— Кто они? — спросил Изельдас.
— Мы не знаем. Но рядом с этими следами мы нашли и человеческие.
Изельдас резко посмотрел на него:
— Ты же сказал, что вы перебили всех крестьян?
— Так оно и есть. Эти, должно быть, не из деревни. Видно же, животные не отсюда.
— И к тому же большие, — прошипел Изельдас. Его реакция была не человеческой, а чисто звериной; мысль о неизвестном животном особо крупных размеров нервировала, как враждебный запах. — Еще какие-нибудь знаки?
В ответ покачали головой.
— Ты уверен, что люди побывали после?
Он не спросил, где побывали и после чего побывали. Смысл вопроса и так был ясен обоим.
— Я не могу поклясться, что их не было в деревне во время работы. Но почему бы не поискать следы на дорогах? Следов, конечно, тысячи, но тут человеческие вместе со звериными, и я не сомневаюсь в том, что перед нами их там не было. Это странная компания, и они наверняка бросились бы нам в глаза.
«Странная и опасная», — подумал Изельдас. Животное, оставляющее такие следы, должно весить больше тонны. В здешних местах такое попадается редко — и это всегда предельно опасно. Да и копыта выглядят грозно — достаточно большие и крепкие, чтобы раскроить череп. Одним словом, мысль о таких зверюгах, свободно разгуливающих по лесу, по его лесу — заставила бы его щетину встать дыбом, оставайся он в своем естественном образе.
— Я хочу, чтобы ты занялся этим. Найди, куда ведут эти следы да и кто их оставляет.
— А что насчет девчонки?
Изельдас разгневанно зашипел. Что насчет девчонки? Кирстаад сказал, что она наверняка пойдет на север, но сам он сомневался в этом. Скорее всего, до нее добрались местные людоеды — и, кроме горстки костей, им все равно ничего не удастся найти. Если и кости не запрятали в заначку на зиму.
Но долг есть долг. Неумирающий Принц хорошо преподал им этот урок.
— Продолжайте искать, — буркнул он. — Но пошлите две-три группы и по этому следу. — Он вновь посмотрел на рисунки, на странные очертания, которые просто не могли быть отпечатками ног животного — и тем не менее ими были. — Я отправлю это Матерям. И посмотрю, что они скажут. Птицы-почтальоны у нас еще остались?
— На Мерсию и на Пенитенцию.
— В Мерсию. Именно оттуда пришло последнее письмо. Может быть, это как-то связано с пришельцами с Запада. — И внезапно его охватила новая тревога. А что, если эти следы и впрямь как-то связаны с пришельцами? Что, если люди с Запада все-таки не отправились морем, в чем его заверили, а держат путь сюда — и ему удастся схватить их? За это его, конечно, достойно вознаградят после того, как все северные земли будут захвачены. Он зашипел вполголоса, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Значит, пошли запрос в Мерсию.
— Прямо сейчас и пошлю.
— И еще… у нас есть птица для Кирстаада?
— А почему бы не послать гонца? Это же прямо через…
— Сейчас мне не хочется отвлекать людей от главного. Так есть или нет?
Его собеседник недоуменно поморгал.
— Кажется, есть. А что?
— Сообщи ему, что нам нужны подкрепления. Сообщи, что мне нужно столько людей, сколько потребуется, чтобы полностью сменить челядь Изельдаса. Полностью! А то постоянно приходится беспокоиться, чтобы тебя не подслушали, приходится играть какую-то ненужную роль… а это надоедает. Отчаянно надоедает. Мне нужна помощь, чтобы устроиться здесь по-настоящему, прежде чем вернется жена протектора. — И он пробормотал вполголоса: — Что само по себе обязывает.
— Ты собираешься совокупляться с нею?
В вопросе прозвучало не только недоумение, но и некий вызов. Щетина Изельдаса встала дыбом. Вернее, конечно, она встала бы дыбом, оставайся он в своем настоящем образе. Но сейчас у него были только человеческие волосы, одинаково непригодные и для защиты, и для демонстрации собственных чувств. Как только люди такое терпят?
— Следи за собой, — предостерег он. Настолько приблизив голос к звериному рыку, насколько это позволяли человеческие голосовые связки. — Я здесь командир. Хочешь сразиться, за мной дело не станет. А если нет, то следи за своим языком.
Второй самец тоже издал сердитый рык, и на мгновение Изельдасу показалось, будто тот и впрямь набросится на своего командира. В нем взыграло мужское начало, но, увы, только на эмоциональном уровне, — не было ведь щетины, готовой встать дыбом. Не было когтей, которые можно было бы выпустить из мягких подушечек. Даже зубы подверглись трансформации — и нынешний оскал никого бы не смог устрашить.
Как ненавистен был ему его нынешний образ! Человеческая личина воспринималась им столь же болезненно, как, допустим, кастрация. Уж больно похожим оказывался результат.
Но и второй самец был сейчас столь же беспомощен, и Изельдас видел, что ему никак не совладать с чужим телом. В естественном образе он и впрямь мог бы броситься в бой, но драться как человек с другим человеком?.. В конце концов противник Изельдаса попятился и чуть склонил голову. Едва заметный, этот жест был однако же весьма красноречив.
— Принимайся за дело, — рявкнул Изельдас. — И в дальнейшем постарайся не оскорблять меня.
Противник зашипел, и тем не менее поступил как ему было велено. Изельдас обрадовался его уходу. Он не сомневался в том, что возможная рукопашная несомненно открыла бы людям глаза на подлинную природу обоих соперников, что бы они сами ни напридумывали, чтобы замять скандал. Люди, конечно, глупы, но далеко не слепы.
«И все же с ним когда-нибудь придется схватиться. Или надо будет позволить ему собрать собственную стаю. Он слишком своеволен, чтобы вечно играть роль второго самца в стае».
Он невольно улыбнулся, вспомнив о собственном подъеме по иерархической лестнице. Честолюбие и властолюбие постоянно пожирали его, не оставляя места доводам здравого смысла. И эти же чувства заставляли его ощущать себя неуязвимым и непобедимым перед началом каждой новой схватки. В протекторате Кирстаада он подчинил себе большинство самцов, главным образом запугав их и лишь с немногими вступив в реальную схватку, — он непременно взялся бы и за самого Кирстаада, не получи новое назначение. Ничего удивительного в том, что лже-протектор предпочел предоставить ему самостоятельность. Остается надеяться, что и он сам, когда придет пора, сумеет поступить столь же мудро.
«Быть первым самцом в стае никогда не бывает легко», — утешая себя, подумал он. И отхлебнул вина из бокала, представляя себе, будто пьет человеческую кровь.
18
На следующий вечер они разделили захваченные в деревне припасы. Дэмьену было трудно иметь дело с этими вещами: казалось, прикасаясь к ним, он прикасается и к разыгравшейся трагедии. Трудно было не вспоминать об искалеченных телах замученных заживо, разбирая вещи, совсем недавно принадлежавшие им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125