— Разумеется, здесь должны быть люди. Причем достаточное количество. Потому что такое число этих тварей могут породить лишь десятки душ в своем общем невольном усилии. — Теперь, когда эти твари уже исчезли, ему стало трудно припомнить, как они выглядят, но он попытался. Какие они странные… но в самом их наличии имелась строгая логика. — Это страх перед туманом, — сказал он. — Вот что распространяет их. Страх перед туманом и передо всем, что скрывается в тумане. Здешние обитатели, должно быть, люди пришлые — и туман вызывает у них ужас. И когда эти негативные эмоции начали воздействовать на земное Фэа, оно и выдало такие порождения. Аморфные и подобные самому туману. — Вглядевшись в пламя костра, он попробовал думать четче. Так, чтобы все сошлось воедино. — Здесь ведь нет более традиционных демонов, не так ли? По крайней мере, мы с таковыми еще не встречались. Но в большинстве человеческих общин складывается собственная фольклорная мифология — вампиры, суккубы, всяческие карлики и уродцы — задолго до того, как появляются бесплотные абстракции вроде здешних. И это странно… — Тем временем от реки на них начало наплывать нечто туманное и красноглазое; достигнув ближайшего охранного камня, оно задрожало и зависло в воздухе. — Вот мне и любопытно, почему это так получилось?
— Таррант, наверное, сможет на это ответить, — пробормотала Хессет, наблюдая за демоническим существом, которое попятилось от охранного камня и растворилось в тумане.
Но Таррант не смог.
Вернувшись ночью, он остановился у мелового круга и последовательно осмотрел все охранные камни. Лишь покончив с этим, он подсел к костру.
— Конечно, это не имеет особенного значения, — обратился он к Дэмьену. — Но сила этих камней недостаточна. А вам следовало бы учесть, что и моя мощь является демонической по своей природе и они, соответственно, реагируют на меня, как на врага.
Дэмьен сконфуженно заморгал; конечно, ему следовало об этом подумать.
— Прошу прощения.
После того как они загасили костер и расселись по седлам, Дэмьен и Хессет рассказали Тарранту о странных демонических существах. И вслед за ними раздраженный Охотник оказался не в силах обнаружить людей, которые должны были обитать где-то в здешних лесах.
— Но это не Затемнение, — рассерженно, как показалось Дэмьену, буркнул он. — Но если не Затемнение, то тогда что же? Что может позволить десятку или более того людей исчезнуть из потоков Фэа в такой степени, что оно словно и не подозревает об их присутствии?
Ответа на этот вопрос не было; не было и другого выбора, кроме продолжения пути. Они вновь углубились в лесную чащу, и теперь ее замкнутость сама по себе обрадовала Дэмьена. Отрадно было видеть хоть что-нибудь, кроме непроглядного тумана, даже если этим чем-нибудь и были противоестественные здешние заросли.
Всю ночь они промолчали, проезжая милю за милей по этому странному и чужому лесу, высвечивая фонарем лишь кусочек земли прямо перед ними. Разумеется, Таррант мог видеть и в свете, источаемом Фэа, а ночное зрение Хессет ничуть не уступало дневному, но вот Дэмьену казалось, будто он здесь ослеп. И, вдобавок к этому неприятному обстоятельству, лес с каждой милей менялся и становился все страннее и страннее. Ничего удивительного в том, что ко времени очередного привала он почувствовал себя полностью изнуренным.
Сначала дикий виноград удушал деревья. Затем пошла полоса изломанного (кем? чем?) винограда, из изуродованных побегов течет белый сок. Затем появились черные зверьки, снующие туда и сюда по стволам деревьев, с несколькими виноградинами или с обрывком грибовидного листа во рту. Потом твари больших размеров, похожие на гигантских пауков, поедали черных зверьков. Причем вся эта живность не соседствовала друг с другом, как обстояло бы дело в обычном лесу, а проходила своеобразными полосами или волнами — и каждая новая волна пожирала лес по-новому, оставляя после себя лишь мертвые деревья, погубленный виноград и голые кости. Костей было чрезвычайно много. Они устилали землю, как по осени — сухие листья. Лежали целыми слоями, столь толстыми, что трещали под копытами лошадей буквально на каждом шагу. А запах гниения и распада был время от времени столь невыносимым, что Дэмьену приходилось зажимать платком нос и рот и совершать Творение, воздвигая вокруг себя нечто вроде обонятельного барьера. Да и Хессет выглядела такой больной, что он предложил ей аналогичную помощь — и она, к его изумлению, согласилась. Как разбирался с невыносимым запахом Таррант, так и осталось загадкой, но Дэмьен не сомневался в том, что тот что-то придумал. Охотник был человеком слишком изысканным, чтобы переносить такую мерзость, к тому же так долго.
Но вот, наконец, они вновь выехали на берег реки. Здесь она стала шире, вода рябилась, протекая по скалистому ложу. Дэмьен рванулся к берегу, чтобы набрать воды для ужина, но Таррант схватил его за плечо и заставил остановиться.
— В чем дело?
— Характер здешнего леса. Подумайте об этом. Живое здесь пускает корни, размножается и разрушает окружающую среду. Потом то же самое совершает следующий вид. И так далее. И так далее. И так далее.
Священник не сразу понял, что имеет в виду Охотник.
— Вы хотите сказать, что кто-то заставляет формы жизни эволюционировать?
— Природа бесконечно сложна, преподобный Райс. Кому знать об этом лучше, чем мне? Естественная экосистема всегда бывает тщательно сбалансирована, всегда подразумевает сложное взаимодействие сдержек и противовесов, эволюционирующих одновременно и параллельно. Здесь же мы не наблюдаем ничего подобного. Здесь все чрезвычайно просто — и чрезвычайно расточительно… Я чувствую за этим человеческие усилия. Усилия крайне неопытного человека, лишенного подлинного понимания происходящего, обескураженного собственной неспособностью управлять протекающими процессами. Потому что если ты стремишься вывести новый вид и подходишь к этому делу надлежащим образом, тебе приходится позаботиться и о противовесах: о хищниках, паразитах, эпидемиях, о механизме вырождения. Ничего подобного здесь не сделано. Просто приложена сила в отсутствие понимания возможных последствий. Ничего удивительного в том, что последствия оказались настолько ужасными.
— Каждая форма жизни захватила собственную территорию, — подчеркнула Хессет.
— Возможно. Но возможно и другое. Все здешние формы жизни созданы в едином центре, а затем им предоставили возможность свободного распространения. Сперва виноград, потом зверьки, питающиеся виноградом. Когда зверьки вышли из-под контроля, по их следу пустили хищников. И так далее. Каждая форма жизни волнообразно распространяется из общего центра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125