Среди мыльного хлама, неожиданно, обнаружилось письмо от Ф.
Я нетерпеливо кликнул мышкой, открывая файл. К моей досаде, в письме не обнаружилось ответов на мои вопросы, как будто я ни о чем и не спрашивал. Зато Ф. переслал мне «Двадцать причин, почему пиво лучше, чем девушки» (doc). Странно, но на свете существуют люди, которые находят подобные тексты забавными.
Пребывая в душевных смутах, на обратном пути, я зашел в детский сад «Петушок», хотел то ли расслабиться, то ли сосредоточиться. Я долго стучал в дверь, кидал щебенку в окно, но паренек-сторож, похожий на бурундука в спячке, так и не вышел. Может, он и в правду спал, а может, его и не было вовсе. Не существовало никогда.
7.
В последнее время я сдружился с Варварой Архиповной из четвертой квартиры. На выходных она пекла торт или пирог по какой-то немецкой книге рецептов и приглашала меня пить чай. Для ее снеди я придумывал русские названия. Как-то Варвара Архиповна приготовила торт из печенья и мармелада, и я его окрестил «Печень Мармеладова», и долго смеялся, потому что знал – мои шутки не для КВН. Моя соседка из четвертой квартиры брезгливо скривилась, а мне мое название понравилось даже больше, чем торт: я ведь, на самом деле, не люблю сладкого…
8.
Однажды, неожиданно, меня пригласили на День рождения в квартиру номер два. Безногой старухе с первого этажа исполнилось триста лет и три года. Кроме меня присутствовали все остальные соседи Дома, кроме старика из пятой, а еще была дочка именинницы. По-моему, именно она торговала газетами, плакатами и календарями на троллейбусной остановке неподалеку, а может, я и ошибаюсь, ведь все реализаторы похожи между собой, как лаосские летчики.
Квартира номер два была заставлена древней ветхой мебелью, будто в грузовой фуре перевозили антикварный магазин. Толстые увесистые шторы плотно закрывали окна и не пропускали свет улицы. Я разрезал торт «Наполеон» на равновеликие секторы, наполнял фужеры яблочной шипучкой – суррогатом шампанского для бедных, сам давился лимонадом «Колокольчик». Потом мы играли в копеечный преферанс, и мне очень везло – я заработал триста вистов и не постеснялся забрать выигрыш. Слепая соседка в это время смотрела по черно-белому телевизору диковинный для лета фильм «Ирония Судьбы» – чтобы смотреть такие фильмы, по-моему, глаза не нужны никому.
В квартире номер два, кажется, не существовало ни времени суток, ни времени года, ни времени дня. Здесь было только законсервированное время. И это время, пусть и отдавало заплесневевшим душком беспомощной старости, все равно было временем моего детства. И оттого оно мне нравилось, и находиться в нем было приятно. Я был, как Коля Герасимов, который вернулся назад в прошлое с пустыми бутылками кефира в авоське, но с мелофоном, способным читать чужие мысли и подглядывать в прикуп.
Всем гостям я нравился, и мне говорили, что я не похож на сегодняшнюю молодежь: безыдейную (?), безнравственную (??), циничную (???). Неужели это все не про меня? А еще старухи сказали, что я очень похож на лейтенанта Лешу Андреевского, который жил в Доме когда-то давно. Вот только Леша умел играть на аккордеоне, а я нет. Потом, оказывается, Леша погиб в Панкизском ущелье. Тогда он уже не жил в Доме и был не лейтенантом, а был майором…
9.
Я приобретаю продукты в супермаркете. К парковке, как поросята к свиноматке, жмутся машины. В кондиционированном торговом зале я толкаю свою потребительскую корзину между рядами набитых брендами полок. Нормальной тачки мне не хватило, потому что покупателей много. Мне досталась тележка, которая предназначается для мам с детьми: сверху проволочный ящик, а под ним кабинка с педалями и рулем, как в автомобиле: в ней, согласно замыслу, по супермаркету нужно перевозить ребенка, чтобы тот не орал и не просился домой. И мне очень жаль, что я одновременно не могу толкать тачку и ехать в кабинке с педалями и рулем. Мир полон несправедливости.
Зато теперь я приобретаю продукты не только себе, но и для соседа из пятой квартиры – по поручению Варвары Архиповны.
С этим самым соседом я сталкиваюсь на лестничной площадке, когда возвращаюсь домой. На нем рваный, не по погоде надетый, дождевик, подмышкой – воздушный змей. И, как видно, ветер сегодня южный. Я с ним здороваюсь, но он не отвечает мне, и мы смотрим друг на друга, как два боксера перед взвешиванием. Старику я однозначно не нравлюсь – наверняка он не считает меня лучшим представителем молодежи, и в этом он, разумеется, прав. Как его зовут? Сократ? Платон? Аристотель? Его зовут Вилен Архимедович, вспоминаю я, а старик продолжает смотреть на меня, как на зло, как на телевизор с новостями о терактах, ждет, пока я освобожу ему проход.
И тут я понимаю, что у меня в руках его еда в бумажном пакете с логотипом супермаркета – двумя вишенками, сросшимися сиамскими близнецами, а в пакете, любимые стариком йогурт, творог, батон, докторская колбаса, макароны. И это значит, что у меня ключ к его желудку. А ключ к желудку – это ключ к мозгам. Былая умиротворенность внезапно покидает меня. И я уже знаю, чем займусь этим вечером.
Я уступаю старику дорогу, и тот лезет на чердак. Теперь и я кое-куда планирую залезть. И мой покой, бездарно затянувшийся на две недели, растворяется, как медуза на солнце, а в брюхе стучит ножками, давит на педали и крутит руль, беспокойный бес любопытства, мой настоящий и мой единственный сиамский близнец.
II. Гость
Дома на кухонном столе я раскладываю пасьянс из стариковской еды. Колбаса, творог, батон, макароны, йогурт. На этикетке йогурта рисунок отборной клубники, измазанной сливками. Из холодильника я достаю пэт-бутылку, и на ее дне, как анализ, желто плещется археологическое зелье. Недоделанная сома недоделанного брахмана. Жидкость я аккуратно сливаю в блюдце. Затем отправляюсь в комнату, и возвращаюсь оттуда с одноразовым шприцем. Я вгоняю две полные машины жидкости в йогурт, делаю ему инъекцию: и в этом нет ни малейшего сексуального подтекста. Упаковку я взбалтываю и оставляю настояться. Шприц дротиком летит в мусорное ведро. Неизрасходованные миллилитры зелья смываются в унитазе.
Теперь мне остается только ждать. Потехи ради, на экране компьютера я перечитываю «Голый Завтрак». Когда-то, очень давно, я думал, что это книга о Тарзане. Тем временем начинает смеркаться, и осьминог ночи плавно выпускает в атмосферу черную секрецию темноты. Это означает: мне пора.
Я собираю продукты обратно в пакет, выношу все на лестничную площадку и ставлю под дверью квартиры номер пять. Я знаю, что Вилен Архимедович ужинает поздно.
Затем я спускаюсь во двор, огибаю Дом и вскарабкиваюсь на клен со стороны дороги. По кленам довольно сложно лазить, это я помню еще с детства, но все складывается благополучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Я нетерпеливо кликнул мышкой, открывая файл. К моей досаде, в письме не обнаружилось ответов на мои вопросы, как будто я ни о чем и не спрашивал. Зато Ф. переслал мне «Двадцать причин, почему пиво лучше, чем девушки» (doc). Странно, но на свете существуют люди, которые находят подобные тексты забавными.
Пребывая в душевных смутах, на обратном пути, я зашел в детский сад «Петушок», хотел то ли расслабиться, то ли сосредоточиться. Я долго стучал в дверь, кидал щебенку в окно, но паренек-сторож, похожий на бурундука в спячке, так и не вышел. Может, он и в правду спал, а может, его и не было вовсе. Не существовало никогда.
7.
В последнее время я сдружился с Варварой Архиповной из четвертой квартиры. На выходных она пекла торт или пирог по какой-то немецкой книге рецептов и приглашала меня пить чай. Для ее снеди я придумывал русские названия. Как-то Варвара Архиповна приготовила торт из печенья и мармелада, и я его окрестил «Печень Мармеладова», и долго смеялся, потому что знал – мои шутки не для КВН. Моя соседка из четвертой квартиры брезгливо скривилась, а мне мое название понравилось даже больше, чем торт: я ведь, на самом деле, не люблю сладкого…
8.
Однажды, неожиданно, меня пригласили на День рождения в квартиру номер два. Безногой старухе с первого этажа исполнилось триста лет и три года. Кроме меня присутствовали все остальные соседи Дома, кроме старика из пятой, а еще была дочка именинницы. По-моему, именно она торговала газетами, плакатами и календарями на троллейбусной остановке неподалеку, а может, я и ошибаюсь, ведь все реализаторы похожи между собой, как лаосские летчики.
Квартира номер два была заставлена древней ветхой мебелью, будто в грузовой фуре перевозили антикварный магазин. Толстые увесистые шторы плотно закрывали окна и не пропускали свет улицы. Я разрезал торт «Наполеон» на равновеликие секторы, наполнял фужеры яблочной шипучкой – суррогатом шампанского для бедных, сам давился лимонадом «Колокольчик». Потом мы играли в копеечный преферанс, и мне очень везло – я заработал триста вистов и не постеснялся забрать выигрыш. Слепая соседка в это время смотрела по черно-белому телевизору диковинный для лета фильм «Ирония Судьбы» – чтобы смотреть такие фильмы, по-моему, глаза не нужны никому.
В квартире номер два, кажется, не существовало ни времени суток, ни времени года, ни времени дня. Здесь было только законсервированное время. И это время, пусть и отдавало заплесневевшим душком беспомощной старости, все равно было временем моего детства. И оттого оно мне нравилось, и находиться в нем было приятно. Я был, как Коля Герасимов, который вернулся назад в прошлое с пустыми бутылками кефира в авоське, но с мелофоном, способным читать чужие мысли и подглядывать в прикуп.
Всем гостям я нравился, и мне говорили, что я не похож на сегодняшнюю молодежь: безыдейную (?), безнравственную (??), циничную (???). Неужели это все не про меня? А еще старухи сказали, что я очень похож на лейтенанта Лешу Андреевского, который жил в Доме когда-то давно. Вот только Леша умел играть на аккордеоне, а я нет. Потом, оказывается, Леша погиб в Панкизском ущелье. Тогда он уже не жил в Доме и был не лейтенантом, а был майором…
9.
Я приобретаю продукты в супермаркете. К парковке, как поросята к свиноматке, жмутся машины. В кондиционированном торговом зале я толкаю свою потребительскую корзину между рядами набитых брендами полок. Нормальной тачки мне не хватило, потому что покупателей много. Мне досталась тележка, которая предназначается для мам с детьми: сверху проволочный ящик, а под ним кабинка с педалями и рулем, как в автомобиле: в ней, согласно замыслу, по супермаркету нужно перевозить ребенка, чтобы тот не орал и не просился домой. И мне очень жаль, что я одновременно не могу толкать тачку и ехать в кабинке с педалями и рулем. Мир полон несправедливости.
Зато теперь я приобретаю продукты не только себе, но и для соседа из пятой квартиры – по поручению Варвары Архиповны.
С этим самым соседом я сталкиваюсь на лестничной площадке, когда возвращаюсь домой. На нем рваный, не по погоде надетый, дождевик, подмышкой – воздушный змей. И, как видно, ветер сегодня южный. Я с ним здороваюсь, но он не отвечает мне, и мы смотрим друг на друга, как два боксера перед взвешиванием. Старику я однозначно не нравлюсь – наверняка он не считает меня лучшим представителем молодежи, и в этом он, разумеется, прав. Как его зовут? Сократ? Платон? Аристотель? Его зовут Вилен Архимедович, вспоминаю я, а старик продолжает смотреть на меня, как на зло, как на телевизор с новостями о терактах, ждет, пока я освобожу ему проход.
И тут я понимаю, что у меня в руках его еда в бумажном пакете с логотипом супермаркета – двумя вишенками, сросшимися сиамскими близнецами, а в пакете, любимые стариком йогурт, творог, батон, докторская колбаса, макароны. И это значит, что у меня ключ к его желудку. А ключ к желудку – это ключ к мозгам. Былая умиротворенность внезапно покидает меня. И я уже знаю, чем займусь этим вечером.
Я уступаю старику дорогу, и тот лезет на чердак. Теперь и я кое-куда планирую залезть. И мой покой, бездарно затянувшийся на две недели, растворяется, как медуза на солнце, а в брюхе стучит ножками, давит на педали и крутит руль, беспокойный бес любопытства, мой настоящий и мой единственный сиамский близнец.
II. Гость
Дома на кухонном столе я раскладываю пасьянс из стариковской еды. Колбаса, творог, батон, макароны, йогурт. На этикетке йогурта рисунок отборной клубники, измазанной сливками. Из холодильника я достаю пэт-бутылку, и на ее дне, как анализ, желто плещется археологическое зелье. Недоделанная сома недоделанного брахмана. Жидкость я аккуратно сливаю в блюдце. Затем отправляюсь в комнату, и возвращаюсь оттуда с одноразовым шприцем. Я вгоняю две полные машины жидкости в йогурт, делаю ему инъекцию: и в этом нет ни малейшего сексуального подтекста. Упаковку я взбалтываю и оставляю настояться. Шприц дротиком летит в мусорное ведро. Неизрасходованные миллилитры зелья смываются в унитазе.
Теперь мне остается только ждать. Потехи ради, на экране компьютера я перечитываю «Голый Завтрак». Когда-то, очень давно, я думал, что это книга о Тарзане. Тем временем начинает смеркаться, и осьминог ночи плавно выпускает в атмосферу черную секрецию темноты. Это означает: мне пора.
Я собираю продукты обратно в пакет, выношу все на лестничную площадку и ставлю под дверью квартиры номер пять. Я знаю, что Вилен Архимедович ужинает поздно.
Затем я спускаюсь во двор, огибаю Дом и вскарабкиваюсь на клен со стороны дороги. По кленам довольно сложно лазить, это я помню еще с детства, но все складывается благополучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73