– Уже, по-моему, нет.
– Тогда готов.
– Идем.
Василиса открыла дверь, через которую мы с карликом попали сюда со двора, поманила за собой. Опять начался спуск.
– Куда мы?
– Ты ведь, кажется, узнать что-то приехал.
– Ну, да, типа того.
– Тогда молчи и не задавай вопросов.
Я думал, что мы окажемся в гараже, но лестница где-то неуловимо свернула, и теперь мы стояли в винном погребе. В нишах можно было разглядеть покрытые плесенью бутылки. Там они покоились, как гробы в склепе. Изысканные трупы предпочитают молодое вино.
– За мной, – скомандовала Василиса.
Мы остановились перед металлической дверью с кодовым замком.
– Ты в Ленинграде, в кунсткамере был? – Нет.
– Значит, можешь туда и не ездить.
Василиса заученным движением набрала пароль. Порядок цифр она и не думала скрывать: 20041889. Дверь бесшумно распахнулась. Каморка за нею осветилась мерцающим светом меноры.
Все стены занимали ореховые полки. На них расположились пузатые склянки.
– Бери подсвечник, – сказала Василиса, – И смотри, чтоб не стошнило.
Я поднес подсвечник к полкам. Банки были заполнены розоватой жидкостью. В них непринужденно, будто законсервированные огурцы или помидоры, плавали заспиртованные уродцы: щенки, сросшиеся головами; шестиногая овечка; какое-то скопление шерсти и клыков; раздвоенная гадюка; скелет чьей-то лапы с десятью фалангами. Хорошо подготовилась к зиме семейка Адамсов, ничего не скажешь.
– Ого! – только и вырвалось у меня.
– Хозяин просто помешан на уродствах. Настоящий компрачикос.
– И давно это с ним?
– Не знаю. Не отвлекайся. Теперь – главный гвоздь программы! – нарочито весело произнесла Василиса.
Она извлекла из кармана халата ключ и открыла стоящий на голом полу сейф. Я поднес свет. И сразу же отпрянул назад. В банке плавало Что-то. Что-то похожее то ли на дельфина, то ли на человека. Плавники, детские ручки, обезьянья голова.
– Это что? В смысле кто?
– Это, дорогой, как в сказке, – голос Василисы задрожал. – Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку…
– Так это… Это…
– Это наш с Ф. ребенок.
Я чуть не уронил подсвечник. Потом сел на пол, чтоб самому не упасть.
– Главный экспонат Его коллекции? – растерянно спросил я.
– Ошибаешься. Главный экспонат Его коллекции – это я.
Я посмотрел на Василису. Если и было что-то противоположное уродству, то это – она.
– Ты не понял, – поймала мой взгляд Василиса. – Со мной все в порядке, хвоста у меня нет. Хозяин ждет от меня совсем другого.
– Чего?
– Вот этого, – она кивнула в сторону склянок.
– Так ты чего, как инкубатор, что ли? – догадался я.
– Что-то вроде, – пожала плечами Василиса.
– Ну и как успехи?
– Пока никак.
– Как ты сюда попала?
– Я еще, когда беременная ходила, почувствовала, что с Домом что-то не так. Женщины всегда чувствуют лучше вашего, особенно беременные. Потом сходила на УЗИ. Узнала, думала – удавлюсь. Главврач, скотина, старый хрен с бородкой – точно такой, как их по телевизору показывают, подошел, сказал: есть человек, может помочь. Так я здесь и очутилась.
– Почему не уйдешь?
– А куда? Живу я здесь, как принцесса, челядь в ножки кланяется. А мои родные меня не примут. Я ведь тоже из села. Ты знал?
– Да, вроде… А как Ф.?
– Ф.? А что Ф.? Ты думаешь, он сам себе в Москве работу нашел? Это Хозяин постарался. У него многое схвачено.
Я стал тереть пальцами виски. Почему-то мне стало очень жарко. К горлу, действительно, подступила тошнота.
– Но как ты можешь мне, чужому человеку, это все говорить, показывать?
– Какой же ты чужой? Ты теперь свой, наш. Ты теперь как и я, как Ф., как вся его родня чертова, как эти старухи слепые-безногие. Ты теперь с Домом повязан. Что смотришь? Ты ведь получил, что хотел? Я-то знала, что ты появишься.
– Знала? Откуда?
– Люди одно время следили за Домом. Я, конечно, не объясняла им, что к чему. Говорила – мужа опасаюсь, как бы не вернулся, не натворил чего. Потом узнала, что ты там поселился, потом забегал, заметался – значит, скоро в гости ждать… Но что-то я смотрю, ты не очень расстроен.
– А чего мне расстраиваться, – засмеялся я, как идиот, – может, мне Дом на пользу пойдет? Стану, например, Спайдерменом, буду город защищать от преступности. В «Секретных материалах» покажут. Стивен Кинг книжку посвятит.
Василиса вдруг тоже очень громко и нервно засмеялась. Вместе с ней смеялись мы долго. Когда все кончилось, Василиса помогла мне подняться. Наклонилась к плечу и неожиданно разревелась.
– Ты не думай, я никому-никому, никогда-никогда это не говорила, не показывала, – всхлипывала она. – Ты не представляешь, как с этим жить… Я рада, что ты приехал… Ты думаешь, я сука?
– Нет, не думаю. Я тебя понимаю. Наш мир, этот огромный сраный мир вокруг нас, неизлечимо болен здоровьем. Поэтому уродство – это единственная красота. И мы с тобой красивы. И ты, и я. И твой ребенок.
И я погладил ее по голове, как собаку.
Можно ли считать неродившихся мертвыми?
4.
Мы сидели с Василисой вдвоем в гостиной, где я ужинал, и пили чай. Включили электричество – после погреба огонь светильника казался зловещим.
– На самом деле, Хозяин незлой, – говорила Василиса. – Мне с ним неплохо. Он много в жизни видел. Иногда может быть грубым, иногда ласковым. Да и привязался он ко мне. Контору доверил.
– Сколько ему?
– Около пятидесяти.
– И ты его любишь?
– Даже не знаю, наверное… Он очень ревнивый. Как-то на корпоративной вечеринке меня на танец мальчик молодой пригласил, из младших приказчиков. На следующий день Хозяин его уволил и выслал из поселка. Я и за тебя-то боюсь.
– За меня не бойся – все будет хорошо.
Какая-то вспышка снаррки озарила комнату бледно-зеленым, а потом желтым светом. Мы подошли к окну. В ночном небе расплескалась поллюция салюта.
– Фейерверк, – сказала Василиса, – Очень красиво.
– Да, красиво, – согласился я. – Странный праздник.
– Почему странный?
– Сегодня же будний день, а праздники обычно по выходным.
– А, годовщина какого-то поэта. Он родился в этих местах. А потом в тридцатые его расстреляли.
– Наверное, хороший поэт был. Плохих – не расстреливают.
– Наверное.
Мы опять сели за стол и вернулись к чаю.
– Тебе завтра рано уходить. В четыре тридцать, – сказала Василиса.
– К чему такая точность?
– По периметру особняка установлены камеры. Но когда солнце садится или встает, на какое-то время исчезает фокус. Ты можешь пройти незамеченным, будто тебя и не было…
Как спустишься к пруду, пройдешь той же дорогой, по которой пришел сюда прямо до оливковой рощи. Оттуда на север по лесополосе до Соколиной Охоты – село такое. Там сядешь на городской автобус. Гаврюша тебе поможет выйти.
– Кстати, а где он? Спит?
– Нет, Гаврюша никогда не спит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73