К счастью, руки у меня две, и вторая заехала нападавшему локтем в живот. Удар получился основательный, и попал я, куда метил, – вышибить дух у нападавшего в котелке хватило, но на ногах он удержался.
Подоспели двое других. Я поднял согнутые руки, изготовляясь к бою, залепил могучий удар в лицо одному и вмазал отличный правый хук в подбородок другого. Почувствовав, как голова у него дернулась, будто воздушный шарик на палочке, я увернулся от полета кулака размером с небольшие Альпы. Но все было без толку. Больно огрела по плечам трость, и руки у меня бессильно повисли вдоль тела. Тут же рывком куртку сдернули с моих плеч, и руки оказались прижатыми к бокам. Вдобавок мне так двинули кулаком в живот, что тот прилип к позвоночнику, а я рухнул на колени, выбросив остатки обеда из коктейля с луковкой на свою маленькую «беретту».
– Эй, взгляните-ка на его пистолетик! – призвал один из моих новых друзей и пинком отшвырнул оружие – на всякий случай: вдруг у меня еще хватит дури попробовать схватить его. Но пробовать я не стал.
– Подними его на ноги! – распорядился тип в котелке.
Громила сгреб меня за шиворот и вздернул в положение, отдаленно напоминавшее стоячее. На минутку я повис у него на руках, полусогнувшись, словно человек, выронивший мелочь, шляпа медленно сползала у меня с головы. Взвизгнув шинами, рядом затормозила огромная машина. Кто-то заботливо подхватил мою все-таки свалившуюся шляпу, а державший меня за шиворот сунул мне пальцы под ремень и отволок к бровке тротуара. Смысла сопротивляться не было никакого. Действовали они слаженно – было понятно: такое они уже много раз проделывали и прежде. Теперь они взяли меня в крепкое кольцо, один распахнул дверцу машины и зашвырнул на заднее сиденье мою шляпу, другой волочил меня, будто куль картошки, а третий держал наготове трость, на случай, если я воспротивлюсь намерению отправиться с ними на пикник. Вблизи все они пахли и выглядели, будто персонажи с картины Иеронима Босха: мое бледное, потеющее, смирившееся лицо окружала триада – глупость, скотство и ненависть. Перебитые носы. Черные дырки меж зубов. Злобные глаза. Отросшая за день щетина на щеках. Желтые никотиновые пальцы. Воинственные подбородки. Пивное дыхание. Они здорово накачались пивом, прежде чем явиться на встречу: словно меня похищала гильдия баварских пивоваров.
– Нацепи на него лучше наручники, – посоветовал «котелок». – На всякий пожарный. Не то еще отмочит какой фортель.
– Пусть попробует, огрею его вот этим, – ответил второй, показывая дубинку.
– А все-таки надень наручники.
Громила, державший меня за ремень и воротник, на минутку ослабил хватку. Вот он шанс – удирай! – приказал я себе. Но беда в том, что ноги приказу повиноваться не желали, словно принадлежали человеку, который не пользовался ими уже несколько недель. Да к тому же меня попросту оглушили бы ударом дубинки по голове. Били меня и раньше, и моей голове совсем это не нравилось. А потому я вежливо позволил громиле схватить себя лапами за руки и защелкнуть железо на моих запястьях. Потом он приподнял меня, схватился за мой ремень и вбросил в машину, точно человека – пушечное ядро.
Шляпа и сиденье машины смягчили удар. Когда громила влез следом за мной в машину, дверца с другой стороны открылась, и обезьяна с дубинкой взгромоздила бедро, размерами с шину, рядом с моей головой, утолкав меня в середину. Такой вот получился сэндвич, где я был начинкой. Тип в котелке устроился на переднем сиденье, и мы поехали.
– Куда мы едем? – услышал я свое хриплое карканье.
– Тебе без разницы, – буркнул тот, что с дубинкой, и нахлобучил мне шляпу на лицо. Я не стал сдвигать ее, предпочитая сладкий запах моего масла для волос пивному перегару и вони пережаренного сала, застрявшей в их одежде. Мне нравился запах ободка моей шляпы. В первый раз я понял, почему маленький ребенок таскает за собой свое одеяльце и почему одеяльце называется «утешителем». Запах от моей шляпы напоминал мне о нормальном человеке, каким я был всего несколько минут назад и каким надеялся стать снова, когда эти бандюги отпустят меня. Запах, конечно, не совсем как от прустовского печенья «мадлен», но похоже.
Ехали мы в южном направлении. Я понял это, потому что нос машины, когда меня в нее впихнули, смотрел на восток, на Максимилиан-штрассе. И вскоре после начала поездки мы пересекли мост и повернули направо. Закончилась поездка немного быстрее, чем я ожидал. Мы заехали не то в гараж, не то на какой-то склад. Двери перед нами поднялись, пропуская, и тут же, как только мы въехали, опустились. Мне не требовались глаза, чтобы приблизительно понять, где мы находимся. Кисло-сладкий запах хмелевого сусла, идущий от трех самых крупных мюнхенских пивоварен, был такой же достопримечательностью города, как статуя Баварии. Даже через фетр шляпы он чувствовался крепко и остро, как запах свежевспаханного поля.
Дверцы машины распахнулись. Шляпу у меня с лица сдернули, а меня наполовину вытолкали, наполовину выволокли из машины. К троим с Форума прибавился тот, что сидел за рулем, и еще двое, что поджидали нас на полузаброшенном складе. Вокруг валялись разбитые поддоны, пивные бочонки и ящики с пустыми бутылками. В углу приткнулся мотоцикл с коляской. Перед машиной стоял грузовик. Над головой виднелась стеклянная крыша, вернее, бывшая стеклянная, потому что почти все разбитое стекло лежало под ногами. Оно хрупало, словно лед на замерзшем озере, пока меня подталкивали, ведя к человеку поопрятнее других, руки у него были поменьше, ноги тоже, а лицо украшали маленькие усики. Я понадеялся, что мозг у него все-таки достаточно большой, чтобы понять, когда я говорю правду. Мой живот еще так и оставался прилипшим к позвоночнику.
Этот, что поменьше, был в серой куртке с темно-зелеными отворотами и карманами в форме дубовых листьев, манжеты и нашлепки на локтях тоже были зеленые. Брюки из серой фланели, башмаки коричневые, в общем, он был похож на фюрера, готового устроить веселую ночку в Берхтесгадене.
Голос у него был мягкий, вежливый, что могло бы показаться приятным разнообразием, да только опыт давно научил меня: как правило, такие вот тихие и вежливые и есть самые отъявленные садисты – тем более в Германии. Тюрьма в Ландсберге забита тихоголосыми, вежливыми субъектами.
– Вам повезло, герр Гюнтер, – проговорил он.
– Да, мне тоже так кажется, – согласился я.
– Вы действительно служили в СС?
– Стараюсь этим не бахвалиться.
Он стоял совершенно неподвижно, чуть ли не по стойке «смирно», руки опущены по швам, словно он принимал парад. Выправка эсэсовца высокого чина, глаза и манера разговаривать – тоже. Тиран вроде Гейдриха или Гиммлера – один из тех психопатов в пограничном состоянии, которые командовали полицейскими батальонами в дальних уголках великого Германского рейха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Подоспели двое других. Я поднял согнутые руки, изготовляясь к бою, залепил могучий удар в лицо одному и вмазал отличный правый хук в подбородок другого. Почувствовав, как голова у него дернулась, будто воздушный шарик на палочке, я увернулся от полета кулака размером с небольшие Альпы. Но все было без толку. Больно огрела по плечам трость, и руки у меня бессильно повисли вдоль тела. Тут же рывком куртку сдернули с моих плеч, и руки оказались прижатыми к бокам. Вдобавок мне так двинули кулаком в живот, что тот прилип к позвоночнику, а я рухнул на колени, выбросив остатки обеда из коктейля с луковкой на свою маленькую «беретту».
– Эй, взгляните-ка на его пистолетик! – призвал один из моих новых друзей и пинком отшвырнул оружие – на всякий случай: вдруг у меня еще хватит дури попробовать схватить его. Но пробовать я не стал.
– Подними его на ноги! – распорядился тип в котелке.
Громила сгреб меня за шиворот и вздернул в положение, отдаленно напоминавшее стоячее. На минутку я повис у него на руках, полусогнувшись, словно человек, выронивший мелочь, шляпа медленно сползала у меня с головы. Взвизгнув шинами, рядом затормозила огромная машина. Кто-то заботливо подхватил мою все-таки свалившуюся шляпу, а державший меня за шиворот сунул мне пальцы под ремень и отволок к бровке тротуара. Смысла сопротивляться не было никакого. Действовали они слаженно – было понятно: такое они уже много раз проделывали и прежде. Теперь они взяли меня в крепкое кольцо, один распахнул дверцу машины и зашвырнул на заднее сиденье мою шляпу, другой волочил меня, будто куль картошки, а третий держал наготове трость, на случай, если я воспротивлюсь намерению отправиться с ними на пикник. Вблизи все они пахли и выглядели, будто персонажи с картины Иеронима Босха: мое бледное, потеющее, смирившееся лицо окружала триада – глупость, скотство и ненависть. Перебитые носы. Черные дырки меж зубов. Злобные глаза. Отросшая за день щетина на щеках. Желтые никотиновые пальцы. Воинственные подбородки. Пивное дыхание. Они здорово накачались пивом, прежде чем явиться на встречу: словно меня похищала гильдия баварских пивоваров.
– Нацепи на него лучше наручники, – посоветовал «котелок». – На всякий пожарный. Не то еще отмочит какой фортель.
– Пусть попробует, огрею его вот этим, – ответил второй, показывая дубинку.
– А все-таки надень наручники.
Громила, державший меня за ремень и воротник, на минутку ослабил хватку. Вот он шанс – удирай! – приказал я себе. Но беда в том, что ноги приказу повиноваться не желали, словно принадлежали человеку, который не пользовался ими уже несколько недель. Да к тому же меня попросту оглушили бы ударом дубинки по голове. Били меня и раньше, и моей голове совсем это не нравилось. А потому я вежливо позволил громиле схватить себя лапами за руки и защелкнуть железо на моих запястьях. Потом он приподнял меня, схватился за мой ремень и вбросил в машину, точно человека – пушечное ядро.
Шляпа и сиденье машины смягчили удар. Когда громила влез следом за мной в машину, дверца с другой стороны открылась, и обезьяна с дубинкой взгромоздила бедро, размерами с шину, рядом с моей головой, утолкав меня в середину. Такой вот получился сэндвич, где я был начинкой. Тип в котелке устроился на переднем сиденье, и мы поехали.
– Куда мы едем? – услышал я свое хриплое карканье.
– Тебе без разницы, – буркнул тот, что с дубинкой, и нахлобучил мне шляпу на лицо. Я не стал сдвигать ее, предпочитая сладкий запах моего масла для волос пивному перегару и вони пережаренного сала, застрявшей в их одежде. Мне нравился запах ободка моей шляпы. В первый раз я понял, почему маленький ребенок таскает за собой свое одеяльце и почему одеяльце называется «утешителем». Запах от моей шляпы напоминал мне о нормальном человеке, каким я был всего несколько минут назад и каким надеялся стать снова, когда эти бандюги отпустят меня. Запах, конечно, не совсем как от прустовского печенья «мадлен», но похоже.
Ехали мы в южном направлении. Я понял это, потому что нос машины, когда меня в нее впихнули, смотрел на восток, на Максимилиан-штрассе. И вскоре после начала поездки мы пересекли мост и повернули направо. Закончилась поездка немного быстрее, чем я ожидал. Мы заехали не то в гараж, не то на какой-то склад. Двери перед нами поднялись, пропуская, и тут же, как только мы въехали, опустились. Мне не требовались глаза, чтобы приблизительно понять, где мы находимся. Кисло-сладкий запах хмелевого сусла, идущий от трех самых крупных мюнхенских пивоварен, был такой же достопримечательностью города, как статуя Баварии. Даже через фетр шляпы он чувствовался крепко и остро, как запах свежевспаханного поля.
Дверцы машины распахнулись. Шляпу у меня с лица сдернули, а меня наполовину вытолкали, наполовину выволокли из машины. К троим с Форума прибавился тот, что сидел за рулем, и еще двое, что поджидали нас на полузаброшенном складе. Вокруг валялись разбитые поддоны, пивные бочонки и ящики с пустыми бутылками. В углу приткнулся мотоцикл с коляской. Перед машиной стоял грузовик. Над головой виднелась стеклянная крыша, вернее, бывшая стеклянная, потому что почти все разбитое стекло лежало под ногами. Оно хрупало, словно лед на замерзшем озере, пока меня подталкивали, ведя к человеку поопрятнее других, руки у него были поменьше, ноги тоже, а лицо украшали маленькие усики. Я понадеялся, что мозг у него все-таки достаточно большой, чтобы понять, когда я говорю правду. Мой живот еще так и оставался прилипшим к позвоночнику.
Этот, что поменьше, был в серой куртке с темно-зелеными отворотами и карманами в форме дубовых листьев, манжеты и нашлепки на локтях тоже были зеленые. Брюки из серой фланели, башмаки коричневые, в общем, он был похож на фюрера, готового устроить веселую ночку в Берхтесгадене.
Голос у него был мягкий, вежливый, что могло бы показаться приятным разнообразием, да только опыт давно научил меня: как правило, такие вот тихие и вежливые и есть самые отъявленные садисты – тем более в Германии. Тюрьма в Ландсберге забита тихоголосыми, вежливыми субъектами.
– Вам повезло, герр Гюнтер, – проговорил он.
– Да, мне тоже так кажется, – согласился я.
– Вы действительно служили в СС?
– Стараюсь этим не бахвалиться.
Он стоял совершенно неподвижно, чуть ли не по стойке «смирно», руки опущены по швам, словно он принимал парад. Выправка эсэсовца высокого чина, глаза и манера разговаривать – тоже. Тиран вроде Гейдриха или Гиммлера – один из тех психопатов в пограничном состоянии, которые командовали полицейскими батальонами в дальних уголках великого Германского рейха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97