Он по-прежнему относился ко всей этой затее без всякого энтузиазма, но считал, что не имеет права пренебрегать возможностью сэкономить на квартирной плате.
Потом они вернулись в Нью-Хейвен, стараясь поспеть в Уэйр-Холл к тому времени, когда Гомер Джепсон начнет свой обход.
Проезжая по Парк-стрит, Рафф с виноватым видом покосился на дом, в котором жила Лиз Карр. Лиз, должно быть, уже спит в своей черно-желтой квартирке; он так и не виделся с ней с того замечательного, сияющего дня, первого настоящего дня весны, когда в обычном, ежегодно повторяющемся приступе весенней лихорадки он безудержно мечтал о любви и об успехе, а вместо этого потерял работу, не получил долгожданной телеграммы и, в довершение всего, встретил – вернее, был вынужден встретить – Трой Остин.
Когда они добрались до комнаты дипломантов в Уэйр-Холле, Гомер Джепсон был уже там. Все трое – Рафф, Эбби и Винс – бросились к своим доскам у оконной ниши и, пока Джепсон разговаривал с другими, взялись за работу.
Гомер Джепсон, консультант по проектированию, был гномоподобным человечком, упакованным в темно-серый, наглухо застегнутый костюм. Он неизменно носил шелковый, вполне элегантный галстук-бабочку, но столь же неизменно завязывал его так небрежно, что один конец был Длиннее другого и болтался самым неэлегантным образом. Светло-голубые, чуть навыкате глаза освещали маленькое лицо с шишковатым носом и прядью жестких седых волос, упрямо свисающей на морщинистый лоб. В прошлом году Гомер Джепсон бросил свою практику в одном из крупнейших городов на Востоке; он отказался от трех выгодных заказов, чтобы остаться в Йеле и, в качестве главного консультанта по проектам, неустанно накачивать, подгонять и вдохновлять студентов, стараясь передать им свой опыт, знания и эрудицию.
Склонившись над доской Неда Томсона и рассматривая его работу, Джепсон хмурился; всем было ясно, что он смущен и раздосадован плодами безуспешных стараний бедняги Неда. Тема, выбранная Недом, – проект сорокаэтажного небоскреба для контор и учреждений – была ему не по плечу, и Рафф уже понимал, что в начале июня ему придется сделать попытку помочь Неду. От этого не уйти.
Студенты с особым вниманием прислушивались к разговору, так как Джепсон уже давно советовал Неду бросить архитектуру. Прежде он делал только деликатные намеки, но сейчас заговорил об этом прямо.
Оторвавшись от чертежей, он повернулся к Неду и, скользнув взглядом по его патефону, спросил:
– Вы, по-видимому, любите музыку, а? Так вот: архитектура сродни музыке. Кому нужна мешанина из Бетховена и Мендельсона? Чтобы сделать хороший проект, нужно быть последовательным. – Он помолчал. – Вы тут нарисовали кучу дерьма.
Кто-то захихикал, и Гомер Джепсон сердито оглянулся. А сам Нед Томсон сперва опешил, но быстро оправился и уже улыбался, твердо решив не поддаваться и бороться до конца. Никто не понимал почему.
– Хотел бы я знать, – Джепсон прислонился к чертежной доске и говорил задумчиво, обращаясь уже не к Неду, а ко всем, кто его слушал, – хотел бы я знать, много ли среди нас людей, способных отложить в сторону карандаши и угольники и поразмыслить о связи между нашей работой и временем, в которое мы живем. Случалось ли вам размышлять о том, что развитие индустрии приводит к все большей и большей стандартизации проектов? Или о том, как отражается (или как может отразиться) овладение атомной энергией на требованиях, которые человечество предъявляет к архитектуре?..
Рафф слушал, подавшись вперед. Как и следовало ожидать, Джепсон после этого заданного экспромтом вопроса начал один из своих обычных путаных монологов, невольно вторгаясь на территорию, принадлежащую другим наукам, – хотя бы, скажем, философии архитектуры.
– У любого из нас, сидящих здесь, – продолжал консультант, в то время как его водянисто-голубые выпуклые глаза то и дело весело перебегали с одного конца комнаты на другой, – у любого из нас, полагаю, есть свой собственный подход к любому проекту, и это очень хорошо. Нам вполне ясно, что именно мы хотим построить, но понимаем ли мы почему?.. – Он потрогал свой шишковатый нос. – Почему, скажем, – его блуждающий взгляд мимоходом задержался на Бетти Лоример, – у мисс Лоример родильный дом, который она проектирует, больше напоминает обычную клинику, чем родовспомогательное учреждение? И почему, – он оВернулся к Эбби, – почему мистер Остин, пытаясь решить проблему современного здания для музея, заменяет большие площади каменной кладки стеклом и выставляет напоказ стальные колонны каркаса? ц почему, – теперь он смотрел на Раффа, – почему мистер Блум проектирует жилой дом, который вырастает у него из земли так естественно, что он даже не похож на создание архитектора?.. – Джепсон прошелся по комнате и вернулся на прежнее место, продолжая размышлять вслух. – Вы можете сказать, что все это единичные случаи и еще неизвестно, выйдет из этого что-нибудь или это просто юношеские искания. Но, как сказал Генри Черчилль, значение архитектора в наши дни определяется не столько его склонностью к сотрудничеству или к непримиримому индивидуализму, сколько умением правильно истолковать требования клиента. А кто наш настоящий клиент? Разве не человечество? – Джепсон замолчал, уставившись в пол. Потом невнятно пробормотал: – Только архитектор обязательно должен уяснить себе, что для него означает это слово. Или, другими словами, – что нужно сделать, чтобы открыть людям лучшие чаяния человечества...
Вечером на крыльце вудмонтского коттеджа они – Рафф и Эбби – все еще спорили об этом. Винс Коул сидел на перилах и почти все время молчал; повернувшись к морю, он то и дело посматривал на часы.
– Беда в том, – Винс наконец присоединился к их беседе, – беда в том, что пока вы работаете, решаете тысячи головоломок, здание все растет, и когда оно наконец вырастает, то это вовсе не результат какой-нибудь особой философии, а естественное следствие ваших трудов и ожесточенной борьбы с клиентом и подрядчиком. Что касается Джепсона, всех этих его разговоров... много ли они дают вам, в конечном счете? – Винс нетерпеливо вздохнул и поправил полосатый галстучек – копию галстука Эбби. На мгновение он отвернулся; в свете лампочки, горевшей над крыльцом, его резко очерченный профиль, увенчанный волнистыми блестящими каштановыми волосами, напоминал античную камею.
– Впрочем, – добавил он, – что за охота говорить о Джепсоне в такую ночь!
– Ты упускаешь самое главное, Винс, – сказал Рафф закуривая. – По-моему, Джепсон хотел подчеркнуть разницу... Словом, понимаешь ли, людей, умеющих чертить, тысячи, а много ли на свете настоящих архитекторов?
Рафф заметил, что Винс снова посмотрел на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Потом они вернулись в Нью-Хейвен, стараясь поспеть в Уэйр-Холл к тому времени, когда Гомер Джепсон начнет свой обход.
Проезжая по Парк-стрит, Рафф с виноватым видом покосился на дом, в котором жила Лиз Карр. Лиз, должно быть, уже спит в своей черно-желтой квартирке; он так и не виделся с ней с того замечательного, сияющего дня, первого настоящего дня весны, когда в обычном, ежегодно повторяющемся приступе весенней лихорадки он безудержно мечтал о любви и об успехе, а вместо этого потерял работу, не получил долгожданной телеграммы и, в довершение всего, встретил – вернее, был вынужден встретить – Трой Остин.
Когда они добрались до комнаты дипломантов в Уэйр-Холле, Гомер Джепсон был уже там. Все трое – Рафф, Эбби и Винс – бросились к своим доскам у оконной ниши и, пока Джепсон разговаривал с другими, взялись за работу.
Гомер Джепсон, консультант по проектированию, был гномоподобным человечком, упакованным в темно-серый, наглухо застегнутый костюм. Он неизменно носил шелковый, вполне элегантный галстук-бабочку, но столь же неизменно завязывал его так небрежно, что один конец был Длиннее другого и болтался самым неэлегантным образом. Светло-голубые, чуть навыкате глаза освещали маленькое лицо с шишковатым носом и прядью жестких седых волос, упрямо свисающей на морщинистый лоб. В прошлом году Гомер Джепсон бросил свою практику в одном из крупнейших городов на Востоке; он отказался от трех выгодных заказов, чтобы остаться в Йеле и, в качестве главного консультанта по проектам, неустанно накачивать, подгонять и вдохновлять студентов, стараясь передать им свой опыт, знания и эрудицию.
Склонившись над доской Неда Томсона и рассматривая его работу, Джепсон хмурился; всем было ясно, что он смущен и раздосадован плодами безуспешных стараний бедняги Неда. Тема, выбранная Недом, – проект сорокаэтажного небоскреба для контор и учреждений – была ему не по плечу, и Рафф уже понимал, что в начале июня ему придется сделать попытку помочь Неду. От этого не уйти.
Студенты с особым вниманием прислушивались к разговору, так как Джепсон уже давно советовал Неду бросить архитектуру. Прежде он делал только деликатные намеки, но сейчас заговорил об этом прямо.
Оторвавшись от чертежей, он повернулся к Неду и, скользнув взглядом по его патефону, спросил:
– Вы, по-видимому, любите музыку, а? Так вот: архитектура сродни музыке. Кому нужна мешанина из Бетховена и Мендельсона? Чтобы сделать хороший проект, нужно быть последовательным. – Он помолчал. – Вы тут нарисовали кучу дерьма.
Кто-то захихикал, и Гомер Джепсон сердито оглянулся. А сам Нед Томсон сперва опешил, но быстро оправился и уже улыбался, твердо решив не поддаваться и бороться до конца. Никто не понимал почему.
– Хотел бы я знать, – Джепсон прислонился к чертежной доске и говорил задумчиво, обращаясь уже не к Неду, а ко всем, кто его слушал, – хотел бы я знать, много ли среди нас людей, способных отложить в сторону карандаши и угольники и поразмыслить о связи между нашей работой и временем, в которое мы живем. Случалось ли вам размышлять о том, что развитие индустрии приводит к все большей и большей стандартизации проектов? Или о том, как отражается (или как может отразиться) овладение атомной энергией на требованиях, которые человечество предъявляет к архитектуре?..
Рафф слушал, подавшись вперед. Как и следовало ожидать, Джепсон после этого заданного экспромтом вопроса начал один из своих обычных путаных монологов, невольно вторгаясь на территорию, принадлежащую другим наукам, – хотя бы, скажем, философии архитектуры.
– У любого из нас, сидящих здесь, – продолжал консультант, в то время как его водянисто-голубые выпуклые глаза то и дело весело перебегали с одного конца комнаты на другой, – у любого из нас, полагаю, есть свой собственный подход к любому проекту, и это очень хорошо. Нам вполне ясно, что именно мы хотим построить, но понимаем ли мы почему?.. – Он потрогал свой шишковатый нос. – Почему, скажем, – его блуждающий взгляд мимоходом задержался на Бетти Лоример, – у мисс Лоример родильный дом, который она проектирует, больше напоминает обычную клинику, чем родовспомогательное учреждение? И почему, – он оВернулся к Эбби, – почему мистер Остин, пытаясь решить проблему современного здания для музея, заменяет большие площади каменной кладки стеклом и выставляет напоказ стальные колонны каркаса? ц почему, – теперь он смотрел на Раффа, – почему мистер Блум проектирует жилой дом, который вырастает у него из земли так естественно, что он даже не похож на создание архитектора?.. – Джепсон прошелся по комнате и вернулся на прежнее место, продолжая размышлять вслух. – Вы можете сказать, что все это единичные случаи и еще неизвестно, выйдет из этого что-нибудь или это просто юношеские искания. Но, как сказал Генри Черчилль, значение архитектора в наши дни определяется не столько его склонностью к сотрудничеству или к непримиримому индивидуализму, сколько умением правильно истолковать требования клиента. А кто наш настоящий клиент? Разве не человечество? – Джепсон замолчал, уставившись в пол. Потом невнятно пробормотал: – Только архитектор обязательно должен уяснить себе, что для него означает это слово. Или, другими словами, – что нужно сделать, чтобы открыть людям лучшие чаяния человечества...
Вечером на крыльце вудмонтского коттеджа они – Рафф и Эбби – все еще спорили об этом. Винс Коул сидел на перилах и почти все время молчал; повернувшись к морю, он то и дело посматривал на часы.
– Беда в том, – Винс наконец присоединился к их беседе, – беда в том, что пока вы работаете, решаете тысячи головоломок, здание все растет, и когда оно наконец вырастает, то это вовсе не результат какой-нибудь особой философии, а естественное следствие ваших трудов и ожесточенной борьбы с клиентом и подрядчиком. Что касается Джепсона, всех этих его разговоров... много ли они дают вам, в конечном счете? – Винс нетерпеливо вздохнул и поправил полосатый галстучек – копию галстука Эбби. На мгновение он отвернулся; в свете лампочки, горевшей над крыльцом, его резко очерченный профиль, увенчанный волнистыми блестящими каштановыми волосами, напоминал античную камею.
– Впрочем, – добавил он, – что за охота говорить о Джепсоне в такую ночь!
– Ты упускаешь самое главное, Винс, – сказал Рафф закуривая. – По-моему, Джепсон хотел подчеркнуть разницу... Словом, понимаешь ли, людей, умеющих чертить, тысячи, а много ли на свете настоящих архитекторов?
Рафф заметил, что Винс снова посмотрел на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151