица явится как бы ячейкой огромной сети. Находясь в больших и малых бухтах, удобных или даже неудобных, корабли будут скрыты до нужного решающего часа... Штаб затянет невод, и рыба никуда не уйдет... Противник вынужден будет принять бой.
Высотин, волнуясь, посмотрел на Меркулова, глаза которого блестели, а ноздри раздувались. Меркулов и
сам увлекся и сейчас забыл обо всем, что в последнее время отравляло ему жизнь. Зато Панкратов откровенно усмехнулся. «Рыбацкий невод» — хороша военная терминология». Высотин заметил усмешку, понял ее и подосадовал на себя. С юных лет осталась эта привычка к поэтическим сравнениям. Бывало они производили эффект, когда он читал популярные лекции или даже выступал на партактивах. Но здесь?..
— Конечно, то, что я сказал, только образное выражение общей идеи, — продолжал Высотин. С этой минуты он уже не позволял себе вольностей. Сухо перечислял бухты, названия кораблей, аэродромы... Обстоятельно мотивировал, почему в том или другом месте следует находиться тем или иным кораблям (учитывались скорость их хода, вооружение, наличие баз и многое другое). Чувствовалось, что в голове Высотина созрела не только общая идея, но весь план операции в главных его чертах.
— Решать победу будет и оперативность нашего штаба, и высокая дисциплина, четкость и боевая инициатива командиров наших кораблей... — закончил Высотин.— А в проверке этого, мне кажется, главный смысл будущего учения...
Меркулов одобрительно кивнул головой. Панкратов бесстрастно смотрел в потолок.
— Ваше слово, Илья Потапович, — проговорил Серов. Он никак не выразил своего отношения к мыслям Высотина.
Панкратов был человеком достаточно опытным, чтобы предвидеть по крайней мере первое возражение, которое высказал Высотин, достаточно объективным, чтобы оценить преимущества высотинского плана. Он вовсе не был настолько самолюбивым, чтобы считать свой замысел безукоризненным. И все-таки Панкратов был безгранично убежден в том, что его собственный план, при всех недостатках, был планом реальным, а вы-сотинский, при всех его кажущихся достоинствах, сомнительным.
— Возражения капитана второго ранга Высотина против моего замысла вескими не считаю... — сказал Панкратов. — Конечно, большие потери неизбежны. Но задача может быть выполнена. И учтите, товарищ адмирал,— Панкратов выложил свой главный козырь,—
мой замысел опирается на знакомые и хорошо отработанные штабом и кораблями действия. Победим или нет — гадать не хочу. Но ручаюсь, если только природа не подготовит нам никаких неожиданностей, все пройдет так, что штаб руководства высоко оценит выучку личного состава. Под планом же товарища Высотина нет твердого фундамента. Задача такого типа, как он предлагает, ни разу не отрабатывалась даже в нормальных условиях. Сумеем ли мы твердо диктовать волю кораблям, если не будем в состоянии учесть всех конкретных обстоятельств, в которых они окажутся в дальних гаванях? Примут ли верные решения командиры, если им будет предоставлена полная самостоятельность? Я мог бы поставить еще добрый десяток подобных вопросов. Но и так уже ясно, что попытка выполнить этот план приведет к неразберихе. — Панкратов замолчал. Внутри у него все бушевало. Огромных усилий стоило остаться спокойным. Либо его план будет принят и тогда он, вопреки всем случайностям, вновь докажет, что штаб да и соединение умеют работать четко, как испытанная машина, либо... Нет, второго он не хотел допускать и в мыслях.
И Высотин, и Меркулов оцепили всю серьезность доводов Панкратова. По существу он даже не пытался никого убедить в достоинствах своего замысла операции, он только показал, что не хочет выпускать синицу из рук, надеясь на журавля в небе.
Высотин понимал начальника штаба. «И в этом наша беда, в этом вина наша, что недостаточно готовили людей к сложным условиям, к тяготам современного боя», — подумал он.
Серов закурил папиросу. У него было одно преимущество перед всеми. Его решение созрело не сегодня. И все минусы и плюсы были уже учтены. То, что предложил Высотин в общих чертах, совпадало с тем, что продумал Серов сам вчера, те возражения, которые приводил Панкратов, он уже выдвигал перед собой. И хотя, конечно, он как командующий более всех других отвечал за успех или неуспех соединения, спор, который вели его подчиненные, давал только возможность еще раз проверить каждого из них.
— Ну вот что, товарищи, — сказал Серов. — Илью Потаповича я, кажется, сегодня, как и всегда, должен
бы благодарить за то, что он оберегает честь соединения от неприятных случайностей. Сделать это, однако, не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145