— Там, преподобный, имеется поселение. Одно из тех, которых так боятся местные жители. Против кого и готовят свои пушки. И держат под охраной всю береговую линию. Если у здешней страны и есть свой собственный враг, то его твердыня именно там. — Изящно наманикюренный коготь ткнул в карту. — И этот враг может оказаться и нашим врагом.
Дэмьен поразмыслил над этим.
— А какова третья возможность?
— Она вам не понравится, — предостерег Охотник.
— Вы это уже говорили…
Таррант встал во весь рост. Осторожно, чтобы не наступить ни на одну из карт, подошел к окну. Дэмьен видел, как сузились его глаза, пока Охотник Творением собирал Фэа, вероятно, затем, чтобы выставить Охранение. Завершив это предупредительное мероприятие, он отодвинул тяжелую штору, которой было забрано окно. Перед ним предстал весь город, ярко освещенный даже сейчас, в полночь.
— Корни здесь, — прошептал Таррант.
— Корни чего?
— Могущества нашего врага. Неужели вы сами не видите этого? — Он кивнул в сторону городских огней. — Вот они все. Перед вами и вокруг вас.
Дэмьен на мгновение утратил дар речи.
— Вы с ума сошли, — вымолвил он наконец.
— Я же говорил, что вам это не понравится.
— Эти люди создали самое здоровое общество изо всех, какие мне доводилось видеть на Эрне. Они живут, не ведая ни страха, ни отчаяния. Их жизнь полна чудес, а их вера…
— И это все, что вы увидели? Вера и молитвы, безопасность и порядок? Я разочарован, преподобный Райс. Мне казалось, что вы малость ненаблюдательней. — Рука Охотника, лежащая на шторе, напряглась, он всмотрелся в ночь за окном. — Здесь что-то не так. Что-то такое скверное, что у меня нет слов, способных это выразить. Но симптомы этого зла у вас на виду, если вам, конечно, угодно их увидеть… если вы не отворачиваетесь нарочно. — Охотник развернулся лицом к Дэмьену, взор серебряных глаз был пронзителен. — Отворачиваетесь, правда?
Дэмьен с трудом не дал волю гневу самим тоном своего ответа.
— Только потому, что ваши глаза больше привыкли к порче, чем мои, это не значит, будто порчей охвачен весь здешний край. Может быть, как раз вы принимаете желаемое за действительное! А? Что скажете на это… Охотник?
Если Дэмьен рассчитывал вызвать у Тарранта гнев — или любую другую человеческую реакцию, то он ошибся. Изящные пальцы отпустили штору, сразу же вернувшуюся на положенное ей место. Серо-серебряные глаза смотрели на Дэмьена, холодные и всепонимающие.
— Ага. Вы уже прониклись уверенностью. Должно быть, успели много чего разузнать об этой стране, преподобный, раз с такой поспешностью встаете на ее сторону? Вот и расскажите мне, преподобный, если, конечно, сумеете, что, собственно говоря, случилось с последними тремя экспедициями, отправившимися сюда?
Священник попытался вспомнить точный текст высказывания Тошиды, но почему-то не смог этого сделать.
— Они сюда не добрались.
— Вот как? Вы верите их пропаганде. — Таррант посмотрел на ракханку: — Хессет?
— Две из них добрались, — спокойно сказала она.
— И их всех перебили, — сообщил Охотник. — Мужчин, женщин и детей. В первый раз перебили только язычников, тогда как приверженцам Истинной Веры разрешено было здесь обосноваться. Но это вызывало проблемы — как политические, так и социальные, — поэтому на следующий раз всех перебили прямо на борту корабля. Говоря словами философа со старушки-Земли: «Бог разберет, где свои, а где чужие».
— Это есть в библиотеке, — доложила Дэмьену Хессет. — Они подожгли корабль прямо в море. А тех, кто спрыгнул за борт, перебили в воде.
— Точно так же они собирались поступить и с нами, — заверил их Таррант. — К этому и был готов корабль Тошиды. Собственно говоря, ради этого он и вышел в море. И если вы до сих пор живы, то только потому, что у вас хватило ума подбить экипаж и пассажиров на ложь. Иначе бы никто из вас не добрался до берега.
Дэмьен промолчал. Лишь до хруста сжал кулаки.
— Следует ли мне предположить, что вы погрузились в размышления, преподобный Райс? И думаете вы, должно быть, вот что: «Все это произошло четыреста лет назад. Сейчас это совершенно другой народ». Может, оно так и есть. Но нам ведь следует учитывать и противоположную возможность. — Таррант подошел к сидевшему на корточках Дэмьену и тоже присел; теперь их разделяла только разложенная на полу карта. — А вот вам еще один факт: здесь имеется Орден Святительниц. Вам известно, чем они занимаются. Но известно ли вам, какой обряд очищения совершают они во искупление того, чем занимаются? Они дают обет безбрачия, преподобный. На три года, на пять лет или на всю жизнь. Ну, кое-кому такое может даже понравиться: чистота плоти для них равнозначна чистоте души, но вы-то читывали мои сочинения. И вам известно, как разрушительно встраивать в религию представление о том, что какие-нибудь естественные и здоровые порывы являются нечистыми. А наряду со Святительницами здесь есть и Святители, и они тоже приносят обет безбрачия. И хотя Святителей вдесятеро меньше, чем остальных, каждый нормальный мужчина терзается угрызениями совести всякий раз, как у него случается незапланированная эрекция. И вы полагаете, что Фэа благожелательно реагирует на эмоции такого рода? Не говоря уж о подавленных чувствах самих Святителей и Святительниц.
— Значит, они совершают ошибку, — прорычал Дэмьен.
— Вот как? Сомнительно. У людей, только-только прибывших сюда с Запада, подобная традиция отсутствовала. Так откуда она взялась здесь? И когда это началось? — Посвященный подался вперед. — Ну, и наконец Мать. Это вас не удивляет? Вас не поражает то обстоятельство, что Святую Церковь здесь могут возглавлять исключительно женщины?
— А почему это должно удивлять? — спросила Хессет. — Половое разделение при выборе профессии — часть вашего наследия с планеты Земля. И почему это вообще так важно?
— Во-первых, потому, что у колонистов, отобранных для отправки в этот мир, подобная традиция отсутствовала. Для каждой колонии был предусмотрен собственный социопсихологический профиль, а данная колония так или иначе может быть возведена истоками к нашей. Во-вторых, потому, что между мужчинами и женщинами имеются реальные биологические различия — и только они должны служить разграничителем в вопросах профессионализации. Так оно и было некогда, в мое время, когда мы воскресили так называемые традиционные роли в рамках эксперимента Возрождения. Мужчины боролись за власть, тогда как женщины занимались поддержанием домашнего очага и воспитанием детей. Такое распределение срабатывало, потому что оно соответствует нашему биологическому наследию; здешнее же — не соответствует.
— Тошида говорит, что они ясновидицы, — пояснил Дэмьен. — Оракулы.
Таррант покачал головой, презрительно отбрасывая эту мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Дэмьен поразмыслил над этим.
— А какова третья возможность?
— Она вам не понравится, — предостерег Охотник.
— Вы это уже говорили…
Таррант встал во весь рост. Осторожно, чтобы не наступить ни на одну из карт, подошел к окну. Дэмьен видел, как сузились его глаза, пока Охотник Творением собирал Фэа, вероятно, затем, чтобы выставить Охранение. Завершив это предупредительное мероприятие, он отодвинул тяжелую штору, которой было забрано окно. Перед ним предстал весь город, ярко освещенный даже сейчас, в полночь.
— Корни здесь, — прошептал Таррант.
— Корни чего?
— Могущества нашего врага. Неужели вы сами не видите этого? — Он кивнул в сторону городских огней. — Вот они все. Перед вами и вокруг вас.
Дэмьен на мгновение утратил дар речи.
— Вы с ума сошли, — вымолвил он наконец.
— Я же говорил, что вам это не понравится.
— Эти люди создали самое здоровое общество изо всех, какие мне доводилось видеть на Эрне. Они живут, не ведая ни страха, ни отчаяния. Их жизнь полна чудес, а их вера…
— И это все, что вы увидели? Вера и молитвы, безопасность и порядок? Я разочарован, преподобный Райс. Мне казалось, что вы малость ненаблюдательней. — Рука Охотника, лежащая на шторе, напряглась, он всмотрелся в ночь за окном. — Здесь что-то не так. Что-то такое скверное, что у меня нет слов, способных это выразить. Но симптомы этого зла у вас на виду, если вам, конечно, угодно их увидеть… если вы не отворачиваетесь нарочно. — Охотник развернулся лицом к Дэмьену, взор серебряных глаз был пронзителен. — Отворачиваетесь, правда?
Дэмьен с трудом не дал волю гневу самим тоном своего ответа.
— Только потому, что ваши глаза больше привыкли к порче, чем мои, это не значит, будто порчей охвачен весь здешний край. Может быть, как раз вы принимаете желаемое за действительное! А? Что скажете на это… Охотник?
Если Дэмьен рассчитывал вызвать у Тарранта гнев — или любую другую человеческую реакцию, то он ошибся. Изящные пальцы отпустили штору, сразу же вернувшуюся на положенное ей место. Серо-серебряные глаза смотрели на Дэмьена, холодные и всепонимающие.
— Ага. Вы уже прониклись уверенностью. Должно быть, успели много чего разузнать об этой стране, преподобный, раз с такой поспешностью встаете на ее сторону? Вот и расскажите мне, преподобный, если, конечно, сумеете, что, собственно говоря, случилось с последними тремя экспедициями, отправившимися сюда?
Священник попытался вспомнить точный текст высказывания Тошиды, но почему-то не смог этого сделать.
— Они сюда не добрались.
— Вот как? Вы верите их пропаганде. — Таррант посмотрел на ракханку: — Хессет?
— Две из них добрались, — спокойно сказала она.
— И их всех перебили, — сообщил Охотник. — Мужчин, женщин и детей. В первый раз перебили только язычников, тогда как приверженцам Истинной Веры разрешено было здесь обосноваться. Но это вызывало проблемы — как политические, так и социальные, — поэтому на следующий раз всех перебили прямо на борту корабля. Говоря словами философа со старушки-Земли: «Бог разберет, где свои, а где чужие».
— Это есть в библиотеке, — доложила Дэмьену Хессет. — Они подожгли корабль прямо в море. А тех, кто спрыгнул за борт, перебили в воде.
— Точно так же они собирались поступить и с нами, — заверил их Таррант. — К этому и был готов корабль Тошиды. Собственно говоря, ради этого он и вышел в море. И если вы до сих пор живы, то только потому, что у вас хватило ума подбить экипаж и пассажиров на ложь. Иначе бы никто из вас не добрался до берега.
Дэмьен промолчал. Лишь до хруста сжал кулаки.
— Следует ли мне предположить, что вы погрузились в размышления, преподобный Райс? И думаете вы, должно быть, вот что: «Все это произошло четыреста лет назад. Сейчас это совершенно другой народ». Может, оно так и есть. Но нам ведь следует учитывать и противоположную возможность. — Таррант подошел к сидевшему на корточках Дэмьену и тоже присел; теперь их разделяла только разложенная на полу карта. — А вот вам еще один факт: здесь имеется Орден Святительниц. Вам известно, чем они занимаются. Но известно ли вам, какой обряд очищения совершают они во искупление того, чем занимаются? Они дают обет безбрачия, преподобный. На три года, на пять лет или на всю жизнь. Ну, кое-кому такое может даже понравиться: чистота плоти для них равнозначна чистоте души, но вы-то читывали мои сочинения. И вам известно, как разрушительно встраивать в религию представление о том, что какие-нибудь естественные и здоровые порывы являются нечистыми. А наряду со Святительницами здесь есть и Святители, и они тоже приносят обет безбрачия. И хотя Святителей вдесятеро меньше, чем остальных, каждый нормальный мужчина терзается угрызениями совести всякий раз, как у него случается незапланированная эрекция. И вы полагаете, что Фэа благожелательно реагирует на эмоции такого рода? Не говоря уж о подавленных чувствах самих Святителей и Святительниц.
— Значит, они совершают ошибку, — прорычал Дэмьен.
— Вот как? Сомнительно. У людей, только-только прибывших сюда с Запада, подобная традиция отсутствовала. Так откуда она взялась здесь? И когда это началось? — Посвященный подался вперед. — Ну, и наконец Мать. Это вас не удивляет? Вас не поражает то обстоятельство, что Святую Церковь здесь могут возглавлять исключительно женщины?
— А почему это должно удивлять? — спросила Хессет. — Половое разделение при выборе профессии — часть вашего наследия с планеты Земля. И почему это вообще так важно?
— Во-первых, потому, что у колонистов, отобранных для отправки в этот мир, подобная традиция отсутствовала. Для каждой колонии был предусмотрен собственный социопсихологический профиль, а данная колония так или иначе может быть возведена истоками к нашей. Во-вторых, потому, что между мужчинами и женщинами имеются реальные биологические различия — и только они должны служить разграничителем в вопросах профессионализации. Так оно и было некогда, в мое время, когда мы воскресили так называемые традиционные роли в рамках эксперимента Возрождения. Мужчины боролись за власть, тогда как женщины занимались поддержанием домашнего очага и воспитанием детей. Такое распределение срабатывало, потому что оно соответствует нашему биологическому наследию; здешнее же — не соответствует.
— Тошида говорит, что они ясновидицы, — пояснил Дэмьен. — Оракулы.
Таррант покачал головой, презрительно отбрасывая эту мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125