Никто не решался пошевелиться. Казалось, что время остановилось. А потом мы все заплакали. Все!..
Я сжимаю ее руку и чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. Все это еще так свежо в памяти.
– В тот момент я не выдержал и вышел из комнаты, – сказал Питер. – Все были так возбуждены. Они требовали от бедняги Эллиота дополнительной информации и отказывались расходиться.
– А ты где была, когда это случилось? – вдруг спрашивает меня Агнеса.
– Около него. Но я этого не видела. Я что-то услышала, а когда повернулась, все было кончено.
Больше добавить нечего. Дафна пятится назад. На ее лице прочитываются большие сомнения: оказывается, телевидение – не такое дело, куда стоит так рьяно стремиться.
– Когда ты вернулась? – спрашивает Питер.
– Два дня назад.
– Насовсем, я надеюсь, – говорит Агнеса, всхлипывая.
– Не уверена.
– Я слышал, тебя отсылают обратно, – говорит Джек. – Здесь ходит столько разных слухов.
– Вероятно, я опять поеду туда. Но не в Ливан, а в Израиль.
– В Вашингтоне намечены переговоры с израильтянами. Они начнутся послезавтра, – сообщает Питер. – Мы узнали об этом вчера вечером. Ты будешь их освещать?
Разве что в том случае, если Ави будет приезжать ко мне на ночь.
– Нет, Питер, не буду…
– Ливан – это еще один Вьетнам, – говорит Питер, качая головой. – Кажется, пришел Эллиот, – добавляет он, – мне пора в студию.
Он целует меня на прощание.
– Загляни ко мне, когда будешь уезжать, – просит он.
– И про меня не забудь, – говорит Агнеса и обнимает меня.
– Я сделал для тебя копию того репортажа, – печально говорит Джек. – Я смотрю его снова и снова.
– Я тоже смотрю его снова и снова, Джек, – вздыхаю я. – Только в своей голове.
Он задумчиво потирает щеку и уходит.
О том, что Мэгги Саммерс награждают премией «Эмми» никто из них даже не упомянул. За это я им ужасно благодарна. Во-первых, эти люди, с которыми я работаю с самого начала, считают неуместным обсуждать что-либо еще не решенное, а во-вторых, они слишком мало интересуются тем, что не касается телевидения, – пусть даже это будет премия «Эмми».
Когда Эллиот видит меня на пороге своего кабинета, то удивленно поднимает брови и радостно улыбается.
– Неужели ты пришла сказать, что хочешь меня? – воскликнул он, прикрыв дверь.
– Твоей дружбы, Эллиот, я никогда не переставала желать. Ты всегда будешь моим другом.
Я отхожу к окну и смотрю, как с неба падают огромные хлопья мокрого снега, который уже засыпал всю улицу, а он нажимает на кнопку внутренней связи.
– Глэдис, принесите, пожалуйста, два кофе и парочку сникерсов, – распоряжается он, глядя на меня. – В чем дело, детка? – Это уже мне. – Ты расстроена. Что случилось?
Я открываю рот, чтобы объяснить Эллиоту, что это связано с Джоем, но останавливаю себя, потому что это в данном случае не совсем так. Может быть, я горюю о чем-то совершенно другом – давным-давно утраченном в стенах отдела новостей. О своего рода невинности восприятия.
– Я боюсь, – честно отвечаю я.
– Чего, детка? Ведь все позади…
Я отрицательно качаю головой, и у меня на глазах появляются слезы.
– Меня пугает то, что теперь моя работа, мое новое назначение уже не значат для меня того, что значили раньше. Что-то во мне переменилось. Я чувствую себя счастливой только рядом с ним, но я не уверена, что это правильно. Ведь Ай-би-эн всегда была моим домом!
Эллиот терпеливо дожидается, пока я закончу, а потом нежно обнимает меня. В кабинет бесшумно входит Глэдис. Она несет поднос с кофе.
– С приездом, Мэгги, – застенчиво говорит она.
– Спасибо, – отвечаю я, высвобождаясь от Эллиота.
Я улыбаюсь.
– Понимаешь, – говорю я ему, – несмотря на всю свою глупость и бесчувственность, Грэйсон все-таки прав. Здесь действительно мой дом и моя семья. Но с тех пор, как я влюбилась, в моей жизни появились другие важные вещи, кроме Ай-би-эн…
– Я тебя ревную к нему.
Воцаряется неловкое молчание. Мы неторопливо цедим кофе. На письменном столе Эллиота я замечаю фотографию Франс Джеймс. Один глаз у нее действительно сильно косит. Эллиот замечает мой взгляд и пожимает плечами.
– Я все еще женат на ней, – говорит он извиняющимся тоном.
– И всегда будешь женат, – мягко добавляю я.
– Это была ошибка. Теперь я понимаю, но…
Я прижимаю кончик пальца к его губам, чтобы он не продолжал.
– Не надо больше об этом, Эллиот. Он вздыхает.
– Наверное, я должен чувствовать себя счастливым, что ты нашла своего мужчину.
– А разве ты не рад?
Он улыбается и подходит к окну. Снег падает еще гуще.
– Мне почему-то всегда казалось, что ты в конце концов найдешь себе какого-нибудь влиятельного продюсера. Но уж, конечно, не какого-то типа из другого мира…
Я слушаю Эллиота и напряженно пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить ему, кто такой Ави Герцог и что он для меня значит.
– Расстояние здесь ни при чем, Эллиот. Дело в том, что он стал частью моей жизни, как никто другой.
На лице Эллиота появляется удивленное выражение.
– Не понимаю, ведь он же – израильтянин.
– Я люблю его. Он часть меня. Мы с ним одно целое. Мне кажется, что я его знала всю свою жизнь. Даже, может быть, мы были знакомы с ним в какой-то другой жизни, – добавляю я с улыбкой.
Эллиот смеется.
– А эта разве плоха?
– Почему? Совсем нет.
– Ну, если так, то я действительно рад за тебя, Мэгги. Я, конечно, не стал от этого счастливее, но все-таки мы друзья и…
Эллиот не успевает закончить фразы, потому что звонит телефон.
– Это тебя, – говорит он, передавая мне трубку. Что хочет сказать мне Клара, понять очень трудно, поскольку она всхлипывает, сморкается и еще что-то кричит детям. В конце концов ей удается совладать с собой, и я узнаю, что, когда Клара уже собиралась выходить из дома, чтобы встретиться со мной в Ай-би-эн, позвонила Джонези. Похоже, родитель не пошел сегодня утром в офис. Вместо этого он остался дома и занят тем, что упаковывает свои вещи. Джонези рассказала, что, когда отец спустился в кладовку за чемоданами, родительница заперлась в своей спальне. Джонези ужасно перепугана, памятуя о том, что случилось в прошлый раз, хотя и много лет назад. Когда родитель вернулся из кладовки и обнаружил дверь запертой, то махнул рукой на мольбы Джонези выломать дверь и просто ушел из дома. Не зная, что предпринять, Джонези позвонила Кларе.
– А Джонези вызвала полицию? Эллиот вопросительно смотрит на меня.
– Она ждет моих распоряжений, – отвечает Клара.
– Я сейчас же выхожу, – говорю я. – Скажи ей, чтобы она вызвала полицию. Сколько тебе понадобится времени, чтобы добраться туда?
– Судя по погоде, не меньше часа.
Когда я кладу трубку, мое сердце колотится как сумасшедшее.
– Что случилось? – спрашивает Эллиот.
– Мне кажется, что мать могла наглотаться таблеток, – с трудом выговариваю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Я сжимаю ее руку и чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. Все это еще так свежо в памяти.
– В тот момент я не выдержал и вышел из комнаты, – сказал Питер. – Все были так возбуждены. Они требовали от бедняги Эллиота дополнительной информации и отказывались расходиться.
– А ты где была, когда это случилось? – вдруг спрашивает меня Агнеса.
– Около него. Но я этого не видела. Я что-то услышала, а когда повернулась, все было кончено.
Больше добавить нечего. Дафна пятится назад. На ее лице прочитываются большие сомнения: оказывается, телевидение – не такое дело, куда стоит так рьяно стремиться.
– Когда ты вернулась? – спрашивает Питер.
– Два дня назад.
– Насовсем, я надеюсь, – говорит Агнеса, всхлипывая.
– Не уверена.
– Я слышал, тебя отсылают обратно, – говорит Джек. – Здесь ходит столько разных слухов.
– Вероятно, я опять поеду туда. Но не в Ливан, а в Израиль.
– В Вашингтоне намечены переговоры с израильтянами. Они начнутся послезавтра, – сообщает Питер. – Мы узнали об этом вчера вечером. Ты будешь их освещать?
Разве что в том случае, если Ави будет приезжать ко мне на ночь.
– Нет, Питер, не буду…
– Ливан – это еще один Вьетнам, – говорит Питер, качая головой. – Кажется, пришел Эллиот, – добавляет он, – мне пора в студию.
Он целует меня на прощание.
– Загляни ко мне, когда будешь уезжать, – просит он.
– И про меня не забудь, – говорит Агнеса и обнимает меня.
– Я сделал для тебя копию того репортажа, – печально говорит Джек. – Я смотрю его снова и снова.
– Я тоже смотрю его снова и снова, Джек, – вздыхаю я. – Только в своей голове.
Он задумчиво потирает щеку и уходит.
О том, что Мэгги Саммерс награждают премией «Эмми» никто из них даже не упомянул. За это я им ужасно благодарна. Во-первых, эти люди, с которыми я работаю с самого начала, считают неуместным обсуждать что-либо еще не решенное, а во-вторых, они слишком мало интересуются тем, что не касается телевидения, – пусть даже это будет премия «Эмми».
Когда Эллиот видит меня на пороге своего кабинета, то удивленно поднимает брови и радостно улыбается.
– Неужели ты пришла сказать, что хочешь меня? – воскликнул он, прикрыв дверь.
– Твоей дружбы, Эллиот, я никогда не переставала желать. Ты всегда будешь моим другом.
Я отхожу к окну и смотрю, как с неба падают огромные хлопья мокрого снега, который уже засыпал всю улицу, а он нажимает на кнопку внутренней связи.
– Глэдис, принесите, пожалуйста, два кофе и парочку сникерсов, – распоряжается он, глядя на меня. – В чем дело, детка? – Это уже мне. – Ты расстроена. Что случилось?
Я открываю рот, чтобы объяснить Эллиоту, что это связано с Джоем, но останавливаю себя, потому что это в данном случае не совсем так. Может быть, я горюю о чем-то совершенно другом – давным-давно утраченном в стенах отдела новостей. О своего рода невинности восприятия.
– Я боюсь, – честно отвечаю я.
– Чего, детка? Ведь все позади…
Я отрицательно качаю головой, и у меня на глазах появляются слезы.
– Меня пугает то, что теперь моя работа, мое новое назначение уже не значат для меня того, что значили раньше. Что-то во мне переменилось. Я чувствую себя счастливой только рядом с ним, но я не уверена, что это правильно. Ведь Ай-би-эн всегда была моим домом!
Эллиот терпеливо дожидается, пока я закончу, а потом нежно обнимает меня. В кабинет бесшумно входит Глэдис. Она несет поднос с кофе.
– С приездом, Мэгги, – застенчиво говорит она.
– Спасибо, – отвечаю я, высвобождаясь от Эллиота.
Я улыбаюсь.
– Понимаешь, – говорю я ему, – несмотря на всю свою глупость и бесчувственность, Грэйсон все-таки прав. Здесь действительно мой дом и моя семья. Но с тех пор, как я влюбилась, в моей жизни появились другие важные вещи, кроме Ай-би-эн…
– Я тебя ревную к нему.
Воцаряется неловкое молчание. Мы неторопливо цедим кофе. На письменном столе Эллиота я замечаю фотографию Франс Джеймс. Один глаз у нее действительно сильно косит. Эллиот замечает мой взгляд и пожимает плечами.
– Я все еще женат на ней, – говорит он извиняющимся тоном.
– И всегда будешь женат, – мягко добавляю я.
– Это была ошибка. Теперь я понимаю, но…
Я прижимаю кончик пальца к его губам, чтобы он не продолжал.
– Не надо больше об этом, Эллиот. Он вздыхает.
– Наверное, я должен чувствовать себя счастливым, что ты нашла своего мужчину.
– А разве ты не рад?
Он улыбается и подходит к окну. Снег падает еще гуще.
– Мне почему-то всегда казалось, что ты в конце концов найдешь себе какого-нибудь влиятельного продюсера. Но уж, конечно, не какого-то типа из другого мира…
Я слушаю Эллиота и напряженно пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить ему, кто такой Ави Герцог и что он для меня значит.
– Расстояние здесь ни при чем, Эллиот. Дело в том, что он стал частью моей жизни, как никто другой.
На лице Эллиота появляется удивленное выражение.
– Не понимаю, ведь он же – израильтянин.
– Я люблю его. Он часть меня. Мы с ним одно целое. Мне кажется, что я его знала всю свою жизнь. Даже, может быть, мы были знакомы с ним в какой-то другой жизни, – добавляю я с улыбкой.
Эллиот смеется.
– А эта разве плоха?
– Почему? Совсем нет.
– Ну, если так, то я действительно рад за тебя, Мэгги. Я, конечно, не стал от этого счастливее, но все-таки мы друзья и…
Эллиот не успевает закончить фразы, потому что звонит телефон.
– Это тебя, – говорит он, передавая мне трубку. Что хочет сказать мне Клара, понять очень трудно, поскольку она всхлипывает, сморкается и еще что-то кричит детям. В конце концов ей удается совладать с собой, и я узнаю, что, когда Клара уже собиралась выходить из дома, чтобы встретиться со мной в Ай-би-эн, позвонила Джонези. Похоже, родитель не пошел сегодня утром в офис. Вместо этого он остался дома и занят тем, что упаковывает свои вещи. Джонези рассказала, что, когда отец спустился в кладовку за чемоданами, родительница заперлась в своей спальне. Джонези ужасно перепугана, памятуя о том, что случилось в прошлый раз, хотя и много лет назад. Когда родитель вернулся из кладовки и обнаружил дверь запертой, то махнул рукой на мольбы Джонези выломать дверь и просто ушел из дома. Не зная, что предпринять, Джонези позвонила Кларе.
– А Джонези вызвала полицию? Эллиот вопросительно смотрит на меня.
– Она ждет моих распоряжений, – отвечает Клара.
– Я сейчас же выхожу, – говорю я. – Скажи ей, чтобы она вызвала полицию. Сколько тебе понадобится времени, чтобы добраться туда?
– Судя по погоде, не меньше часа.
Когда я кладу трубку, мое сердце колотится как сумасшедшее.
– Что случилось? – спрашивает Эллиот.
– Мне кажется, что мать могла наглотаться таблеток, – с трудом выговариваю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109