Джип не терял нас из виду до самой железной дороги, и только тут мы сумели оторваться.
– Вот. – Я кинул несколько купюр на заднее сиденье, когда мы добрались до парка Модена. – Высади меня на углу. Дальше пешком дойду. У меня нервы не выдерживают.
Я выскочил, захлопнул дверцу и проводил взглядом «кадиллак» – машина, пронзительно взвизгнув шинами, помчалась по Цаунер-гассе. Я двинулся следом, на Сталин-плац, потом вниз по Гассхаус-штрассе, обратно к себе в отель. Да, насыщенное выдалось утро. Но оказалось, день у меня только начинался.
Я подкрепился легким ланчем и поднялся в свой номер отдохнуть перед встречей с Верой Мессман в банке. Только я успел лечь, как в дверь тихонько постучали. Не сомневаясь, что это горничная, я, поднявшись, открыл. Мужчину, стоявшего за дверью, я узнал: видел его на похоронах. На минутку я подумал, что придется выслушать еще одну порцию обвинений: как я посмел навлечь бесчестье на глубокоуважаемую семью Груэн. Но гость, почтительно сдернув шляпу, молчал, прижав ее к груди и крепко вцепившись в поля.
– Да? – спросил я. – В чем дело?
– Герр Груэн, я служил дворецким у вашей матушки, – ответил он, как мне показалось, с венгерским акцентом. – Тибор Медгэсси. Могу я поговорить с вами минутку? – Он нервно оглянулся на коридор. – Наедине, герр Груэн? Всего несколько минут, если будете так любезны.
Был он высок и для человека его возраста хорошо сложен, по моим прикидкам, ему было около шестидесяти пяти. А может, и больше. Пышная грива седых кудрявых волос, темные зубы, которые казались выточенными из дерева, очки с толстыми стеклами в металлической оправе, темные костюм и галстук. Выправка у него была почти военная – наверное, Грузны предпочитали именно таких слуг.
– Хорошо, входите. – Я наблюдал, как он, прихрамывая, вошел. Я закрыл дверь.
– Ну? Так в чем дело? Чего вы желаете?
Медгэсси явно одобрительно оглядел номер.
– Очень красиво, герр Груэн, – заметил он. – Правда, очень красиво. Не виню вас, что вы предпочли остановиться здесь, а не в доме своей матери, особенно после того, что случилось утром на похоронах. Достойно всяческого сожаления. Я уже отругал ее. Пятнадцать лет я служил дворецким вашей матушки и в первый раз слышал, чтобы Клара говорила что-то непозволительное.
– Клара, значит, говорите?
– Да, это моя жена.
Я пожал плечами:
– Послушайте, забудьте. Чем меньше обсуждаешь, тем лучше. Я благодарен вам, что вы пришли извиниться, но, правда, это все пустяки.
– Но, герр доктор, я пришел не для того, чтобы извиниться.
– Вот как? – Я покачал головой. – Тогда зачем же?
Дворецкий раздвинул губы в едва заметной, непонятной улыбке, словно из-за высокого глухого забора на миг показалось чье-то лицо.
– Дело вот какое, герр Груэн, – начал он. – Ваша матушка оставила нам немного денег в своем завещании. Но завещание она составляла давно, и смею сказать, сумма, ею оставленная, вполне обеспечила бы нас, если бы недавно не произошло падение курса австрийского шиллинга. Конечно, она намеревалась внести исправления, но умерла так внезапно, что у нее просто не хватило времени. Так что мы с женой оказались в несколько затруднительном положении. Того, что она оставила, не хватит, чтобы удалиться на покой, а в наши годы искать другую службу уже поздно. Вот мы и подумали, может, вы сумеете помочь нам, герр доктор. Вы теперь стали богаты, а нам много не надо. Мы бы и вовсе ничего не стали просить, если б ваша матушка сама не намеревалась изменить завещание. Можете хоть доктора Бекемайера спросить, если не верите мне.
– Понятно, – протянул я. – Но с вашего позволения, герр Медгэсси, ваша жена Клара разговаривала со мной вовсе не так, будто нуждается в моей помощи.
Дворецкий переступил с ноги на ногу и встал по стойке вольно.
– Она, герр Груэн, просто немного расстроилась из-за внезапной кончины вашей матушки в госпитале, вот и все. А также потому, что со дня смерти Международная полиция все время приезжает к нам и задает о вас вопросы – они желали узнать, приедете ли вы в Вену на похороны.
– А с какой стати полиция союзников так уж интересуется мной? – И, еще недоговорив фразы, я вспомнил, как мы удирали с Центрального кладбища. Похоже, мой водитель-американец зря за себя боялся. Похоже, гнался Международный патруль за Эриком Грузном, а не за спекулянтом с черного рынка.
Медгэсси снова мелькнул загадочной улыбкой из-за своего «забора».
– Не нужно так, герр Груэн. Мы не дураки, моя жена и я. Если мы не говорим про это никогда, это еще не значит, что мы про это не знаем. – Было ясно, что речь идет явно не о девушке, брошенной в беде, а о чем-то гораздо более важном. – Так что, пожалуйста, не надо говорить со мной, будто я законченный идиот. Мы просим только об одном: о возможности и дальше служить вашей семье, как уж сможем. Потому что не могу себе представить, чтобы вы остались в Вене. Официально, во всяком случае.
– И как именно, по вашему мнению, вы можете служить мне? – терпеливо спросил я.
– Нашим молчанием, герр Груэн. Мне были известны почти все дела вашей матушки. Она была такая доверчивая. И очень неосмотрительная, если вы понимаете, о чем я.
– Вы шантажировать меня пытаетесь, что ли? Так чего сразу не назовете сумму? Сколько?
Медгэсси досадливо покрутил головой:
– Нет, герр Груэн, какой там шантаж! Мне не хотелось бы, чтобы вы так воспринимали мою просьбу. Мы хотим продолжать служить вашей семье. Ну и должного вознаграждения за преданность. Вот и все. Может, то, что вы совершили, герр доктор, было и правильно. Не мне судить. Но будет справедливо, если вы признаете свой долг нам. Например, за то, что мы не сообщили полиции, где вы живете. В Гармише, верно? Очень симпатичный городок. Сам я там не бывал, но слышал, он очень красивый.
– Сколько? – повторил я.
– Двадцать пять тысяч шиллингов, герр. Это не много, учитывая все обстоятельства. Если подумать, герр доктор.
Я растерялся, не зная, что же ответить. Было очевидно, что Эрик Груэн был не до конца откровенен со мной. Крылось в его прошлом нечто такое, из-за чего его приезд в Вену весьма интересовал союзников. Или, может быть, дело в убийстве тех военнопленных во Франции, про которых упоминала Энгельбертина? Почему бы и нет? Ведь заключили союзники в тюрьму в Ландсберге десятки эсэсовцев за массовое убийство в Малмеди. Какова бы ни была причина, ясно одно: с Медгэсси мне требуется потянуть время, пока я не переговорю с Грузном. А пока что выбор у меня невелик – придется согласиться для видимости на шантаж дворецкого. Со всеми документами, какие у меня имелись на имя Эрика Грузна, я вряд ли мог снова превратиться в Берни Гюнтера и сделать вид, что я тут ни при чем.
– Хорошо, – сказал я. – Но мне потребуется какое-то время, чтобы раздобыть деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Вот. – Я кинул несколько купюр на заднее сиденье, когда мы добрались до парка Модена. – Высади меня на углу. Дальше пешком дойду. У меня нервы не выдерживают.
Я выскочил, захлопнул дверцу и проводил взглядом «кадиллак» – машина, пронзительно взвизгнув шинами, помчалась по Цаунер-гассе. Я двинулся следом, на Сталин-плац, потом вниз по Гассхаус-штрассе, обратно к себе в отель. Да, насыщенное выдалось утро. Но оказалось, день у меня только начинался.
Я подкрепился легким ланчем и поднялся в свой номер отдохнуть перед встречей с Верой Мессман в банке. Только я успел лечь, как в дверь тихонько постучали. Не сомневаясь, что это горничная, я, поднявшись, открыл. Мужчину, стоявшего за дверью, я узнал: видел его на похоронах. На минутку я подумал, что придется выслушать еще одну порцию обвинений: как я посмел навлечь бесчестье на глубокоуважаемую семью Груэн. Но гость, почтительно сдернув шляпу, молчал, прижав ее к груди и крепко вцепившись в поля.
– Да? – спросил я. – В чем дело?
– Герр Груэн, я служил дворецким у вашей матушки, – ответил он, как мне показалось, с венгерским акцентом. – Тибор Медгэсси. Могу я поговорить с вами минутку? – Он нервно оглянулся на коридор. – Наедине, герр Груэн? Всего несколько минут, если будете так любезны.
Был он высок и для человека его возраста хорошо сложен, по моим прикидкам, ему было около шестидесяти пяти. А может, и больше. Пышная грива седых кудрявых волос, темные зубы, которые казались выточенными из дерева, очки с толстыми стеклами в металлической оправе, темные костюм и галстук. Выправка у него была почти военная – наверное, Грузны предпочитали именно таких слуг.
– Хорошо, входите. – Я наблюдал, как он, прихрамывая, вошел. Я закрыл дверь.
– Ну? Так в чем дело? Чего вы желаете?
Медгэсси явно одобрительно оглядел номер.
– Очень красиво, герр Груэн, – заметил он. – Правда, очень красиво. Не виню вас, что вы предпочли остановиться здесь, а не в доме своей матери, особенно после того, что случилось утром на похоронах. Достойно всяческого сожаления. Я уже отругал ее. Пятнадцать лет я служил дворецким вашей матушки и в первый раз слышал, чтобы Клара говорила что-то непозволительное.
– Клара, значит, говорите?
– Да, это моя жена.
Я пожал плечами:
– Послушайте, забудьте. Чем меньше обсуждаешь, тем лучше. Я благодарен вам, что вы пришли извиниться, но, правда, это все пустяки.
– Но, герр доктор, я пришел не для того, чтобы извиниться.
– Вот как? – Я покачал головой. – Тогда зачем же?
Дворецкий раздвинул губы в едва заметной, непонятной улыбке, словно из-за высокого глухого забора на миг показалось чье-то лицо.
– Дело вот какое, герр Груэн, – начал он. – Ваша матушка оставила нам немного денег в своем завещании. Но завещание она составляла давно, и смею сказать, сумма, ею оставленная, вполне обеспечила бы нас, если бы недавно не произошло падение курса австрийского шиллинга. Конечно, она намеревалась внести исправления, но умерла так внезапно, что у нее просто не хватило времени. Так что мы с женой оказались в несколько затруднительном положении. Того, что она оставила, не хватит, чтобы удалиться на покой, а в наши годы искать другую службу уже поздно. Вот мы и подумали, может, вы сумеете помочь нам, герр доктор. Вы теперь стали богаты, а нам много не надо. Мы бы и вовсе ничего не стали просить, если б ваша матушка сама не намеревалась изменить завещание. Можете хоть доктора Бекемайера спросить, если не верите мне.
– Понятно, – протянул я. – Но с вашего позволения, герр Медгэсси, ваша жена Клара разговаривала со мной вовсе не так, будто нуждается в моей помощи.
Дворецкий переступил с ноги на ногу и встал по стойке вольно.
– Она, герр Груэн, просто немного расстроилась из-за внезапной кончины вашей матушки в госпитале, вот и все. А также потому, что со дня смерти Международная полиция все время приезжает к нам и задает о вас вопросы – они желали узнать, приедете ли вы в Вену на похороны.
– А с какой стати полиция союзников так уж интересуется мной? – И, еще недоговорив фразы, я вспомнил, как мы удирали с Центрального кладбища. Похоже, мой водитель-американец зря за себя боялся. Похоже, гнался Международный патруль за Эриком Грузном, а не за спекулянтом с черного рынка.
Медгэсси снова мелькнул загадочной улыбкой из-за своего «забора».
– Не нужно так, герр Груэн. Мы не дураки, моя жена и я. Если мы не говорим про это никогда, это еще не значит, что мы про это не знаем. – Было ясно, что речь идет явно не о девушке, брошенной в беде, а о чем-то гораздо более важном. – Так что, пожалуйста, не надо говорить со мной, будто я законченный идиот. Мы просим только об одном: о возможности и дальше служить вашей семье, как уж сможем. Потому что не могу себе представить, чтобы вы остались в Вене. Официально, во всяком случае.
– И как именно, по вашему мнению, вы можете служить мне? – терпеливо спросил я.
– Нашим молчанием, герр Груэн. Мне были известны почти все дела вашей матушки. Она была такая доверчивая. И очень неосмотрительная, если вы понимаете, о чем я.
– Вы шантажировать меня пытаетесь, что ли? Так чего сразу не назовете сумму? Сколько?
Медгэсси досадливо покрутил головой:
– Нет, герр Груэн, какой там шантаж! Мне не хотелось бы, чтобы вы так воспринимали мою просьбу. Мы хотим продолжать служить вашей семье. Ну и должного вознаграждения за преданность. Вот и все. Может, то, что вы совершили, герр доктор, было и правильно. Не мне судить. Но будет справедливо, если вы признаете свой долг нам. Например, за то, что мы не сообщили полиции, где вы живете. В Гармише, верно? Очень симпатичный городок. Сам я там не бывал, но слышал, он очень красивый.
– Сколько? – повторил я.
– Двадцать пять тысяч шиллингов, герр. Это не много, учитывая все обстоятельства. Если подумать, герр доктор.
Я растерялся, не зная, что же ответить. Было очевидно, что Эрик Груэн был не до конца откровенен со мной. Крылось в его прошлом нечто такое, из-за чего его приезд в Вену весьма интересовал союзников. Или, может быть, дело в убийстве тех военнопленных во Франции, про которых упоминала Энгельбертина? Почему бы и нет? Ведь заключили союзники в тюрьму в Ландсберге десятки эсэсовцев за массовое убийство в Малмеди. Какова бы ни была причина, ясно одно: с Медгэсси мне требуется потянуть время, пока я не переговорю с Грузном. А пока что выбор у меня невелик – придется согласиться для видимости на шантаж дворецкого. Со всеми документами, какие у меня имелись на имя Эрика Грузна, я вряд ли мог снова превратиться в Берни Гюнтера и сделать вид, что я тут ни при чем.
– Хорошо, – сказал я. – Но мне потребуется какое-то время, чтобы раздобыть деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97