На западном берегу Миссури Мусорный Бак впервые заподозрил, что сам
Бог, возможно, захочет помешать ему выполнить свое предназначение. В
Небраске что-то было не так. Там было что-то ужасное, чего он боялся.
Казалось, там было все как в Айове... но на самом деле все было иначе.
Раньше темный человек приходил к нему каждой ночью, но как только он
оказался в Небраске, темный человек исчез.
Вместо него Мусорному Баку стала сниться старая женщина. В этих снах
он лежал на животе среди кукурузы, почти парализованный ненавистью и
страхом. Перед ним была стена широких, похожих на лезвия кукурузных
листьев. Не желая этого, но и не в силах остановиться, он раздвигал листья
дрожащей рукой и смотрел. Он видел старый дом на полянке. Дом был поднят
на домкратах. Рядом была яблоня, с которой свисали качели из старой шины.
А на веранде сидела старая негритянка, играла на гитаре и пела какой-то
древний спиричуэл. Каждый раз песня менялась. Большинство из них Мусорный
Бак знал, так как когда-то был знаком с женщиной, матерью мальчика по
имени Дональд Мервин Элберт, которая пела те же самые песни во время
домашней уборки.
Этот сон был кошмаром, но не только потому, что в конце его
происходило что-то ужасное. На первый взгляд, в нем вообще не было ничего
страшного. Кукуруза? Синее небо? Качели из шины? Старая женщина? Что во
всем этом могло быть страшного? Старухи не издеваются над тобой и не
бросают в тебя камнями. Камнями швыряются только Карли Йейтсы.
Но задолго до конца сна он застывал от страха, словно смотрел он не
на старую женщину, а на какой-то загадочный, едва скрытый свет, который
готов был в любой момент вспыхнуть вокруг нее огненным сиянием, рядом с
которым пылающие резервуары Гэри показались бы свечками на ветру. Свет
этот будет таким ярким, что превратит его глаза в пепел. И в этой части
сна он мог думать только об одном: "Пожалуйста, заберите меня отсюда,
пожалуйста, заберите меня из Небраски!"
Потом песня внезапно обрывалась. Она смотрела прямо на него, сквозь
ее жидкие волосы проглядывал коричневый череп, но глаза ее сияли, как
бриллианты, и были полны того самого света, которого он так боялся.
Старым, надтреснутым, но громким голосом она выкрикивала: "Ласки в
кукурузе!" И он ощущал в себе какую-то перемену и замечал, что превратился
в пушистую, коричневато-черную недоношенную тварь с черными
глазами-бусинками. Он был лаской, трусливым ночным зверьком, который
нападает на маленьких и слабых.
И тогда он начинал кричать, пока сам не просыпался от собственного
крика, в поту и с выпученными глазами. Руки его пробегали по телу, чтобы
удостовериться в том, что он по-прежнему человек.
Он проехал четыреста миль по территории Небраски за три дня. Границу
Колорадо он пересек неподалеку от Джулесбурга, и сон постепенно начал
исчезать.
Восемнадцатого июля к юго-востоку от Стерлинга, Колорадо, не доезжая
нескольких миль до Браша, он встретился с Малышом.
Мусорный Бак проснулся перед самым наступлением сумерек. Несмотря на
то, что окна были завешены, в "Мерседесе" стало довольно жарко. Его горло
превратилось в пересохший колодец, стенки которого были надраены наждачной
бумагой. В висках у него стучало. Когда он вылез из машины, ноги не
удержали его, и он рухнул на горячий асфальт. Со стоном он дополз до тени,
которую отбрасывал "Мерседес". Там он сел, тяжело дыша.
Он должен добраться до Циболы до завтрашнего восхода. Если он не
сможет, он умрет... уже увидев перед собой свою цель! О нет, конечно,
темный человек не может оказаться таким жестоким!
- За тебя я отдам свою жизнь, - прошептал Мусорный Бак, и когда
солнце зашло за горы, он поднялся на ноги и пошел к башенкам, минаретам и
улицам Циболы, в которой вновь засверкали искорки света.
Когда на смену дневной жаре пришла прохлада пустынной ночи, идти
стало немного легче. Он шел вперед, и голова его болталась, как цветок
умирающего подсолнуха. Он не обратил внимания на зеленый люминесцентный
указатель ЛАС-ВЕГАС 30.
Он думал о Малыше. Малыш мог бы быть сейчас с ним. Сейчас они ехали
бы в Циболу на его двухместном спортивном автомобиле. Но Малыш оказался
недостойным, и Мусорному Баку пришлось пересекать дикую пустыню в
одиночку.
Около полуночи он рухнул на обочине дороги и забылся беспокойным
сном. Город был уже близко.
Он дойдет.
Он был абсолютно уверен, что дойдет.
Он услышал Малыша задолго до того, как увидел его. Это был громкий,
трескучий грохот двигателя без глушителя, раздававшийся с востока. Звук
шел по шоссе N_34 от Юмы, штат Колорадо. Сначала он хотел было спрятаться,
как он всегда прятался от других оставшихся в живых, начиная с Гэри. Но на
этот раз что-то побудило его остаться на месте.
Грохот становился все громче и громче, и вот уже солнце сверкало на
хроме и на
(??ОГНЕ??)
чем-то ярком и оранжевом.
Водитель заметил его. Машина остановилась рядом с ним, тяжело дыша,
как загнанное дикое животное, и оттуда вылез человек. Но Мусорный Бак не
мог оторвать глаз от машины. Он много знал о машинах и любил их, хотя и не
имел водительских прав. Эта машина была красавицей, над которой работали
долгие годы и вложили в нее многие тысячи долларов. Такие машины
встречаются только на выставках старинных автомобилей, это плод тяжелого
труда и любви.
Это был спортивный двухместный "Форд" 1932 года выпуска. На боку было
написано: МАЛЫШ.
- Эй ты, длинный, высокий и страшный, - растягивая слова, произнес
водитель, и Мусорный Бак наконец оторвал глаза от этой бомбы на колесах.
Роста в водителе было пять футов и три дюйма. Завитые, напомаженные и
набриллиантиненные волосы добавляли ему еще три дюйма. На ногах у него
были черные остроносые ботинки. Каблуки добавляли владельцу другие три
дюйма и доводили его рост до вполне пристойных пяти и девяти. Его рваные
потертые джинсы так туго обтягивали его бедра, что можно было прочитать
годы выпуска монет в его карманах. На нем была красная шелковая рубашка,
обшитая желтой тесьмой и украшенная пуговицами из поддельных сапфиров.
Запонки были из полированной кости. У Малыша их было две пары: одна из
человеческих коренных зубов, а другая из резцов добермана-пинчера. Поверх
этой удивительной рубашки, несмотря на жару, на нем была надета
мотоциклетная куртка из черной кожи с изображением орла на спине. К плечам
и к ремню были подвешены три заячьих лапки. Над орлом белыми шелковыми
нитками было вышито:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238