– Постарайся взять себя в руки, – шепчет она. Офицер Горти – весьма приятный мужчина. Так же как и офицер Рамбусто.
– Ваш лечащий врач может отослать по почте свидетельство о смерти. Я уверен, он знает, как это делается. Что касается меня, то в своем протоколе я отмечу, что смерть наступила от сердечного приступа.
– Спасибо, – бормочу я и всхлипываю.
– Мы вам так благодарны, – говорит Клара дрожащим голосом.
– Теперь мы уедем. Если, конечно, мы вам больше не нужны, – говорит офицер Горти.
– Нет, нет, – отвечаю я, – мы справимся сами. Еще раз большое спасибо.
– Я вас провожу, – говорит Клара.
Она всегда безупречно радушна. Джонези выходит следом за ней.
Когда они возвращаются, я вижу, что Клара похожа на разъяренную волчицу: ноздри раздуваются, а глаза свирепо блестят.
– Джонези рассказала мне о Лоретте, – заявляет она.
– Ты удивлена?
– Не слишком. Меня бесит, что у него хватило совести привести ее в дом мамы. Он пренебрег элементарной чистоплотностью. Ее убила его страсть к женщинам, и я никогда ему этого не прощу.
– Правильно, – твердо кивает Джонези. – Он был таким с самого начала, даже когда вы были совсем маленькими.
Видно, такая наша судьба.
– Неужели все прошлые несчастья имели одну и ту же причину? – восклицаю я. – И тот случай после морского праздника, и та ужасная сцена в больнице?..
Клара с беспокойством смотрит на меня.
– Мэгги, ты совсем зеленая!
– Может, в довершение всех бед я еще и грипп схватила… – предполагаю я. – Так ты говоришь, он был таким даже, когда мы были совсем маленькими? – спрашиваю я у Джонези.
– Каким таким?
– Ну, волочился за женщинами.
– Еще бы, – говорит Джонези. – Сколько я его помню.
Клара опять плачет.
– Я никогда ему этого не прощу!
– Клара! – Я бросаюсь к ней.
– Лучше позвони доктору Менделю, – всхлипывает она. – А я позвоню Стивену.
Но, прежде чем я успеваю уйти, она хватает меня за руку.
– Ах, Мэгги, – плачет она, – что же нам теперь делать?
«Что же нам теперь делать?» Непростой вопрос, скажем прямо. Наверно, на него можно ответить по-разному. Однако в данный момент я пытаюсь сосредоточиться на практической стороне вопроса, поскольку мы действительно оказались в довольно необычной ситуации. А именно, родительница лежит в своей постели, и в этом, собственно, еще нет ничего необычного, несмотря на то, что сейчас два часа дня, и необычность ситуации заключается лишь в том, что сегодня она умерла. В моей профессии мне приходится сталкиваться с мрачными сторонами жизни, и это неизбежно учит меня реагировать на подобные ситуации так, как должен на них реагировать цивилизованный человек. Другими словами, я отдаю себе отчет в том, что худшее еще впереди. И совершенно бессмысленно и бесполезно объяснять Кларе, что продолжение этого кошмара еще более ужасно, чем его начало. Поэтому на ее вопрос я отвечаю следующей сентенцией.
– Мы должны постараться держать себя в руках и все это преодолеть…
– Мэгги, – говорит Клара, наморщив лоб, – мы кое о чем забыли…
– О чем?
– Кто-то должен сообщить обо всем отцу. Тебе не кажется?
Нет ничего удивительного в том, что никто из нас до сих пор не побеспокоился это сделать. Более того, ни я, ни Клара не испытывали особого желания взять это на себя.
Клара находит Стивена в отделении психиатрии нью-йоркского госпиталя. Сначала он лишается дара речи, но быстро справляется с эмоциями, и первый его вопрос о том, как себя чувствуем мы.
– Очень мило с его стороны, – ворчит Клара. – Он такой заботливый, – с иронией добавляет она.
– Ты за что-то рассердилась на него, когда вы были в отпуске?
– Я от него снова забеременела. Разве это не дурость?
– Разве ты не хотела еще ребенка?
– Конечно, нет, – говорит Клара довольно убедительно. – Я мечтала, что дети пойдут в школу, а я смогу чем-нибудь заняться… Впрочем, работа меня пугает. В конце концов, зачем искать какую-то работу, если я и с этой прекрасно справляюсь?
– Но, может быть, попробовать это как-то совместить? Я имею в виду быть матерью и чем-то еще заниматься в жизни…
Клара с любопытством смотрит на меня.
– А что, для тебя это тоже стало актуальным?
– Возможно, – говорю я и опускаю глаза.
– Ну, женщины, которые заводят детей после тридцати, как правило вполне удачно совмещают работу и материнство. К тому же у них всегда есть выбор.
Доктор Мендель также потрясен новостями. Он заверяет меня, что приедет через полчаса.
– Он чуть не зарыдал прямо в трубку, – говорю я. – Никогда бы не подумала, что он на это способен.
– Почему же, ведь он знал ее столько лет! – возражает Клара.
– Это так, но он всегда был таким сдержанным.
– А что он сказал?
– В том-то и дело, что он почти не мог говорить. Он только пробормотал что-то насчет того, что Лоретте придется отменить на сегодня прием всех пациентов.
– Какой еще Лоретте?! – восклицает Клара, прищуриваясь.
– Его медсестре, – пожимаю плечами я. Мне и в голову не пришло об этом подумать. Через полчаса доктор Хайман Мендель появляется. На его постоянно загорелом лице скорбное выражение. Он как всегда безукоризненно одет: бежевый твидовый пиджак спортивного покроя, темные брюки, шерстяное полупальто. Когда-то он и родитель жили по соседству, вместе росли. Затем Мендель долгое время пребывал в городе Лондоне, где обзавелся птичьим английским акцентом, склонностью к употреблению пива в теплом виде, а также удивительной преданностью монархии. Старина Хай был запотомственным ходоком и закоренелым холостяком. Это он заявил однажды, что, пока мужчина не женат он молод.
Он никогда не внушал нам особенной любви, а потому мы обычно отклоняли приглашения на загородные уик-энды, если туда собирался и он.
Клара и я презирали его манеру называть родительницу Верунчиком, а также его притворство, когда он усердно пытался доказать, что в «Тайме» его интересуют исключительно разделы по искусству и досугу. А еще мы презирали то, как он изображал из себя Арамиса и без конца говорил о членах королевской семьи, причем таким тоном как будто все они были его близкими знакомыми.
Как бы там ни было, между нами всегда сохранялась негласная договоренность внешне поддерживать вежливые и дружеские отношения. Несмотря ни на что, он смиренно принимал наш образ мыслей. Он был бесконечно предан родительнице, а потому стремился сколько возможно облегчить наше теперешнее бремя.
– Клара, Мэгги, – говорит он тоном принца Филиппа, – я совершенно опустошен.
Несмотря на свой дурацкий светский тон и обычную аффектацию, он плачет настоящими слезами.
– Спасибо, – говорю я.
– Вы так добры, что приехали, – добавляет Клара.
– Где она?
– Там, – говорит Клара и отступает, давая ему дорогу.
Он отдает мне свое полупальто и только после этого входит в спальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109