Там были жесткие приказы, скучные
разговоры, родственники, которые щиплют тебя за щечки, там нельзя было
чихать, кашлять и зевать.
В центре гостиной стояли часы. В 1889 году их сделал Тобиас Даунз,
дедушка Карлы, и они почти сразу же приобрели статус семейной реликвии. В
гостиной они стояли с тех пор, как тридцать шесть лет назад Питер и Карла
Голдсмиты въехали в этот дом. Когда-нибудь часы перейдут ко мне, - думала
Фрэнни, глядя в бледное, негодующее лицо своей матери. Но я не хочу этого!
Они мне не нужны!
В этой комнате под стеклянными колпаками лежали сухие цветы. В этой
комнате был сизо-серый ковер с тусклыми розами. Там был и изящный эркер,
выходивший на шоссе N_1. На обоях был узор из зеленых листьев и розовых
цветов почти того же самого оттенка, что и на ковре. Мебель в старом
американском стиле и двойные двери из темного красного дерева. Камин, в
котором лежало вечное березовое полено и который никто никогда не топил.
Фрэнни подумалось, что бревно, наверное, уже так высохло, что вспыхнет,
как газета, если его поджечь.
Одно из самых первых ее воспоминаний было связано с тем, как она
пописала на сизо-серый ковер с тусклыми розами. Ей было около трех, ее не
так давно приучили проситься в туалет, и, по всей вероятности, пускали в
гостиную лишь по торжественным случаям, опасаясь возможных инцидентов. Но
каким-то непостижимым образом она умудрилась туда пролезть, и появление ее
матери, которая не просто побежала, но ринулась, чтобы предотвратить
немыслимое, привело немыслимое в исполнение. Увидев расплывающееся под ней
пятно, ее мать заверещала. Пятно в конце сошло, но одному Богу известно,
сколько стирок для этого потребовалось.
Именно в гостиной у Фрэнни состоялся с матерью беспощадный, подробный
и долгий разговор, после того, как мать застала ее с Норманом Берстейном в
амбаре, когда они внимательно изучали друг друга, сложив свою одежду в
одну кучу на стоге сена. Как ей понравится, - спросила Карла, - если она
проведет Фрэнни в таком виде к шоссе N_1 и обратно? Фрэнни, которой было
шесть, зарыдала.
Когда ей было десять, она врезалась в почтовый ящик на велосипеде,
обернувшись назад, чтобы что-то крикнуть Джорджетте МакГур. Она поранила
голову, разбила до крови нос и содрала обе коленки. На несколько секунд
она от шока потеряла сознание. Подойдя к дому, она заковыляла по
подъездной дорожке, заплаканная и испуганная тем потоком крови, который
хлынул из нее. Она пошла бы к отцу, но так как он был на работе, она
дотащилась до гостиной, где ее мать угощала чаем миссис Веннер и миссис
Принн. "Убирайся!" - закричала мать. А в следующее мгновение она уже
подбежала к Фрэнни, обнимая ее, крича: "Ой, Фрэнни, любимая, что
случилось, ой, бедный носик!" Но при этом она уводила Фрэнни на кухню, где
пол можно было без последствий закапать кровью, и Фрэнни никогда не
забыла, что ее первым возгласом было не "Ой, Фрэнни", а "Убирайся!".
Возможно, миссис Принн также этого не забыла, так как даже сквозь слезы
Фрэнни увидела ошеломленное выражение ее лица. С того случая миссис Принн
стала бывать у них значительно реже.
В младшем классе она получила плохую оценку за поведение и,
разумеется, была приглашена в гостиную для того, чтобы обсудить это со
своей матерью. В старшем классе ее три раза оставили после уроков за
передачу записок, и это также обсуждалось с матерью в гостиной. Именно там
они обсуждали амбиции Фрэнни, которые в конце концов оказывались слегка
поверхностными; именно там они обсуждали надежды Фрэнни, которые в конце
концов начинали выглядеть слегка низменными; они там обсуждали жалобы
Фрэнни, которые в конце концов представлялись почти ни на чем не
основанными.
Именно в гостиной стоял на козлах гроб ее брата, украшенный розами,
хризантемами и ландышами, и их сухой аромат наполнял комнату, в углу
которой бесстрастные часы отсчитывали мгновения.
- Ты беременна, - во второй раз повторила Карла Голдсмит.
- Да, мама, - сказала Фрэнни. Ее голос звучал очень сухо, но она
никогда не осмелилась бы облизать губы. Вместо этого она сжала их. Она
подумала: "В мастерской моего отца есть маленькая девочка в красном
платье, и она всегда будет там, смеясь и прячась за столом, на котором
укреплены тиски, или сгорбившись за шкафом с тысячами ящичков для
инструментов, прижав к груди свои коленки. Эта девочка очень счастлива. Но
в гостиной моей матери есть другая, еще более маленькая девочка, которая
не может удержаться от того, чтобы не написать на ковер, как гадкая
собачонка. И она всегда будет там, как бы мне ни хотелось, чтобы она
ушла."
- Ой-Фрэнни, - сказала ее мать, очень быстро произнося слова. -
Как-это-случилось?
Это был вопрос Джесса. Вот что ее на самом деле оттолкнуло от него.
Это был тот же самый вопрос, который он задавал ей.
- Так как у тебя самой было двое детей, мама, то я думаю, ты знаешь,
как это случилось.
- Не дерзи! - закричала Карла. Ее глаза широко раскрылись, и из них
полыхнуло жаркое пламя, которое так пугало Фрэнни в детстве. Она встала и
подошла к каминной доске. На каминной доске, прямо под кремневым ружьем,
лежал толстый фолиант для вырезок. У Карлы было хобби - составлять
генеалогическое дерево своей семьи. Вся ее семья была записана в этой
книге... по крайней мере, вплоть до 1638 года, когда наиболее древний из
известных ее предков поднялся над безымянной толпой лондонцев на
достаточно долгий срок, чтобы его успели занести в какие-то очень старые
церковные книги под именем Мертона Даунза, вольного каменщика.
Теперь она прикасалась пальцами к этой книге с таким трудом собранных
имен, к этой обетованной земле, куда не мог вторгнуться ни один враг.
Интересно, нет ли там где-нибудь воров? - подумала Фрэнни. Алкоголиков?
Матерей, не состоявших в браке?
- Как ты могла так поступить со мной и с отцом? - спросила она
наконец. - Это был этот паренек Джесс?
- Это был Джесс. Джесс - отец ребенка.
Карла вздрогнула при слове "отец".
- Как ты могла так поступить? - повторила Карла. - Мы сделали все,
чтобы вывести тебя на правильный путь. Это просто... просто...
Она закрыла лицо руками и начала плакать.
- Как ты могла _т_а_к_ поступить? - закричала она. - После всего
того, что мы для тебя сделали? И это твоя благодарность? Уйти из дома и...
и... совокупляться с этим мальчишкой, как сука в период течки? Дрянная
девчонка! Дрянная девчонка!
Слова растворились в рыданиях. Она оперлась на каминную доску, одной
рукой прикрывая глаза, а другой продолжая водить по зеленому коленкоровому
переплету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
разговоры, родственники, которые щиплют тебя за щечки, там нельзя было
чихать, кашлять и зевать.
В центре гостиной стояли часы. В 1889 году их сделал Тобиас Даунз,
дедушка Карлы, и они почти сразу же приобрели статус семейной реликвии. В
гостиной они стояли с тех пор, как тридцать шесть лет назад Питер и Карла
Голдсмиты въехали в этот дом. Когда-нибудь часы перейдут ко мне, - думала
Фрэнни, глядя в бледное, негодующее лицо своей матери. Но я не хочу этого!
Они мне не нужны!
В этой комнате под стеклянными колпаками лежали сухие цветы. В этой
комнате был сизо-серый ковер с тусклыми розами. Там был и изящный эркер,
выходивший на шоссе N_1. На обоях был узор из зеленых листьев и розовых
цветов почти того же самого оттенка, что и на ковре. Мебель в старом
американском стиле и двойные двери из темного красного дерева. Камин, в
котором лежало вечное березовое полено и который никто никогда не топил.
Фрэнни подумалось, что бревно, наверное, уже так высохло, что вспыхнет,
как газета, если его поджечь.
Одно из самых первых ее воспоминаний было связано с тем, как она
пописала на сизо-серый ковер с тусклыми розами. Ей было около трех, ее не
так давно приучили проситься в туалет, и, по всей вероятности, пускали в
гостиную лишь по торжественным случаям, опасаясь возможных инцидентов. Но
каким-то непостижимым образом она умудрилась туда пролезть, и появление ее
матери, которая не просто побежала, но ринулась, чтобы предотвратить
немыслимое, привело немыслимое в исполнение. Увидев расплывающееся под ней
пятно, ее мать заверещала. Пятно в конце сошло, но одному Богу известно,
сколько стирок для этого потребовалось.
Именно в гостиной у Фрэнни состоялся с матерью беспощадный, подробный
и долгий разговор, после того, как мать застала ее с Норманом Берстейном в
амбаре, когда они внимательно изучали друг друга, сложив свою одежду в
одну кучу на стоге сена. Как ей понравится, - спросила Карла, - если она
проведет Фрэнни в таком виде к шоссе N_1 и обратно? Фрэнни, которой было
шесть, зарыдала.
Когда ей было десять, она врезалась в почтовый ящик на велосипеде,
обернувшись назад, чтобы что-то крикнуть Джорджетте МакГур. Она поранила
голову, разбила до крови нос и содрала обе коленки. На несколько секунд
она от шока потеряла сознание. Подойдя к дому, она заковыляла по
подъездной дорожке, заплаканная и испуганная тем потоком крови, который
хлынул из нее. Она пошла бы к отцу, но так как он был на работе, она
дотащилась до гостиной, где ее мать угощала чаем миссис Веннер и миссис
Принн. "Убирайся!" - закричала мать. А в следующее мгновение она уже
подбежала к Фрэнни, обнимая ее, крича: "Ой, Фрэнни, любимая, что
случилось, ой, бедный носик!" Но при этом она уводила Фрэнни на кухню, где
пол можно было без последствий закапать кровью, и Фрэнни никогда не
забыла, что ее первым возгласом было не "Ой, Фрэнни", а "Убирайся!".
Возможно, миссис Принн также этого не забыла, так как даже сквозь слезы
Фрэнни увидела ошеломленное выражение ее лица. С того случая миссис Принн
стала бывать у них значительно реже.
В младшем классе она получила плохую оценку за поведение и,
разумеется, была приглашена в гостиную для того, чтобы обсудить это со
своей матерью. В старшем классе ее три раза оставили после уроков за
передачу записок, и это также обсуждалось с матерью в гостиной. Именно там
они обсуждали амбиции Фрэнни, которые в конце концов оказывались слегка
поверхностными; именно там они обсуждали надежды Фрэнни, которые в конце
концов начинали выглядеть слегка низменными; они там обсуждали жалобы
Фрэнни, которые в конце концов представлялись почти ни на чем не
основанными.
Именно в гостиной стоял на козлах гроб ее брата, украшенный розами,
хризантемами и ландышами, и их сухой аромат наполнял комнату, в углу
которой бесстрастные часы отсчитывали мгновения.
- Ты беременна, - во второй раз повторила Карла Голдсмит.
- Да, мама, - сказала Фрэнни. Ее голос звучал очень сухо, но она
никогда не осмелилась бы облизать губы. Вместо этого она сжала их. Она
подумала: "В мастерской моего отца есть маленькая девочка в красном
платье, и она всегда будет там, смеясь и прячась за столом, на котором
укреплены тиски, или сгорбившись за шкафом с тысячами ящичков для
инструментов, прижав к груди свои коленки. Эта девочка очень счастлива. Но
в гостиной моей матери есть другая, еще более маленькая девочка, которая
не может удержаться от того, чтобы не написать на ковер, как гадкая
собачонка. И она всегда будет там, как бы мне ни хотелось, чтобы она
ушла."
- Ой-Фрэнни, - сказала ее мать, очень быстро произнося слова. -
Как-это-случилось?
Это был вопрос Джесса. Вот что ее на самом деле оттолкнуло от него.
Это был тот же самый вопрос, который он задавал ей.
- Так как у тебя самой было двое детей, мама, то я думаю, ты знаешь,
как это случилось.
- Не дерзи! - закричала Карла. Ее глаза широко раскрылись, и из них
полыхнуло жаркое пламя, которое так пугало Фрэнни в детстве. Она встала и
подошла к каминной доске. На каминной доске, прямо под кремневым ружьем,
лежал толстый фолиант для вырезок. У Карлы было хобби - составлять
генеалогическое дерево своей семьи. Вся ее семья была записана в этой
книге... по крайней мере, вплоть до 1638 года, когда наиболее древний из
известных ее предков поднялся над безымянной толпой лондонцев на
достаточно долгий срок, чтобы его успели занести в какие-то очень старые
церковные книги под именем Мертона Даунза, вольного каменщика.
Теперь она прикасалась пальцами к этой книге с таким трудом собранных
имен, к этой обетованной земле, куда не мог вторгнуться ни один враг.
Интересно, нет ли там где-нибудь воров? - подумала Фрэнни. Алкоголиков?
Матерей, не состоявших в браке?
- Как ты могла так поступить со мной и с отцом? - спросила она
наконец. - Это был этот паренек Джесс?
- Это был Джесс. Джесс - отец ребенка.
Карла вздрогнула при слове "отец".
- Как ты могла так поступить? - повторила Карла. - Мы сделали все,
чтобы вывести тебя на правильный путь. Это просто... просто...
Она закрыла лицо руками и начала плакать.
- Как ты могла _т_а_к_ поступить? - закричала она. - После всего
того, что мы для тебя сделали? И это твоя благодарность? Уйти из дома и...
и... совокупляться с этим мальчишкой, как сука в период течки? Дрянная
девчонка! Дрянная девчонка!
Слова растворились в рыданиях. Она оперлась на каминную доску, одной
рукой прикрывая глаза, а другой продолжая водить по зеленому коленкоровому
переплету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238