Особенно в отсутствие Творения. Особенно — и это важнее всего, — если Охотник затеял столь глупое и рискованное предприятие, как подозревал Дэмьен.
Он вернулся на место, где Таррант расстался с ними, и всмотрелся в южную стену ущелья. Найдя на ней едва заметные, но пригодные для его цели выступы, начал карабкаться вверх. Боль вспыхивала в поврежденной руке всякий раз, когда он переносил на нее тяжесть тела, но сломана она не была, а следовательно, на нее можно было положиться. Время от времени охая, он упорно продолжал подъем. Стена была вся в трещинах, но чаще всего они шли сверху вниз — здесь было куда поставить ногу или упереть руку, но при каждом новом шаге требовались все силы и все уменья, чтобы не сорваться, требовалась вся мыслимая осторожность (однако ни в коем случае не медлительность, потому что противник был уже практически под ними). Дэмьену приходилось цепляться и пальцами, и, время от времени, стиснутыми кулаками. На миг он задумался о том, в какой опасности находится, если Тарранту удастся выбраться на вершину раньше его самого. «Но это крайне маловероятно», — подумал он. Охотнику не было равных в колдовстве, но едва ли он обладал достаточным опытом в скалолазанье. И даже если он не сорвется, вряд ли ему удастся выбраться на вершину слишком быстро.
Он поднялся уже на двадцать футов. Этого было, пожалуй, достаточно для того, чтобы преследователи, пройдя низом, его не заметили. Тридцать футов. Он нашел горизонтальную трещину, достаточно глубокую, чтобы в нее можно было поставить ногу, и пошел вдоль по ней в западном направлении, где, как он предполагал, должен был взбираться Таррант. Идти по этой трещине было относительно легко… и тут у него под ногами расшатался и вырвался из гнезда крупный камень — и полетел вниз, на самое дно ущелья. В лунной тишине звук его падения был подобен взрыву, эхо разнеслось во все стороны и продержалось на протяжении нескольких минут. Дэмьен прижался к скале, сердце у него отчаянно колотилось. Рука заболела так, что он едва мог пошевелить ею, но он все же заставил ее работать: на шаг передвинул ногу, а следом за ней перенес на новое место и руку. Шаг за шагом, отчаянно всматриваясь во тьму хорошо тренированными глазами. Разглядеть происходящее на дне ущелья помогал лунный свет, но здесь, наверху, лучи луны, напротив, просто-напросто сбивали с толку: сияние бессмысленно растекалось по гладким поверхностям, оставляя жизненно важные для него трещины в глубоком мраке. Помогало сейчас не столько зрение, сколько чутье, оставалось надеяться на то, что сверхострое зрение Тарранта предоставит тому хотя бы такое преимущество…
И тут он его увидел. Темный шелк развевался на скале, бледная кожа выделялась на холодном граните, поблескивали золотые нити, прочерчивавшие его одеяние. Посвященный нашел нишу примерно два фута в глубину и десять в ширину и стоял, прижавшись к стене и пристально всматриваясь в происходящее на дне ущелья. Когда пальцы Дэмьена ухватились за край ниши, Охотник удивленно посмотрел на вновь прибывшего, а когда в нишу вошел сам священник, он увидел, что глаза Тарранта неодобрительно вспыхнули.
— Не надо было вам приходить, — прошептал Охотник.
— Надо. Теперь нас двое. — Дэмьен посмотрел вниз, но ничего не увидел, кроме зубчатых уступов, хотя до них уже доносились голоса да и топот ног тоже. — Мне показалось, что вы хотите сделать некую глупость. Типа того, чтобы обрушить эту стену.
Бледные глаза вспыхнули.
— Не исключено.
— А что с Фэа? Энергией уже можно воспользоваться?
— Вот-вот. — Таррант говорил еле слышно, слова казались всего лишь дуновением ветра. — Но еще не сейчас.
— Тогда как…
В ответ Таррант обнажил меч. Тот был сейчас не так ярок, как на Западе, но кое-какая мощь в нем явно наличествовала. Холодный свет озарил стену на несколько ярдов вокруг.
— Это исключено, — прошептал Дэмьен. Голоса снизу доносились все отчетливей и отчетливей, преследователей можно было ожидать с минуты на минуту. — Даже если вместо Фэа вы воспользуетесь мечом, вам все равно придется вступить в контакт с земными потоками…
— У нас есть выбор? — перебил его Охотник.
Наступило недолгое молчание — ужасное и красноречивое. Дэмьен поглядел Тарранту прямо в глаза — такие холодные, такие бесчеловечные — и увидел в них то, что уже знал заранее: Охотник боится смерти сильнее любого из живущих на планете людей. Боится настолько, что некогда предпочел пожертвовать своей человеческой сущностью, лишь бы не прекращать существования. И тем не менее сейчас, когда все демоны ада затрепетали, едва почуяв возможность воплощения его замысла, он готов пойти на совершенно немыслимый риск столь хладнокровно и бесстрастно, словно никакого риска в задуманном вообще нет. Потому что, как он и пояснил, разумной альтернативы этому решению не было. Если не завалить перевал, то враги настигнут их — рано или поздно, это всего лишь вопрос времени. А ни перенести их в безопасное место, ни обеспечить безопасность каким-нибудь другим образом он просто не мог, пока не остынет Фэа.
А так… шансы на успех были минимальны, но все-таки были. И следовательно, Владетель Меренты должен был принять именно такое решение.
Таррант повернулся к заранее облюбованной точке и вонзил меч в одну из расщелин в камне. Введя в щель под тщательно выбранным углом. Из отверстия брызнули синие искры, один раз Таррант даже резко вскрикнул от боли, словно его внезапно обожгли. Неужели он может Творением передать мощь меча земле, не будучи сам захлестнут яростными потоками Фэа? Дэмьен подался к нему — и тут ожил канал связи между ними, и он увидел то же самое, что видел сейчас Охотник, — увидел, как хлещет со скал раскаленная мощь, увидел, как она стекает на дно ущелья, как пенится, как разбегается волнами, как загорается, закипает… Священник почувствовал ожог, и в поврежденной ранее руке, словно именно она сжимала сейчас меч холодного пламени, он почувствовал мощь, столь страшную, что его плоть переродилась от одного только мысленного контакта с нею, а клетки его тела перестроились, врачуя рану гораздо быстрее, чем это могло бы произойти естественным путем, он почувствовал мощь обжигающую, мощь претворяющую, мощь, заливающую весь мир ослепительным белым пламенем…
И вот… В самом центре… На острие меча… Холод раскалывающегося льда. Он услышал, как взорвалась скала, он почувствовал, как его отшвырнуло к гранитной стене, когда трещина, рядом с которой находилась их ниша, начала стремительно раздаваться в обе стороны. С грохотом, подобным пушечной канонаде, камни и обломки скал полетели на дно ущелья. Часть из них ударялась в противоположную стену ущелья, разбивалась, рикошетила, осыпала частым гранитным дождем дно ущелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Он вернулся на место, где Таррант расстался с ними, и всмотрелся в южную стену ущелья. Найдя на ней едва заметные, но пригодные для его цели выступы, начал карабкаться вверх. Боль вспыхивала в поврежденной руке всякий раз, когда он переносил на нее тяжесть тела, но сломана она не была, а следовательно, на нее можно было положиться. Время от времени охая, он упорно продолжал подъем. Стена была вся в трещинах, но чаще всего они шли сверху вниз — здесь было куда поставить ногу или упереть руку, но при каждом новом шаге требовались все силы и все уменья, чтобы не сорваться, требовалась вся мыслимая осторожность (однако ни в коем случае не медлительность, потому что противник был уже практически под ними). Дэмьену приходилось цепляться и пальцами, и, время от времени, стиснутыми кулаками. На миг он задумался о том, в какой опасности находится, если Тарранту удастся выбраться на вершину раньше его самого. «Но это крайне маловероятно», — подумал он. Охотнику не было равных в колдовстве, но едва ли он обладал достаточным опытом в скалолазанье. И даже если он не сорвется, вряд ли ему удастся выбраться на вершину слишком быстро.
Он поднялся уже на двадцать футов. Этого было, пожалуй, достаточно для того, чтобы преследователи, пройдя низом, его не заметили. Тридцать футов. Он нашел горизонтальную трещину, достаточно глубокую, чтобы в нее можно было поставить ногу, и пошел вдоль по ней в западном направлении, где, как он предполагал, должен был взбираться Таррант. Идти по этой трещине было относительно легко… и тут у него под ногами расшатался и вырвался из гнезда крупный камень — и полетел вниз, на самое дно ущелья. В лунной тишине звук его падения был подобен взрыву, эхо разнеслось во все стороны и продержалось на протяжении нескольких минут. Дэмьен прижался к скале, сердце у него отчаянно колотилось. Рука заболела так, что он едва мог пошевелить ею, но он все же заставил ее работать: на шаг передвинул ногу, а следом за ней перенес на новое место и руку. Шаг за шагом, отчаянно всматриваясь во тьму хорошо тренированными глазами. Разглядеть происходящее на дне ущелья помогал лунный свет, но здесь, наверху, лучи луны, напротив, просто-напросто сбивали с толку: сияние бессмысленно растекалось по гладким поверхностям, оставляя жизненно важные для него трещины в глубоком мраке. Помогало сейчас не столько зрение, сколько чутье, оставалось надеяться на то, что сверхострое зрение Тарранта предоставит тому хотя бы такое преимущество…
И тут он его увидел. Темный шелк развевался на скале, бледная кожа выделялась на холодном граните, поблескивали золотые нити, прочерчивавшие его одеяние. Посвященный нашел нишу примерно два фута в глубину и десять в ширину и стоял, прижавшись к стене и пристально всматриваясь в происходящее на дне ущелья. Когда пальцы Дэмьена ухватились за край ниши, Охотник удивленно посмотрел на вновь прибывшего, а когда в нишу вошел сам священник, он увидел, что глаза Тарранта неодобрительно вспыхнули.
— Не надо было вам приходить, — прошептал Охотник.
— Надо. Теперь нас двое. — Дэмьен посмотрел вниз, но ничего не увидел, кроме зубчатых уступов, хотя до них уже доносились голоса да и топот ног тоже. — Мне показалось, что вы хотите сделать некую глупость. Типа того, чтобы обрушить эту стену.
Бледные глаза вспыхнули.
— Не исключено.
— А что с Фэа? Энергией уже можно воспользоваться?
— Вот-вот. — Таррант говорил еле слышно, слова казались всего лишь дуновением ветра. — Но еще не сейчас.
— Тогда как…
В ответ Таррант обнажил меч. Тот был сейчас не так ярок, как на Западе, но кое-какая мощь в нем явно наличествовала. Холодный свет озарил стену на несколько ярдов вокруг.
— Это исключено, — прошептал Дэмьен. Голоса снизу доносились все отчетливей и отчетливей, преследователей можно было ожидать с минуты на минуту. — Даже если вместо Фэа вы воспользуетесь мечом, вам все равно придется вступить в контакт с земными потоками…
— У нас есть выбор? — перебил его Охотник.
Наступило недолгое молчание — ужасное и красноречивое. Дэмьен поглядел Тарранту прямо в глаза — такие холодные, такие бесчеловечные — и увидел в них то, что уже знал заранее: Охотник боится смерти сильнее любого из живущих на планете людей. Боится настолько, что некогда предпочел пожертвовать своей человеческой сущностью, лишь бы не прекращать существования. И тем не менее сейчас, когда все демоны ада затрепетали, едва почуяв возможность воплощения его замысла, он готов пойти на совершенно немыслимый риск столь хладнокровно и бесстрастно, словно никакого риска в задуманном вообще нет. Потому что, как он и пояснил, разумной альтернативы этому решению не было. Если не завалить перевал, то враги настигнут их — рано или поздно, это всего лишь вопрос времени. А ни перенести их в безопасное место, ни обеспечить безопасность каким-нибудь другим образом он просто не мог, пока не остынет Фэа.
А так… шансы на успех были минимальны, но все-таки были. И следовательно, Владетель Меренты должен был принять именно такое решение.
Таррант повернулся к заранее облюбованной точке и вонзил меч в одну из расщелин в камне. Введя в щель под тщательно выбранным углом. Из отверстия брызнули синие искры, один раз Таррант даже резко вскрикнул от боли, словно его внезапно обожгли. Неужели он может Творением передать мощь меча земле, не будучи сам захлестнут яростными потоками Фэа? Дэмьен подался к нему — и тут ожил канал связи между ними, и он увидел то же самое, что видел сейчас Охотник, — увидел, как хлещет со скал раскаленная мощь, увидел, как она стекает на дно ущелья, как пенится, как разбегается волнами, как загорается, закипает… Священник почувствовал ожог, и в поврежденной ранее руке, словно именно она сжимала сейчас меч холодного пламени, он почувствовал мощь, столь страшную, что его плоть переродилась от одного только мысленного контакта с нею, а клетки его тела перестроились, врачуя рану гораздо быстрее, чем это могло бы произойти естественным путем, он почувствовал мощь обжигающую, мощь претворяющую, мощь, заливающую весь мир ослепительным белым пламенем…
И вот… В самом центре… На острие меча… Холод раскалывающегося льда. Он услышал, как взорвалась скала, он почувствовал, как его отшвырнуло к гранитной стене, когда трещина, рядом с которой находилась их ниша, начала стремительно раздаваться в обе стороны. С грохотом, подобным пушечной канонаде, камни и обломки скал полетели на дно ущелья. Часть из них ударялась в противоположную стену ущелья, разбивалась, рикошетила, осыпала частым гранитным дождем дно ущелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125