Образы сна быстро исчезали из сознания. Однако важно было запомнить… что именно? Мысли не желали складываться в общую картину. Нечто важное. Нечто такое, что он уже чуть было не понял.
— Вам помочь? — тихо спросил Таррант.
Дэмьен заметил, что меч Тарранта воткнут в землю неподалеку от места, где стоял сам Охотник. Копит земное Фэа? Он и сам чувствовал, как холод темной энергии закрадывается под одеяло.
— Мне приснилась Мать… вроде бы так… Только это была не она. Это была ракханка…
Ракханка.
Теперь он все вспомнил. Вспомнил ракхене из лагеря Хессет. У кое-кого из их самок была течка — или как там она у них называется, — и их ничем не прикрытый голод притягивал к себе любого самца, которому случалось оказаться поблизости. Ясно, что этот образ запечатлелся у него в подсознании, наряду с гормональными импульсами, ими вызванными.
Теперь он вспомнил и другое. Вещи, которые он понял в ходе совместного путешествия. Теперь все начало сходиться воедино — пожалуй, даже слишком стремительно для восприятия.
— Ракхене, — прошептал он. — О Господи…
Кое-как ему удалось не упасть. Его трясло. Лицо Тарранта оставалось где-то в тени, но даже сейчас священник понимал, с каким вниманием за ним наблюдают.
— Вы спрашивали, почему только женщины могут быть ясновидящими и, соответственно, Матерями, если они обладают пророческим даром не в большей степени и не чаще, чем мужчины. Но это не так. И вы сами сказали это, когда… ах ты, черт, я не помню когда. Вскоре после нашей первой встречи. Вы сказали, что только женщины могут использовать приливное и отливное Фэа… Припоминаете?
— Я сказал только, что женщины иногда могут благодаря этой силе обретать Видение, — холодно отозвался Охотник. — Никто из людей не может воздействовать на нее Творением. Она не поддается такого рода контролю…
— Вы в этом уверены?
— Я и сам пытался заняться этим, преподобный Райс. И чуть не погиб. Позже, придя к выводу, согласно которому неудача была связана с моей мужской сущностью, я попытался манипулировать женщиной, обретающей Видение посредством приливной Фэа. — Он мрачно покачал головой. — Даже моей воле не справиться с такой мощью. А если уж не моей, то тогда чьей же?
— Воле ракхов, — прошептал Дэмьен. Понимая все безумие этой догадки и вместе с тем высказывая ее. — Именно это Фэа они и притягивают. Помните? А кое-кто из них наверняка умеет управлять этой энергией сознательно. — Он посмотрел на спящую Хессет. — Она умеет, — выдохнул он. — Мы обнаружили это вскоре после того, как вас взяли в плен. Ракхи практикуют колдовство. Все ракханки! Не человеческого типа колдовство, не то, что связано с земной Фэа… но все равно это колдовство. — Внезапно у него перехватило дух. Внезапно он испугался. — Вы понимаете? Только их женщины. Только ракханки.
Охотник возразил тихим и спокойным голосом:
— Значит, по-вашему, Мать — ракханка?
— По-моему?.. — Дэмьен потряс головой, словно желая прочистить ее. — Но разве такое возможно? Это кажется сущим безумием… но ведь и многое другое здесь кажется сущим безумием… Вы ведь сами задались этим вопросом: почему на должность высшего церковного иерарха здесь не допускают мужчин? Если речь идет о людях, то никакого разумного объяснения этому и впрямь подыскать невозможно. А если о ракхах? О ракханках?.. — Он вновь посмотрел на Хессет. Красти спала, должно быть, ей что-то снилось, ее когти слегка подрагивали, словно реагируя на незримую угрозу. — Она утверждает, что они пользуются приливной Фэа. А люди на такое способны?
Таррант колебался.
— Женщины, способные в связи с этим обретать Видение, встречаются, судя по моему опыту, крайне редко… и обычно бывают безумны. Приливное Фэа непостоянно, непредсказуемо, часто насильственно. И любое погружение в эту стихию…
— Окажется в равной мере непредсказуемым. Не так ли? Особенно если использовать ее для собственной маскировки. Им приходится прятаться на все время, на которое исчезает эта мощь, и выходить к людям, лишь когда Фэа достаточно стабильно для Творения. Неужели вы этого не понимаете? О Господи! — Он закрыл глаза, его по-прежнему трясло. От волнения? От страха? — Вот потому так и ведет себя любая Мать. Никому никогда не известно, когда она появится на людях или почему вдруг решит покинуть собрание. — Он пристально посмотрел на Охотника. — Вы побывали в других городах. Вот и расскажите мне. Всюду ли дело обстоит точно так же, как в Мерсии?
Таррант ненадолго задумался.
— Действительно, — хмыкнул он. — Судя по всему, так здесь заведено повсюду. Я приписывал это эксцентричности здешнего Ордена, но если это не так… если вы правы…
— Это означало бы пожизненное притворство. Годы, проведенные во вражеском окружении. Хессет говорит, что ей нестерпим даже человеческий запах…
— Это означало бы также, что Истинная Церковь попала здесь в руки ракхене, — перебил его Таррант. — И это произошло уже несколько столетий назад. Какова же их конечная цель?
— Вы сказали, что здесь организуют охоту на людей. На человеческих детей, — ответил Дэмьен. — А учитывая ненависть ракхов к людям, это обретает некоторый смысл, не так ли?
— Я говорил, что они используют детей для охоты на порождения Фэа.
— А разве это большая разница? Применительно к судьбе самих детей?
На мгновение Таррант молча уставился на Дэмьена. Затем отвернулся.
— Есть еще кое-что, о чем я вам не поведал, — тихо признался он. — В тот миг это показалось мне не заслуживающим особого внимания. Но, может быть, это не так. — Он стоял-вполоборота к Дэмьену, и все же тому показалось, будто по лицу Охотника пробежала тень. И когда тот продолжил, в голосе его прозвучали строгость и холод, отсутствовавшие ранее. — Местные люди убивают всех посвященных, — сообщил Таррант. — Всех. Приканчивают еще в колыбели, пока те не обрели защиту — даже на рефлекторном уровне, — безжалостно убивают. Всех. Без исключения.
— Но как же их опознают?
— Такого не скроешь, — с неожиданным жаром ответил Таррант. — В первые годы жизни это свойство всегда проступает наружу. Дитя реагирует на вещи, которых не видит и не слышит никто другой. Посвященный живет в мире впятеро более сложном, чем мир его родителей, и должен бороться за то, чтобы разобраться в нем. А этого никак не скроешь. Поверьте мне. Люди пытались. В мои времена, когда этого дара страшились, принимая его за одержимость, когда за такой дар могли сжечь на костре… Этого не скроешь, преподобный Райс. Никогда и ни за что. — Он покачал головой, лицо его было чернее ночи. — Во всей этой стране не осталось в живых ни одного посвященного. Я знаю это наверняка. Я употребил всю свою мощь на то, чтобы проверить все потоки, на то, чтобы найти любые знаки — повторяю, любые!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Вам помочь? — тихо спросил Таррант.
Дэмьен заметил, что меч Тарранта воткнут в землю неподалеку от места, где стоял сам Охотник. Копит земное Фэа? Он и сам чувствовал, как холод темной энергии закрадывается под одеяло.
— Мне приснилась Мать… вроде бы так… Только это была не она. Это была ракханка…
Ракханка.
Теперь он все вспомнил. Вспомнил ракхене из лагеря Хессет. У кое-кого из их самок была течка — или как там она у них называется, — и их ничем не прикрытый голод притягивал к себе любого самца, которому случалось оказаться поблизости. Ясно, что этот образ запечатлелся у него в подсознании, наряду с гормональными импульсами, ими вызванными.
Теперь он вспомнил и другое. Вещи, которые он понял в ходе совместного путешествия. Теперь все начало сходиться воедино — пожалуй, даже слишком стремительно для восприятия.
— Ракхене, — прошептал он. — О Господи…
Кое-как ему удалось не упасть. Его трясло. Лицо Тарранта оставалось где-то в тени, но даже сейчас священник понимал, с каким вниманием за ним наблюдают.
— Вы спрашивали, почему только женщины могут быть ясновидящими и, соответственно, Матерями, если они обладают пророческим даром не в большей степени и не чаще, чем мужчины. Но это не так. И вы сами сказали это, когда… ах ты, черт, я не помню когда. Вскоре после нашей первой встречи. Вы сказали, что только женщины могут использовать приливное и отливное Фэа… Припоминаете?
— Я сказал только, что женщины иногда могут благодаря этой силе обретать Видение, — холодно отозвался Охотник. — Никто из людей не может воздействовать на нее Творением. Она не поддается такого рода контролю…
— Вы в этом уверены?
— Я и сам пытался заняться этим, преподобный Райс. И чуть не погиб. Позже, придя к выводу, согласно которому неудача была связана с моей мужской сущностью, я попытался манипулировать женщиной, обретающей Видение посредством приливной Фэа. — Он мрачно покачал головой. — Даже моей воле не справиться с такой мощью. А если уж не моей, то тогда чьей же?
— Воле ракхов, — прошептал Дэмьен. Понимая все безумие этой догадки и вместе с тем высказывая ее. — Именно это Фэа они и притягивают. Помните? А кое-кто из них наверняка умеет управлять этой энергией сознательно. — Он посмотрел на спящую Хессет. — Она умеет, — выдохнул он. — Мы обнаружили это вскоре после того, как вас взяли в плен. Ракхи практикуют колдовство. Все ракханки! Не человеческого типа колдовство, не то, что связано с земной Фэа… но все равно это колдовство. — Внезапно у него перехватило дух. Внезапно он испугался. — Вы понимаете? Только их женщины. Только ракханки.
Охотник возразил тихим и спокойным голосом:
— Значит, по-вашему, Мать — ракханка?
— По-моему?.. — Дэмьен потряс головой, словно желая прочистить ее. — Но разве такое возможно? Это кажется сущим безумием… но ведь и многое другое здесь кажется сущим безумием… Вы ведь сами задались этим вопросом: почему на должность высшего церковного иерарха здесь не допускают мужчин? Если речь идет о людях, то никакого разумного объяснения этому и впрямь подыскать невозможно. А если о ракхах? О ракханках?.. — Он вновь посмотрел на Хессет. Красти спала, должно быть, ей что-то снилось, ее когти слегка подрагивали, словно реагируя на незримую угрозу. — Она утверждает, что они пользуются приливной Фэа. А люди на такое способны?
Таррант колебался.
— Женщины, способные в связи с этим обретать Видение, встречаются, судя по моему опыту, крайне редко… и обычно бывают безумны. Приливное Фэа непостоянно, непредсказуемо, часто насильственно. И любое погружение в эту стихию…
— Окажется в равной мере непредсказуемым. Не так ли? Особенно если использовать ее для собственной маскировки. Им приходится прятаться на все время, на которое исчезает эта мощь, и выходить к людям, лишь когда Фэа достаточно стабильно для Творения. Неужели вы этого не понимаете? О Господи! — Он закрыл глаза, его по-прежнему трясло. От волнения? От страха? — Вот потому так и ведет себя любая Мать. Никому никогда не известно, когда она появится на людях или почему вдруг решит покинуть собрание. — Он пристально посмотрел на Охотника. — Вы побывали в других городах. Вот и расскажите мне. Всюду ли дело обстоит точно так же, как в Мерсии?
Таррант ненадолго задумался.
— Действительно, — хмыкнул он. — Судя по всему, так здесь заведено повсюду. Я приписывал это эксцентричности здешнего Ордена, но если это не так… если вы правы…
— Это означало бы пожизненное притворство. Годы, проведенные во вражеском окружении. Хессет говорит, что ей нестерпим даже человеческий запах…
— Это означало бы также, что Истинная Церковь попала здесь в руки ракхене, — перебил его Таррант. — И это произошло уже несколько столетий назад. Какова же их конечная цель?
— Вы сказали, что здесь организуют охоту на людей. На человеческих детей, — ответил Дэмьен. — А учитывая ненависть ракхов к людям, это обретает некоторый смысл, не так ли?
— Я говорил, что они используют детей для охоты на порождения Фэа.
— А разве это большая разница? Применительно к судьбе самих детей?
На мгновение Таррант молча уставился на Дэмьена. Затем отвернулся.
— Есть еще кое-что, о чем я вам не поведал, — тихо признался он. — В тот миг это показалось мне не заслуживающим особого внимания. Но, может быть, это не так. — Он стоял-вполоборота к Дэмьену, и все же тому показалось, будто по лицу Охотника пробежала тень. И когда тот продолжил, в голосе его прозвучали строгость и холод, отсутствовавшие ранее. — Местные люди убивают всех посвященных, — сообщил Таррант. — Всех. Приканчивают еще в колыбели, пока те не обрели защиту — даже на рефлекторном уровне, — безжалостно убивают. Всех. Без исключения.
— Но как же их опознают?
— Такого не скроешь, — с неожиданным жаром ответил Таррант. — В первые годы жизни это свойство всегда проступает наружу. Дитя реагирует на вещи, которых не видит и не слышит никто другой. Посвященный живет в мире впятеро более сложном, чем мир его родителей, и должен бороться за то, чтобы разобраться в нем. А этого никак не скроешь. Поверьте мне. Люди пытались. В мои времена, когда этого дара страшились, принимая его за одержимость, когда за такой дар могли сжечь на костре… Этого не скроешь, преподобный Райс. Никогда и ни за что. — Он покачал головой, лицо его было чернее ночи. — Во всей этой стране не осталось в живых ни одного посвященного. Я знаю это наверняка. Я употребил всю свою мощь на то, чтобы проверить все потоки, на то, чтобы найти любые знаки — повторяю, любые!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125