Солдат кивнул, и Гебауэр вытянул сигарету и элегантно закурил.
– Откуда вы? – спросил он.
– Живу в Мюнхене, – ответил я, – но родился в Берлине.
– Я тоже, – кивнул он. – Я просил, чтобы меня перевели в берлинскую тюрьму, там меня могла бы навещать жена, но, похоже, это невозможно. – Он пожал плечами. – Им-то, янки, не все ли равно? Мы все для них – мразь. Совсем не солдаты – убийцы. Справедливости ради надо сказать, что среди нас есть и убийцы. Убийцы евреев. Лично я служил на Западном фронте, где этим не занимались.
– В Малмеди, верно? – уточнил я, закуривая. – В Арденнах?
– Да, – подтвердил он. – Отчаянный был бой. Нас буквально прижали к стенке. Нам самим было б только уберечься, где уж там стеречь сотню сдавшихся в плен янки. – Гебауэр глубоко затянулся и поднял глаза на зеленый потолок. Кто-то постарался и покрасил стены и пол тоже зеленым. – Конечно, для янки не имеет значения, что у нас не было никаких условий для содержания пленных. И никто ни на минуту не задумался и не произнес вслух, что солдаты, сдающиеся в плен, – трусы. Мы бы не сдались. Ни за что! Такова ведь и была сущность эсэсовцев, верно? Сохранить свою честь, а не искать лазеек для спасения! – Он снова глубоко затянулся. – Ашенауэр сказал, вы и сами служили в СС. Значит, понимаете, о чем я говорю.
Я бросил беспокойный взгляд на охранника. Мне как-то совсем не нравилось распространяться про мою службу в СС в присутствии служащего американской военной полиции.
– Мне бы не хотелось об этом говорить.
– Он ни слова по-немецки не понимает, – успокоил Гебауэр. – Здесь мало кто из американцев знает немецкий. Даже офицеры ленятся учить. Только некоторые офицеры из разведки владеют немецким языком. Наверное, янки не видят в этом смысла.
– Может, считают, что, если станут учить наш язык, это умалит их победу над нами.
– Возможно, – согласился Гебауэр. – В этом отношении они еще хуже французов. Зато я все лучше говорю на английском.
– Я тоже достиг некоторых успехов. Мне кажется, в американском английском перемешалось столько языков…
– Что вряд ли удивительно, когда наблюдаешь, какое там происходит смешение национальностей и рас, – сказал он. – Любопытный народ – американцы. Это надо же додуматься – поместить нас в Ландсберг! Ведь тут фюрер написал свою великую книгу. Мы все до единого черпаем в этом утешение. Я сам до войны приезжал сюда, чтобы взглянуть на его камеру. Сейчас с двери бронзовую табличку конечно же сняли, но мы и так знаем, которая именно – его. Так же как мусульманин не ошибется, в каком направлении лежит Мекка. Это поддерживает наш дух.
– Я тоже воевал. На русском фронте, – сообщил я, открывая ему часть своих прошлых достижений. Упоминать о моей службе в Германском бюро военных преступлений в Берлине сейчас казалось не совсем к месту. – Служил офицером разведки в армии генерала Шорнера, а до войны был полисменом в «Алексе».
– «Алекс» мне хорошо известен, – улыбнулся он. – До войны я работал юристом в Вилмерсдорфе и часто заходил в «Алекс» для разговора с каким-нибудь мошенником. Как же мне хотелось бы снова очутиться там!
– До того как вступить в Ваффен СС, – перебил я его воспоминания, – вы служили в трудовом лагере Лемберг-Яновска.
– Верно, – подтвердил он. – Германские оружейные заводы.
– Вот об этом времени я и хотел бы порасспросить вас.
На секунду лицо его исказилось отвращением при воспоминании.
– Это был принудительный трудовой лагерь, построенный вокруг трех заводов во Львове. Я отправился туда в мае тысяча девятьсот сорок второго руководить заводами. За поселенческий лагерь, где жили евреи, отвечал кто-то другой. Там, по-моему, творились дурные дела. Но на мне был только завод. Что означало, что между мной и другим начальником возникали определенные трения: кто командует лагерем на самом деле. Строго говоря, руководить должен был я. Тогда я был первым лейтенантом, а тот другой – вторым лейтенантом. Однако его дядя имел чин генерал-майора СС – некий Фридрих Кацман, шеф полиции Галиции, человек очень влиятельный. Отчасти он и стал причиной, почему я уехал из Яновска. Вилхаус – так было имя другого командира – ненавидел меня. Завидовал, так я думаю, или хотел большей власти. И он пошел бы на что угодно, лишь бы избавиться от меня. Это был только вопрос времени, он так или иначе добился бы своего. Состряпал бы ложное обвинение или еще что-нибудь придумал. Вот я и решил сбежать, пока могу. Вторая причина – держаться за такое место не стоило. Так там было мерзко. На самом деле мерзко. Останься я там, такая служба не сделала бы мне чести. И я подал заявление о вступлении в Ваффен СС, ну а остальное вам известно. – Гебауэр взял еще одну сигарету.
– В этом лагере служил еще один офицер, – сказал я. – Фридрих Варцок. Помните такого?
– Да, конечно. Он входил в команду Вилхауса.
– Я сейчас частный детектив, – объяснил я. – Ко мне за помощью обратилась жена Варцока. Ей необходимо выяснить, жив он или мертв. Она хочет снова выйти замуж.
– Разумная женщина. Варцок был настоящей свиньей. Все они там были скоты. – Он покачал головой. – Она тоже скорее всего свинья, если вышла за такого подонка.
– Так вы никогда не встречали ее?
– Вы хотите сказать, она не похожа на свинью? – улыбнулся он. – Так-так. Нет, я ее никогда не видел. Я знал, что Варцок женат. Он даже вечно хвастался, какая у него красивая жена. Но в лагерь ее ни разу не привозил. По крайней мере, пока я был там. В отличие от Вилхауса. У того жена и маленькая дочка жили в лагере. Можете такому поверить? Я бы свою жену и ребенка на десять километров к подобному месту не подпустил. И что бы дурного вы ни слышали о Варцоке, – все правда. Наверняка. – Он положил сигарету в пепельницу, сцепил руки за головой и откинулся на стуле. – Чем могу вам еще помочь?
– В марте тысяча девятьсот сорок шестого Варцок жил в Австрии. Его жена думает, что, возможно, он обратился к «Старым товарищам», они называют себя просто «Товарищество», за помощью, чтобы удрать из страны. С тех пор она ничего о нем не слышала.
– Пусть считает, что ей повезло.
– Понимаете, она католичка, – объяснил я. – И кардинал Йозеф Фрингс сказал ей, что она не вправе снова выйти замуж, не представив каких-то доказательств смерти Варцока.
– Кардинал Фрингс? Он хороший человек. – Гебауэр улыбнулся. – Никто здесь и слова дурного про Фрингса не скажет. Он и епископ Нойхаузлер больше всех стараются вызволить нас отсюда.
– Да, я слышал. Я надеялся, что сумею получить от вас какую-то информацию, которая поможет мне выяснить, что же случилось с Варцоком.
– Но какую?
– Ну, не знаю. Что он был за человек. Обсуждали ли вы с ним, как сложится жизнь после войны. Не упоминал ли он про какие-нибудь свои планы на будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97