Всплыла в памяти есенинская строчка: «Ставил я на пико-вую даму, а сыграл бубнового туза». «Ерунда. Мой Борис взлетит еще выше». И тут она вспомнила, как ночью после партийного собрания муж сказал ей: «Прослужу здесь еще лет пяток, докажу...» Тогда она не обратила на эту фразу особого внимания, даже порадовалась боевому настроению мужа, теперь она резанула ее как ножом. «Пяток, еще пяток, а там — и старость... Нет, нечего ни ему, ни мне делать в Белых Скалах... Сегодня же поговорю обо всем с Борисом... Но как?» ее взяла досада: снова придется изобретать какие-нибудь «принципиальные» предлоги, выкручиваться, хитрить.. Насколько было бы удобней и проще, если бы могла быть вполне откровенной с ним, насколько эффективней могли бы они действовать во имя его будущего... «Нельзя! — сказала она себе. — А может быть?..» Она вспомнила их ночной разговор после партийного собрания... «Тоже ведь очень скользкий разговор... И обошлось. Может быть, уже можно, раз необходимо?» Елена Станиславовна колебалась. «Во всяком случае, я здесь больше не
остаюсь», — решила она. На мгновенье ей представилась Москва, гудящая площадь у Казанского вокзала, зал Консерватории, ВОКС, куда ее изредка приглашал старый знакомый — работник Министерства иностранных дел — на встречи с зарубежными гостями. «Туда... туда... Только там делается успех».
Ее размышления прервал телефонный звонок. С тяжелой головой она сняла трубку. Звонила Дуся Донцова. Она скороговоркой объяснила, что еще позавчера выписалась из больницы «здоровей здоровой» и что о ней не надо беспокоиться. Елена Станиславовна сказала, что очень рада (она и думать забыла о Дусе). Потом Дуся сообщила, что они с мужем собираются проведать Батырева, и Елена Станиславовна попросила передать лейтенанту привет. На том и кончилась беседа.
Был десятый час утра. За окном в сером воздухе перепархивали снежинки. Воробьиная стайка облепила ветки сосны.
В спальню вошла Катя, поздоровалась, чинно подала хозяйке стакан воды.
— Тебя, видно, так ничему и не научить, — с раздражением сказала Елена Станиславовна, выпив воду (полстакана натощак необходимы для пищеварения).— Сколько тебя учила: без блюдца не подавай.
Катя, потупившись, смолчала. Положив на подоконник тряпку, которую до этого прятала за спиной, она принялась убирать постель. Застлала простыни, вытрясла в коридоре одеяло, взбила подушки. Делала она свое дело старательно, но не быстро, и все время поглядывала на хозяйку, точно боялась ее окрика.
— Зачем тебе понадобилась пыльная тряпка? — сказала Елена Станиславовна. — Какая ты, Катя, неряха... Убери ее, пожалуйста!
Елена Станиславовна пошла в ванную мыться и пробыла там довольно долго. За это время Катя вытерла пыль в спальне, подала в столовую завтрак. Елена Станиславовна села за стол, посвежевшая, энергичная. Катя прислуживала. Домработнице полагалось питаться на кухне. Завтракая, Елена Станиславовна обдумала план действий: «Прежде всего написать письмо родителям Батырева, посоветовать им найти предлог вызвать сына в Москву (ему необходимо отдохнуть, подлечиться); заодно отправить посылку (мол, вместе с Ва-
дентином собирала). Затем обязательно поговорить с Борисом о своем отъезде (насколько откровенным будет разговор, подскажут обстоятельства). Перед отъездом уволить Катю (мало ли что наговорит девчонка мужу о Батыреве, когда хозяйки не будет дома). Мысли приняли стройный порядок, и Елена Станиславовна, казалось, обрела душевное равновесие. Отправив Катю закупить продукты на обед и ящик для посылки, она села за письменный стол.
К полудню ветер переменился, разорвал облака, проглянуло яркое солнце. Застучала по оконному карнизу редкая, но звонкая капель. Елена Станиславовна закончила письмо (образец тонкой дипломатии).
Вернулась Катя с румянцем во все щеки от ветра и ходьбы с маленьким ящиком из фанеры и полной кошелкой продуктов.
Запечатав письмо и запаковав в ящик ларец, трубку и еще несколько безделушек из моржовой кости, Елена Станиславовна надела кружевной фартучек, вышла на кухню и принялась стряпать, а Кате приказала убрать столовую.
Елене Станиславовне хотелось быть спокойной и выдержанной, но досада и злость кипели в ней сегодня, как кипит и клокочет в весеннюю пору вода под тонким ледяным покровом, стремясь вырваться наружу.
Увольнение домработницы Елена Станиславовна собиралась приурочить ко дню отъезда, но так уж случилось, что Катя, задев ногой за ковер, споткнулась и зацепила плечом статуэтку «Диана на охоте». Статуэтка покачнулась и, сорвавшись с подставки, вдребезги разбилась о пол.
Елена Станиславовна вошла в столовую в тот момент, когда Катя дрожащими руками собирала в передник черепки.
— Ну что же, — ледяным тоном проговорила Елена Станиславовна, с одного взгляда оценив положение. — Мне такие твои услуги больше не нужны. — Она взяла со стола сумку и, порывшись, протянула Кате сторублевку: — Вот возьми вперед за две недели... — и раздраженно добавила: — Да и чего ради я должна, терпеть твои взгляды исподлобья...
Катя зажала в кулаке деньги, подобрала передник с черепками к груди и молча отвернулась.
Елена Станиславовна с неприязнью глядела в спину девушки. «Пусть уходит. Днем раньше или днем позже, все равно. А сейчас есть благовидный предлог». Она спокойно вернулась к своим кулинарным занятиям.
Катя вошла в кухню уже в пальто и с чемоданом в руке.
— Вещи будете проверять, хозяйка?
— Нет, ступай. Если не устроишься, можешь прийти переночевать...
— Спасибо.
Катя ушла. Застучали ее каблучки в коридоре. Потом донесся грохот захлопнувшейся с силой двери. Елена Станиславовна поморщилась.
За окнами переливался и играл отсветами таявший снег, сверкала капель, свежо и чисто было в небе и ветер размашисто качал ветви деревьев. Елена Станиславовна почти тотчас же забыла о Кате. Снова почему-то вспомнились обрывки тревожного сна и увиденная в окно ночная дорога, словно залитая стеарином, с цепочкой электрических фонарей, уходящих куда-то вдаль. Эта дорога — в блеске и тенях — манила ее. «Опять фантазия!» — она даже отмахнулась, как от назойливой мухи. «Возраст у тебя, Лена, такой, что надо быть трезвой!..»— она усмехнулась не без горечи и стала мыть руки под краном, решив пойти на почту отправить посылку.
...Елена Станиславовна стояла у зеркала и осторожно подкрашивала модной фиолетовой помадой губы, когда в коридоре скрипнула дверь и щелкнул автоматический замок. В комнату заглянул Меркулов.
— Решил, Лена, обедать дома, — сказал он, раздеваясь в коридоре. Он вошел в спальню, обнял крепко жену. — Не виделись только сутки, а уже соскучился...
Елена Станиславовна молча подставила ему губы.
Меркулов вообще не любил косметики, а фиолетовой помады вовсе не терпел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
остаюсь», — решила она. На мгновенье ей представилась Москва, гудящая площадь у Казанского вокзала, зал Консерватории, ВОКС, куда ее изредка приглашал старый знакомый — работник Министерства иностранных дел — на встречи с зарубежными гостями. «Туда... туда... Только там делается успех».
Ее размышления прервал телефонный звонок. С тяжелой головой она сняла трубку. Звонила Дуся Донцова. Она скороговоркой объяснила, что еще позавчера выписалась из больницы «здоровей здоровой» и что о ней не надо беспокоиться. Елена Станиславовна сказала, что очень рада (она и думать забыла о Дусе). Потом Дуся сообщила, что они с мужем собираются проведать Батырева, и Елена Станиславовна попросила передать лейтенанту привет. На том и кончилась беседа.
Был десятый час утра. За окном в сером воздухе перепархивали снежинки. Воробьиная стайка облепила ветки сосны.
В спальню вошла Катя, поздоровалась, чинно подала хозяйке стакан воды.
— Тебя, видно, так ничему и не научить, — с раздражением сказала Елена Станиславовна, выпив воду (полстакана натощак необходимы для пищеварения).— Сколько тебя учила: без блюдца не подавай.
Катя, потупившись, смолчала. Положив на подоконник тряпку, которую до этого прятала за спиной, она принялась убирать постель. Застлала простыни, вытрясла в коридоре одеяло, взбила подушки. Делала она свое дело старательно, но не быстро, и все время поглядывала на хозяйку, точно боялась ее окрика.
— Зачем тебе понадобилась пыльная тряпка? — сказала Елена Станиславовна. — Какая ты, Катя, неряха... Убери ее, пожалуйста!
Елена Станиславовна пошла в ванную мыться и пробыла там довольно долго. За это время Катя вытерла пыль в спальне, подала в столовую завтрак. Елена Станиславовна села за стол, посвежевшая, энергичная. Катя прислуживала. Домработнице полагалось питаться на кухне. Завтракая, Елена Станиславовна обдумала план действий: «Прежде всего написать письмо родителям Батырева, посоветовать им найти предлог вызвать сына в Москву (ему необходимо отдохнуть, подлечиться); заодно отправить посылку (мол, вместе с Ва-
дентином собирала). Затем обязательно поговорить с Борисом о своем отъезде (насколько откровенным будет разговор, подскажут обстоятельства). Перед отъездом уволить Катю (мало ли что наговорит девчонка мужу о Батыреве, когда хозяйки не будет дома). Мысли приняли стройный порядок, и Елена Станиславовна, казалось, обрела душевное равновесие. Отправив Катю закупить продукты на обед и ящик для посылки, она села за письменный стол.
К полудню ветер переменился, разорвал облака, проглянуло яркое солнце. Застучала по оконному карнизу редкая, но звонкая капель. Елена Станиславовна закончила письмо (образец тонкой дипломатии).
Вернулась Катя с румянцем во все щеки от ветра и ходьбы с маленьким ящиком из фанеры и полной кошелкой продуктов.
Запечатав письмо и запаковав в ящик ларец, трубку и еще несколько безделушек из моржовой кости, Елена Станиславовна надела кружевной фартучек, вышла на кухню и принялась стряпать, а Кате приказала убрать столовую.
Елене Станиславовне хотелось быть спокойной и выдержанной, но досада и злость кипели в ней сегодня, как кипит и клокочет в весеннюю пору вода под тонким ледяным покровом, стремясь вырваться наружу.
Увольнение домработницы Елена Станиславовна собиралась приурочить ко дню отъезда, но так уж случилось, что Катя, задев ногой за ковер, споткнулась и зацепила плечом статуэтку «Диана на охоте». Статуэтка покачнулась и, сорвавшись с подставки, вдребезги разбилась о пол.
Елена Станиславовна вошла в столовую в тот момент, когда Катя дрожащими руками собирала в передник черепки.
— Ну что же, — ледяным тоном проговорила Елена Станиславовна, с одного взгляда оценив положение. — Мне такие твои услуги больше не нужны. — Она взяла со стола сумку и, порывшись, протянула Кате сторублевку: — Вот возьми вперед за две недели... — и раздраженно добавила: — Да и чего ради я должна, терпеть твои взгляды исподлобья...
Катя зажала в кулаке деньги, подобрала передник с черепками к груди и молча отвернулась.
Елена Станиславовна с неприязнью глядела в спину девушки. «Пусть уходит. Днем раньше или днем позже, все равно. А сейчас есть благовидный предлог». Она спокойно вернулась к своим кулинарным занятиям.
Катя вошла в кухню уже в пальто и с чемоданом в руке.
— Вещи будете проверять, хозяйка?
— Нет, ступай. Если не устроишься, можешь прийти переночевать...
— Спасибо.
Катя ушла. Застучали ее каблучки в коридоре. Потом донесся грохот захлопнувшейся с силой двери. Елена Станиславовна поморщилась.
За окнами переливался и играл отсветами таявший снег, сверкала капель, свежо и чисто было в небе и ветер размашисто качал ветви деревьев. Елена Станиславовна почти тотчас же забыла о Кате. Снова почему-то вспомнились обрывки тревожного сна и увиденная в окно ночная дорога, словно залитая стеарином, с цепочкой электрических фонарей, уходящих куда-то вдаль. Эта дорога — в блеске и тенях — манила ее. «Опять фантазия!» — она даже отмахнулась, как от назойливой мухи. «Возраст у тебя, Лена, такой, что надо быть трезвой!..»— она усмехнулась не без горечи и стала мыть руки под краном, решив пойти на почту отправить посылку.
...Елена Станиславовна стояла у зеркала и осторожно подкрашивала модной фиолетовой помадой губы, когда в коридоре скрипнула дверь и щелкнул автоматический замок. В комнату заглянул Меркулов.
— Решил, Лена, обедать дома, — сказал он, раздеваясь в коридоре. Он вошел в спальню, обнял крепко жену. — Не виделись только сутки, а уже соскучился...
Елена Станиславовна молча подставила ему губы.
Меркулов вообще не любил косметики, а фиолетовой помады вовсе не терпел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145