– Введи гостя, – велел рабу Писандр.
Критий был встречен дружескими возгласами. Олигархи, один за другим, обнимали и целовали его.
Писандр уложил новоприбывшего напротив себя. Улыбнулся:
– Какой дорогой гость! Ты – и у меня… у нас, – поправился он. – И в такой день! Что ты принес нам, милый Критий?
Тот с волнением ответил:
– Ничего, кроме самого себя!
Ликующие голоса:
– Разве этого мало?!
– Какой подарок для нашего дела!
– Не скромничай, Критий!
Но Критий лицом и голосом изобразил скромность – научился у софистов:
– Я пришел потому, что хочу быть с вами.
Когда взрыв восторга утих, Антифонт сказал:
– Хорошо ли ты обдумал? Ведь ты переходишь к нам в тот момент, когда твой кровный родственник, избранный стратегом, начнет укреплять демократию в Афинах!
– Да, – подхватил Писандр. – Уж он-то рьяно примется за дело, этот Сократов выкормыш. Теперь нам долго ждать благоприятного случая…
Критий скривил губы в усмешке:
– Я тоже Сократов выкормыш. И именно для того явился к вам, чтоб нам не пришлось долго ждать.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – удивился Ферамен. Критий сурово произнес:
– Желаю принести клятву!
– Помилуй Зевс, да мы верим тебе, как брату, – с одушевлением вскричал Писандр. – Однако действительно – каждый в нашей гетерии обязан поклясться в том, что он сделает все для свержения демократии. Твою присягу, Критий, должно принять в торжественной обстановке. Через неделю. А теперь говори свободно.
И Критий заговорил:
– Как я уже упомянул, я тоже ученик Сократа. Но Алкивиад перенял от него не самое ценное. Я взял у Сократа больше: софросине, искусство не быть опрометчивым.
– Алкивиад – прославленный муж, и он опасен для нашего дела, как никто до сих пор. – Писандр сделал ударение на слове «никто».
Критий усмехнулся:
– Алкивиад опаснее всего для самого себя. Знаю я моего знаменитого двоюродного братца. У него есть все, что нужно для счастья и что может привести к желанной славе, но, – тут он громко рассмеялся, – но, дорогие друзья, боги одарили в его лице не человека, а хищника! У людей же – так уж оно повелось – рождается естественное желание уничтожить хищника.
Ферамен кивнул:
– Алкивиад не живет – он мчится по жизни. Куда – вот вопрос.
Критий посмотрел в лицо Писандра, слабо освещенное тусклым огоньком лампы.
– «Любезно богам – вы слышите, Музы? – давать человеку пути направленье…»
Писандр захлопал в ладоши:
– Я аплодирую не только поэту, но и самой мысли! Вмешаться в великие планы, остановить поход, возникший в воображении мегаломана…
– Ты тоже поэт, Писандр, – подобострастно молвил софист Антифонт. – Я всего лишь обыкновенный судебный ритор, выступающий по делам об убийствах, но осмелюсь пройти дальше по твоему следу, благородный Писандр. Остановить поход – но прежде чем брызнет первая капля крови.
Писандр перевел взгляд с Антифонта на Крития.
– Так встретим же с радостью Крития, который принес нам не только себя, но и Сократову софросине. Знать цену времени и цену тому, как развиваются события, – вот главный вывод для каждого из нас; а потом – направлять, с чувством меры, терпеливо, но и неутомимо готовить час, когда с чистого неба грянет гром…
– Отлично, славный Писандр! – вскричал Антифонт. – За это стоит совершить возлияние Гермесу, богу хитрецов!
Чаши подняты. Рисунки на золотых сосудах словно шифр, сложный, как заговор олигархов.
– О чем говорил на пиру Алкивиад? – спросил Крития Писандр.
– Ни о чем особенном. О любви к Афинам. Заговорили о практическом воплощении этой Алкивиадовой любви.
– Радикальный демократ, он захочет вернуть Афинам прежнее могущество и славу, – сказал Ферамен.
– Сравняться с Периклом? – бросил Антифонт.
– О нет, превзойти Перикла! – воскликнул Критий. – Распространить демократию на всю Элладу, Афины же сделать ее главой.
– Ну нет! Это пустые мечты мегаломана…
Ферамен отверг такое предположение – не потому, что не верил в его осуществление, но как раз потому, что верил.
– Перикл тоже был мегаломаном, а сколь многого сумел добиться! – медленно проговорил Писандр.
– То, что удалось Периклу, не может удаться Алкивиаду, – с пророческой убежденностью возразил Антифонт.
– Почему? – Писандр намеренно задал этот вопрос, чтоб друзья не успокоились. – А если эти мечты понравятся всем демократам Эллады и островов? Да они откроют тогда ворота Алкивиаду! Он легко выиграет войну…
– Стало быть, мы никогда не дождемся своего часа! – одновременно воскликнули Антифонт с Фераменом.
Критий поднял и медленно опустил руки.
– Сойдем с облаков на землю, с высот мечтаний к действительности, друзья. Ибо чем смелее мечта, тем легче она рушится.
Тишина. Потом – Писандр:
– Сама по себе?
Тишина. И – Критий:
– Этому помогут.
Язычки пламени в светильниках будто подскочили и сделались ярче. Писандр собрался произнести речь, но не успел проглотить кусочек миндального пирожного, вдохнул ртом, и крошка проскочила ему в дыхательное горло. Он поперхнулся, стал задыхаться, лицо налилось кровью, посинело, набрякли жилы на лбу.
Испуганные гости вскочили, кинулись на помощь, осыпая Писандра вопросами – что с ним случилось?
А тот кашлял, руками отгоняя всех от себя. Наконец от кашля крошка выскочила. Писандр вытер ладонями лицо и проговорил с большей настойчивостью, чем было задумал:
– О любви Алкивиада к Афинам надо будет поставить в известность наших приверженцев по всей Элладе, на материке и на островах; ибо эта любовь означает, что, куда войдет с войском Алкивиад, туда же войдет с ним и демократия. А кто из лучших позволит портить себе жизнь народовластием? Если поклонники демократии захотят открыть перед Алкивиадом ворота городов, олигархи должны будут захлопнуть их у него перед носом!
– Ты хорошо видишь, проницательный Писандр, – похвалил его Антифонт.
– Все мы, собравшиеся здесь, и ты тоже, милый Антифонт, пустимся в дорогу, – заявил Писандр, все еще откашливаясь. – Завтра же условимся, кому куда и когда ехать.
Гости в знак согласия подняли обе руки, ладонями к Писандру.
– Итак, нам нечего опасаться, – подвел итог Ферамен. – Война окажется не такой-то легкой!
– Хороший руководитель думает о послезавтрашней опасности еще вчера, – заметил Критий.
Помолчали, освежаясь сочными персиками. У Ферамена сорвалось:
– Алкивиад – страшная сила…
– Бедняга, – лицемерно пожалел брата Критий. – Он слаб, если подумать, что он хочет поднять Афины. Как их поднимешь, когда на них висят сотни тяжелых гирь – голодные, бездомные, ненасытные глотки… – И он сам пренебрежительно засмеялся вместе со всеми. – Клеонт протянул черни палец – и сразу пришлось платить присяжным в гелиэе за безделье по три обола вместо двух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144