— Он пошел в соседнюю комнату к телефону.
Елена Станиславовна, сняв шубку и шляпу, вошла вслед за мичманом. В комнате вдоль стен стояли шкафы с книгами, у окна массивный письменный стол, перед ним удобный жесткий стул и по бокам кресла; на дверях — тяжелые портьеры. Это был кабинет Серова.
Мичман положил телефонную трубку.
— Кирилл Георгиевич просил вас обождать. Сейчас пошлю за ним машину. — Мичман разгладил рукой морщинку на зеленом сукне стола, взял пепельницу с окурками и пошел к двери. — Я оставлю вас. Вот здесь — он указал на этажерку — иллюстрированные журналы. — Мичман говорил деловито и сухо, как говорят уважающие себя адъютанты больших начальников.
Елена Станиславовна жестом остановила мичмана.
— Передайте, пожалуйста, шоферу «Победы», что стоит у подъезда, пусть возвращается в гараж. Он больше не нужен. — Она подошла к окну и немного раз-
двинула шторы.—Мрачновато у вас, нужно больше света.
— Есть передать шоферу, — коротко, по-военному, сказал мичман и скрылся за дверью. На последние слова Елены Станиславовны он не счел нужным ответить.
В комнате в самом деле было мрачновато. Бурый отсвет заката лежал на тусклых стеклах. Окно выходило в сад. Обледеневшие ветви, качаясь, царапали по карнизу. Под форточкой была прикреплена дощечка, служившая кормушкой для птиц. Откуда-то из кустарника выпорхнула синица, запрыгала по дощечке, кося глаза на окно.
Елена Станиславовна зевнула. Отошла от окна. Скользнула равнодушным взглядом по письменному столу. И вдруг заинтересовалась. На столе лежал развернутый номер «Лайфа» и около него англо-русский словарь.
Она машинально, как это бывает с людьми, невзначай сталкивающимися с тем, что связано с их профессией, взяла журнал. Страница, на которой он был раскрыт, начиналась статьей зарубежного адмирала, озаглавленной «Военный флот в будущей войне». Первые абзацы были подчеркнуты, и тут же лежал исписанный листок — черновик перевода. Видимо, Серов переводил статью со словарем- Елена Станиславовна бегло прочитала подчеркнутые абзацы и, сличив их с переводом, заметила неточности и ошибки. Она взяла из подставки карандаш и исправила несколько фраз, и тут ей пришла мысль: «А что если я переведу до конца». Она села за стол, включила настольную лампу и быстро стала переводить статью. Статья оказалась, по крайней мере, по языку, интересной, но грубоватой, со многими жаргонными словечками, типичными «американизмами», каких в словаре не найдешь. Елена Станиславовна напрягла память. Работа неожиданно так увлекла ее, что она не услышала, как подъехала к дому машина и хлопнула дверь в подъезде.
Войдя в кабинет, Серов увидел Елену Станиславовну, склонившуюся над столом: ее правильный профиль, темные зачесанные назад волосы и белую полную руку; белизну кожи оттеняло и подчеркивало темно-зеленое
шерстяное платье. «Скучает над журналом», — подумал Серов и с порога весело сказал:
— О, какая вы стали! — Он избегал называть ее как-то определенно: «Леночка — неудобно, Еленой Станиславовной — не по-родственному». — Здравствуйте, дорогая родственница. Совсем иначе вас представлял себе. — Он подошел к столу. — Сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись! Годы великолепно сказались на вас. Но, ей-ей, это не комплимент, а сущая правда.
— А вы, Кирилл Георгиевич, ни капельки не изменились,— ответила, здороваясь, Меркулова. Ей сразу стало приятно от радушия и веселости Серова. — Будто я вас вчера видела. — Она пристально окинула его взглядом и добавила с улыбкой: — Заехала по наитию. Не прогоните?
— Спросите лучше, выпущу ли? — Лицо Серова было приветливым, но в душе он немного досадовал на гостью. Он увидел свой черновой набросок перевода и исписанные чужой рукой листки. «Экая бесцеремонность. Письмо, что ли, кому писала, зачем-то в бумаги заглядывала?» И хотя ни в статье, ни в бумагах, лежащих на столе, не было ничего секретного, ему все же было неприятно, что кто-то читал его записки, хозяйничал за его столом. Однако внешне ничем не показывая своего недовольства, Серов задал обычные в таких случаях вопросы: как понравились Белые Скалы, не скучает ли по Москве?
— Соскучиться не успела, да и москвичка из меня еще не получилась, — ответила Елена Станиславовна просто,— мало жила в столице. А Белые Скалы — это ведь романтика, увлекательная и суровая. Люди мне здешние нравятся... — Она заметила беспокойный взгляд Серова, обращенный на стол, и, поняв значение этого взгляда, пояснила извиняющимся тоном: —Я закончила начатый вами перевод. Не ругайте меня крепко, Кирилл Георгиевич. Когда-то я сносно владела языком, вот и не удержалась. Захотелось попробовать свои, силы.
Рука Серова невольно потянулась к листкам.
— Ну-ну, — он пробежал взглядом несколько абзацев. Потом посмотрел на Елену Станиславовну удивленно. — Так ведь это превосходно. Немало вы мне времени сэкономили. Вот уважили!
— Не благодарите! — Елена Станиславовна скромно опустила глаза.—Я себе доставила удовольствие... И всегда готова вам помочь.
Серов на секунду задумался.
— Неосторожные вы слова произнесли. Соблазнительно ведь вас поэксплуатировать.
— Я, Кирилл Георгиевич, жена, домохозяйка, это, так сказать, теперешняя профессия. Вот и рада любому недомашнему труду.
Серов подошел к книжному шкафу, вытащил несколько журналов. Но вдруг что-то вспомнил, потер рукой лоб. Журналы поставил на место и поспешно вышел из комнаты. Вернулся он с электрическим чайником в одной руке и вазой с печеньем — в другой.
Елена Станиславовна смотрела на адмирала с любопытством.
— Домработница у меня приходящая. Так что, извините, я и хозяин, я и слуга. — Он поставил чайник на край письменного стола, воткнул штепсель в розетку. Снова вышел и возвратился на этот раз с чашками, тарелочками, коробкой конфет, через плечо у него было перекинуто полотенце.
Елена Станиславовна отобрала у Серова полотенце и принялась перетирать посуду.
— А то, может быть, лучше к нам? — предложила она.
— Не обессудьте, милая, по но русскому обычаю, гость без чая—не гость.
Серов выдвинул из угла на середину комнаты небольшой круглый стол, застланный скатертью, поставил вазу с печеньем, конфеты, пододвинул к столу два кресла и, широко поведя рукой, сказал: — Домашний уют налицо. Садитесь, пожалуйста, дорогая гостья!
«Что это он вздумал в кабинете чаевничать, нет, что ли, у него столовой», — подумала Меркулова, однако вслух сказала:
— Все очень мило и необычно, Кирилл Георгиевич. Я так тронута вашим радушием.
— За подобное гостеприимство, сечь хозяина полагается, — шутливо возразил Серов, — но прошу понять бобыля: дома бываю редко, хозяйки нет, столовая у меня большая, неуютная, и привык я больше к кабинету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Елена Станиславовна, сняв шубку и шляпу, вошла вслед за мичманом. В комнате вдоль стен стояли шкафы с книгами, у окна массивный письменный стол, перед ним удобный жесткий стул и по бокам кресла; на дверях — тяжелые портьеры. Это был кабинет Серова.
Мичман положил телефонную трубку.
— Кирилл Георгиевич просил вас обождать. Сейчас пошлю за ним машину. — Мичман разгладил рукой морщинку на зеленом сукне стола, взял пепельницу с окурками и пошел к двери. — Я оставлю вас. Вот здесь — он указал на этажерку — иллюстрированные журналы. — Мичман говорил деловито и сухо, как говорят уважающие себя адъютанты больших начальников.
Елена Станиславовна жестом остановила мичмана.
— Передайте, пожалуйста, шоферу «Победы», что стоит у подъезда, пусть возвращается в гараж. Он больше не нужен. — Она подошла к окну и немного раз-
двинула шторы.—Мрачновато у вас, нужно больше света.
— Есть передать шоферу, — коротко, по-военному, сказал мичман и скрылся за дверью. На последние слова Елены Станиславовны он не счел нужным ответить.
В комнате в самом деле было мрачновато. Бурый отсвет заката лежал на тусклых стеклах. Окно выходило в сад. Обледеневшие ветви, качаясь, царапали по карнизу. Под форточкой была прикреплена дощечка, служившая кормушкой для птиц. Откуда-то из кустарника выпорхнула синица, запрыгала по дощечке, кося глаза на окно.
Елена Станиславовна зевнула. Отошла от окна. Скользнула равнодушным взглядом по письменному столу. И вдруг заинтересовалась. На столе лежал развернутый номер «Лайфа» и около него англо-русский словарь.
Она машинально, как это бывает с людьми, невзначай сталкивающимися с тем, что связано с их профессией, взяла журнал. Страница, на которой он был раскрыт, начиналась статьей зарубежного адмирала, озаглавленной «Военный флот в будущей войне». Первые абзацы были подчеркнуты, и тут же лежал исписанный листок — черновик перевода. Видимо, Серов переводил статью со словарем- Елена Станиславовна бегло прочитала подчеркнутые абзацы и, сличив их с переводом, заметила неточности и ошибки. Она взяла из подставки карандаш и исправила несколько фраз, и тут ей пришла мысль: «А что если я переведу до конца». Она села за стол, включила настольную лампу и быстро стала переводить статью. Статья оказалась, по крайней мере, по языку, интересной, но грубоватой, со многими жаргонными словечками, типичными «американизмами», каких в словаре не найдешь. Елена Станиславовна напрягла память. Работа неожиданно так увлекла ее, что она не услышала, как подъехала к дому машина и хлопнула дверь в подъезде.
Войдя в кабинет, Серов увидел Елену Станиславовну, склонившуюся над столом: ее правильный профиль, темные зачесанные назад волосы и белую полную руку; белизну кожи оттеняло и подчеркивало темно-зеленое
шерстяное платье. «Скучает над журналом», — подумал Серов и с порога весело сказал:
— О, какая вы стали! — Он избегал называть ее как-то определенно: «Леночка — неудобно, Еленой Станиславовной — не по-родственному». — Здравствуйте, дорогая родственница. Совсем иначе вас представлял себе. — Он подошел к столу. — Сколько воды утекло с тех пор, как мы виделись! Годы великолепно сказались на вас. Но, ей-ей, это не комплимент, а сущая правда.
— А вы, Кирилл Георгиевич, ни капельки не изменились,— ответила, здороваясь, Меркулова. Ей сразу стало приятно от радушия и веселости Серова. — Будто я вас вчера видела. — Она пристально окинула его взглядом и добавила с улыбкой: — Заехала по наитию. Не прогоните?
— Спросите лучше, выпущу ли? — Лицо Серова было приветливым, но в душе он немного досадовал на гостью. Он увидел свой черновой набросок перевода и исписанные чужой рукой листки. «Экая бесцеремонность. Письмо, что ли, кому писала, зачем-то в бумаги заглядывала?» И хотя ни в статье, ни в бумагах, лежащих на столе, не было ничего секретного, ему все же было неприятно, что кто-то читал его записки, хозяйничал за его столом. Однако внешне ничем не показывая своего недовольства, Серов задал обычные в таких случаях вопросы: как понравились Белые Скалы, не скучает ли по Москве?
— Соскучиться не успела, да и москвичка из меня еще не получилась, — ответила Елена Станиславовна просто,— мало жила в столице. А Белые Скалы — это ведь романтика, увлекательная и суровая. Люди мне здешние нравятся... — Она заметила беспокойный взгляд Серова, обращенный на стол, и, поняв значение этого взгляда, пояснила извиняющимся тоном: —Я закончила начатый вами перевод. Не ругайте меня крепко, Кирилл Георгиевич. Когда-то я сносно владела языком, вот и не удержалась. Захотелось попробовать свои, силы.
Рука Серова невольно потянулась к листкам.
— Ну-ну, — он пробежал взглядом несколько абзацев. Потом посмотрел на Елену Станиславовну удивленно. — Так ведь это превосходно. Немало вы мне времени сэкономили. Вот уважили!
— Не благодарите! — Елена Станиславовна скромно опустила глаза.—Я себе доставила удовольствие... И всегда готова вам помочь.
Серов на секунду задумался.
— Неосторожные вы слова произнесли. Соблазнительно ведь вас поэксплуатировать.
— Я, Кирилл Георгиевич, жена, домохозяйка, это, так сказать, теперешняя профессия. Вот и рада любому недомашнему труду.
Серов подошел к книжному шкафу, вытащил несколько журналов. Но вдруг что-то вспомнил, потер рукой лоб. Журналы поставил на место и поспешно вышел из комнаты. Вернулся он с электрическим чайником в одной руке и вазой с печеньем — в другой.
Елена Станиславовна смотрела на адмирала с любопытством.
— Домработница у меня приходящая. Так что, извините, я и хозяин, я и слуга. — Он поставил чайник на край письменного стола, воткнул штепсель в розетку. Снова вышел и возвратился на этот раз с чашками, тарелочками, коробкой конфет, через плечо у него было перекинуто полотенце.
Елена Станиславовна отобрала у Серова полотенце и принялась перетирать посуду.
— А то, может быть, лучше к нам? — предложила она.
— Не обессудьте, милая, по но русскому обычаю, гость без чая—не гость.
Серов выдвинул из угла на середину комнаты небольшой круглый стол, застланный скатертью, поставил вазу с печеньем, конфеты, пододвинул к столу два кресла и, широко поведя рукой, сказал: — Домашний уют налицо. Садитесь, пожалуйста, дорогая гостья!
«Что это он вздумал в кабинете чаевничать, нет, что ли, у него столовой», — подумала Меркулова, однако вслух сказала:
— Все очень мило и необычно, Кирилл Георгиевич. Я так тронута вашим радушием.
— За подобное гостеприимство, сечь хозяина полагается, — шутливо возразил Серов, — но прошу понять бобыля: дома бываю редко, хозяйки нет, столовая у меня большая, неуютная, и привык я больше к кабинету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145