Могучая шея обросла пышным воротником, а грудь была так велика, что передние мощные лапы казались короткими. Длинный пушистый хвост страусовым пером свисал до бабок. Пес стоял неподвижно, подняв голову, внимательно слушал, что говорил Федор Михайлович, и поглядывал то на тетю Симу, то на Антона.
- Ну вот, Бой, - сказал Федор Михайлович. - Теперь это наши соседи. Их надо любить, они хорошие. - Кончик страусового пера слегка вильнул влево и вправо. - Иди поздоровайся с тетей.
Бой сделал два шага, слегка приподнял голову, из полуоткрытой пасти высунулся длиннющий ломоть розовой чайной колбасы и лизнул тетю Симу в щеку.
- Ох, оставьте, пожалуйста, я не люблю этих штук! - очень вежливо сказала тетя Сима.
- Отставить, Бой, этого не любят.
Бой вильнул хвостом и зевнул.
- Он не понял, почему не любят... Теперь с мальчиком. Тебя как зовут?.. Антон? Не бойся, Антон, погладь его.
Бой подошел к Антону и обнюхал. Угол плиты стал еще тверже и острее. Внутри у Антона все похолодело и опустилось куда-то вниз. Он с трудом поднял одеревенелую руку и положил Бою на холку. Руку для этого пришлось согнуть.
- Порядок, - сказал Федор Михайлович. - Теперь иди сюда, а то Антон сейчас задохнется.
Бой отошел, Антон шумно вздохнул.
- На первый взгляд он действительно несколько великоват. Но, уверяю вас, вы скоро привыкнете. И полюбите. Со своими он безукоризненный джентльмен. Как истый джентльмен, он всегда во фраке и манишке... Бой, сидеть, покажи свою манишку.
Бой сел, на груди у него оказалось крупное белое пятно. Насколько весь он был черен, настолько белой была длинная шерсть "манишки".
- Чтобы покончить с официальной частью, представляю: порода ньюфаундленд, имя - Бой. Полный титул - Бой, сын Долли Ландзеер и Рейнджера Третьего Великолепного. Что касается родословной, то такой нет у меня, наверное, у вас и во всяком случае нет у шаха иранского. Предки Боя перечислены до десятого колена, у шаха - всего два...
Бой снова зевнул.
- Тебе жалко шаха? Пускай, так ему и надо...
Антон уже дышал нормально, не чувствовал угла плиты. Первоначальный испуг перешел в восторженный столбняк.
- А лапу он дает?
- Попроси.
- Антон, умоляю тебя! - сказала тетя Сима.
- Смелей, смелей, ничего страшного не произойдет.
Антон присел и протянул руку:
- Дай лапу, Бой. Ну дай!
Бой посмотрел на него, на хозяина, отвернул голову в сторону и небрежно, вбок, поднял лапу.
- Видишь, - сказал Федор Михайлович. - Давать лапу, ходить на задних лапах - занятие для болонок и прочих шавок. Бой слишком велик и умен, чтобы это доставляло ему удовольствие. Вот если вы поссоритесь, он тебе сам протянет лапу, чтобы помириться...
- Ну да?
- Увидишь.
Тетя Сима подошла к крану и вымыла щеку, в которую Бой ее лизнул.
- Опасаетесь микробов?- улыбнулся Федор Михайлович.
- И глистов, - отрезала тетя Сима.
- Напрасно. Слюну у собак можно считать антисептической...
- Я предпочитаю все-таки антибиотики... А где вы его будете держать?
Тетя Сима посмотрела на плиту, уставленную кастрюлями, кухонный стол. Голова Боя возвышалась над столешницей.
Федор Михайлович перехватил ее взгляд.
- На этот счет не опасайтесь. Его можно оставить наедине с тушей мяса - не прикоснется. Он носит в зубах колбасу, жареную печенку и даже не прокусывает бумагу. Жить он будет, разумеется, в комнате. Если его оставить здесь, он будет бахать лапой в дверь, пока я его не впущу.
- А в квартире он... - тетя Сима замялась, - ничего такого не делает?
- Не беспокойтесь, собака в квартире "ничего такого" делать не умеет.
- Все это очень хорошо, - поджав губы, сказала тетя Сима, - я еще понимаю, маленькая собачка, но держать такого громилу в квартире!.. Кажется, даже есть какое-то постановление насчет собак...
- Давайте так: если вы за неделю не поладите с Боем, я оставляю поле битвы, или, говоря вульгарной прозой, съезжаю с квартиры.
- Оставите комнату? Куда вы денетесь?
- В даль и в ночь... - засмеялся Федор Михайлович.
Федор Михайлович знал, что говорил. Тетя Сима растаяла в два дня. Бой неизменно был доброжелателен и ласков без назойливости. Каждое утро, как только Федор Михайлович открывал дверь, он появлялся в кухне, подходил ко всем по очереди и приветливо, но без больших размахов вилял хвостом здоровался. Целовать тетю Симу он больше не пытался - запомнил. Он не был надоедливым, не приставал и никогда ничего не клянчил. Иногда у него появлялось желание поиграть. Тогда он брал в пасть свою любимую игрушку теннисный мячик, подходил к кому-нибудь и деликатно толкал мячиком в руку. Если предложение не встречало отклика, отходил и ложился. Появлению знакомых Бой радовался и обязательно со всеми по очереди здоровался. Но если в прихожей начинался грохот, это означало, что пришел Федор Михайлович. Бой ужом вился вокруг него, нещадно колотил хвостом по дверям, стенам, сундуку, который загромождал и без того тесную прихожую. Несколько раз Антону довелось попасть под эти удары, он отскакивал и потирал ушибленное место.
- Неужели ему не больно? Как палкой...
Ритуал встречи заканчивался тем, что Бой поднимался на дыбы, башка его оказывалась вровень с головой хозяина, и он лизал во что пришлось - в щеку, в нос, в ухо.
- Ну хватит, старик, не шуми, - говорил Федор Михайлович.
Бой успокаивался, но с этого момента неотступно ходил по пятам за хозяином, куда бы тот ни шел.
- Разве это собака? - сказала тетя Сима. - Это же попятошник!
- Вот именно, - сказал Федор Михайлович. - Пока я заметил у него только один, но зато чудовищный недостаток. Если он любит, то беспредельно и деспотично. Когда-то я был вольный казак, теперь я каторжник, прикованный к живой четырехлапой тачке, которая к тому же все понимает. Я не могу никуда уехать - один вид чемодана вызывает у него истерику. Хочу или не хочу, здоровый или больной, я должен вести его гулять. Я не могу отлучиться из дома больше, чем на восемь часов, я - увы! - не могу совершить ни одного безнравственного поступка, потому что этот поганец не спускает с меня глаз, а я не могу развращать его невинную душу...
Бой и в самом деле неотступно следил взглядом за хозяином. Голова его, как стрелка компаса, всегда была повернута к обожаемому полюсу - хозяину. Даже если Федор Михайлович сидел в кухне, а Бой спал тут же рядом, он спал в полглаза. Глаз всегда был только полузакрыт, зрачок плавал, закатывался куда-то в дремоте, но время от времени останавливался и вперялся в Федора Михайловича: "Ты тут? Тут..." - и снова уплывал в сон.
Однажды у Федора Михайловича была высокая температура, и тетя Сима со свойственной ей категоричностью сказала:
- Никуда вы не пойдете! Это же, простите, дикость - ходить с температурой. Антон отлично выгуляет Боя.
Антон надел ему ошейник, взял поводок, но Бой не хотел уходить с лестничной площадки, рвался в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- Ну вот, Бой, - сказал Федор Михайлович. - Теперь это наши соседи. Их надо любить, они хорошие. - Кончик страусового пера слегка вильнул влево и вправо. - Иди поздоровайся с тетей.
Бой сделал два шага, слегка приподнял голову, из полуоткрытой пасти высунулся длиннющий ломоть розовой чайной колбасы и лизнул тетю Симу в щеку.
- Ох, оставьте, пожалуйста, я не люблю этих штук! - очень вежливо сказала тетя Сима.
- Отставить, Бой, этого не любят.
Бой вильнул хвостом и зевнул.
- Он не понял, почему не любят... Теперь с мальчиком. Тебя как зовут?.. Антон? Не бойся, Антон, погладь его.
Бой подошел к Антону и обнюхал. Угол плиты стал еще тверже и острее. Внутри у Антона все похолодело и опустилось куда-то вниз. Он с трудом поднял одеревенелую руку и положил Бою на холку. Руку для этого пришлось согнуть.
- Порядок, - сказал Федор Михайлович. - Теперь иди сюда, а то Антон сейчас задохнется.
Бой отошел, Антон шумно вздохнул.
- На первый взгляд он действительно несколько великоват. Но, уверяю вас, вы скоро привыкнете. И полюбите. Со своими он безукоризненный джентльмен. Как истый джентльмен, он всегда во фраке и манишке... Бой, сидеть, покажи свою манишку.
Бой сел, на груди у него оказалось крупное белое пятно. Насколько весь он был черен, настолько белой была длинная шерсть "манишки".
- Чтобы покончить с официальной частью, представляю: порода ньюфаундленд, имя - Бой. Полный титул - Бой, сын Долли Ландзеер и Рейнджера Третьего Великолепного. Что касается родословной, то такой нет у меня, наверное, у вас и во всяком случае нет у шаха иранского. Предки Боя перечислены до десятого колена, у шаха - всего два...
Бой снова зевнул.
- Тебе жалко шаха? Пускай, так ему и надо...
Антон уже дышал нормально, не чувствовал угла плиты. Первоначальный испуг перешел в восторженный столбняк.
- А лапу он дает?
- Попроси.
- Антон, умоляю тебя! - сказала тетя Сима.
- Смелей, смелей, ничего страшного не произойдет.
Антон присел и протянул руку:
- Дай лапу, Бой. Ну дай!
Бой посмотрел на него, на хозяина, отвернул голову в сторону и небрежно, вбок, поднял лапу.
- Видишь, - сказал Федор Михайлович. - Давать лапу, ходить на задних лапах - занятие для болонок и прочих шавок. Бой слишком велик и умен, чтобы это доставляло ему удовольствие. Вот если вы поссоритесь, он тебе сам протянет лапу, чтобы помириться...
- Ну да?
- Увидишь.
Тетя Сима подошла к крану и вымыла щеку, в которую Бой ее лизнул.
- Опасаетесь микробов?- улыбнулся Федор Михайлович.
- И глистов, - отрезала тетя Сима.
- Напрасно. Слюну у собак можно считать антисептической...
- Я предпочитаю все-таки антибиотики... А где вы его будете держать?
Тетя Сима посмотрела на плиту, уставленную кастрюлями, кухонный стол. Голова Боя возвышалась над столешницей.
Федор Михайлович перехватил ее взгляд.
- На этот счет не опасайтесь. Его можно оставить наедине с тушей мяса - не прикоснется. Он носит в зубах колбасу, жареную печенку и даже не прокусывает бумагу. Жить он будет, разумеется, в комнате. Если его оставить здесь, он будет бахать лапой в дверь, пока я его не впущу.
- А в квартире он... - тетя Сима замялась, - ничего такого не делает?
- Не беспокойтесь, собака в квартире "ничего такого" делать не умеет.
- Все это очень хорошо, - поджав губы, сказала тетя Сима, - я еще понимаю, маленькая собачка, но держать такого громилу в квартире!.. Кажется, даже есть какое-то постановление насчет собак...
- Давайте так: если вы за неделю не поладите с Боем, я оставляю поле битвы, или, говоря вульгарной прозой, съезжаю с квартиры.
- Оставите комнату? Куда вы денетесь?
- В даль и в ночь... - засмеялся Федор Михайлович.
Федор Михайлович знал, что говорил. Тетя Сима растаяла в два дня. Бой неизменно был доброжелателен и ласков без назойливости. Каждое утро, как только Федор Михайлович открывал дверь, он появлялся в кухне, подходил ко всем по очереди и приветливо, но без больших размахов вилял хвостом здоровался. Целовать тетю Симу он больше не пытался - запомнил. Он не был надоедливым, не приставал и никогда ничего не клянчил. Иногда у него появлялось желание поиграть. Тогда он брал в пасть свою любимую игрушку теннисный мячик, подходил к кому-нибудь и деликатно толкал мячиком в руку. Если предложение не встречало отклика, отходил и ложился. Появлению знакомых Бой радовался и обязательно со всеми по очереди здоровался. Но если в прихожей начинался грохот, это означало, что пришел Федор Михайлович. Бой ужом вился вокруг него, нещадно колотил хвостом по дверям, стенам, сундуку, который загромождал и без того тесную прихожую. Несколько раз Антону довелось попасть под эти удары, он отскакивал и потирал ушибленное место.
- Неужели ему не больно? Как палкой...
Ритуал встречи заканчивался тем, что Бой поднимался на дыбы, башка его оказывалась вровень с головой хозяина, и он лизал во что пришлось - в щеку, в нос, в ухо.
- Ну хватит, старик, не шуми, - говорил Федор Михайлович.
Бой успокаивался, но с этого момента неотступно ходил по пятам за хозяином, куда бы тот ни шел.
- Разве это собака? - сказала тетя Сима. - Это же попятошник!
- Вот именно, - сказал Федор Михайлович. - Пока я заметил у него только один, но зато чудовищный недостаток. Если он любит, то беспредельно и деспотично. Когда-то я был вольный казак, теперь я каторжник, прикованный к живой четырехлапой тачке, которая к тому же все понимает. Я не могу никуда уехать - один вид чемодана вызывает у него истерику. Хочу или не хочу, здоровый или больной, я должен вести его гулять. Я не могу отлучиться из дома больше, чем на восемь часов, я - увы! - не могу совершить ни одного безнравственного поступка, потому что этот поганец не спускает с меня глаз, а я не могу развращать его невинную душу...
Бой и в самом деле неотступно следил взглядом за хозяином. Голова его, как стрелка компаса, всегда была повернута к обожаемому полюсу - хозяину. Даже если Федор Михайлович сидел в кухне, а Бой спал тут же рядом, он спал в полглаза. Глаз всегда был только полузакрыт, зрачок плавал, закатывался куда-то в дремоте, но время от времени останавливался и вперялся в Федора Михайловича: "Ты тут? Тут..." - и снова уплывал в сон.
Однажды у Федора Михайловича была высокая температура, и тетя Сима со свойственной ей категоричностью сказала:
- Никуда вы не пойдете! Это же, простите, дикость - ходить с температурой. Антон отлично выгуляет Боя.
Антон надел ему ошейник, взял поводок, но Бой не хотел уходить с лестничной площадки, рвался в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49