— Если вам угодно, — спокойно согласился Охотник. — А я побуду возле лошадей.
Дэмьен остро взглянул на спутника, подумав, уж не кроется ли здесь что-нибудь, на что Тарранту не хотелось бы глядеть собственными глазами. Нет, тот пристально наблюдал за Фэа, и огонь, сквозивший во взгляде серебряных глаз, подсказал священнику, что Охотник занят разгадкой здешней тайны ничуть не меньше его самого.
Прихватив с собой пару маленьких фонарей, Дэмьен с Хессет вошли в ближайший дом.
Дверь оказалась не заперта — она распахнулась при первом прикосновении. Однако, отворившись на пару футов, она обо что-то застопорилась, и Дэмьену, чтобы открыть, пришлось навалиться на нее всем телом.
Сундук. Кто-то подтащил к двери тяжелый сундук в надежде на то, что ее не откроют снаружи.
Что означало: кто-то по-прежнему находится в доме.
Дэмьену захотелось крикнуть что-нибудь ободряющее — на тот случай, если кто-нибудь из обитателей дома еще жив. Но даже если Охотник иногда ошибался в каких-то других отношениях, Дэмьен целиком и полностью доверял его чутью применительно ко всему, связанному со смертью. Поэтому он осторожно прошел по гостиной, перешагивая через мебель и всякий домашний скарб, разбросанные повсюду, как после хорошей потасовки. По мере того, как он продвигался в глубину дома, запах становился все сильнее. В дальней стене зияла щель полуоткрытой дубовой двери. Он настороженно подошел к ней и заглянул в следующую комнату.
В спальне лежали, а точнее, валялись, как поломанные и выброшенные игрушки, пять мертвых тел. Один мертвец привалился к подоконнику, и на лице у этого молодого мужчины Дэмьен увидел выражение бесконечного ужаса. Это, равно как и вонь мочи и кала, висевшая в маленькой спальне, подсказали Дэмьену, что убивали здесь быстро и внаглую.
Приглядевшись к мертвецам, он так и не смог определить причину смерти. Пусть Таррант, применив Познание, определит. Он выскочил из спальни, плотно закрыл за собою дверь и, избавившись от самой острой вони, почувствовал, что ему малость полегчало. Пока он пытался продышаться, вокруг его лица роились мухи. Один вдох. Потом второй. Третий.
Он поискал глазами Хессет. В гостиной ее не оказалось, но он заметил еще одну дверь. Еще пробираясь туда, священник услышал ее шипение, звучавшее скорее испуганно, чем враждебно.
Он нашел ракханку в задней комнате: она стояла на коленях в узком дверном проеме. Поглядев через ее плечо, Дэмьен увидел примитивную ванную, стены и пол которой были сплошь залиты кровью.
— Что же тут произошло? — шепотом спросил он.
Она указала в дальний угол ванной, где вповалку лежали друг на друге мертвые тела. На шее у одного из детей темнела рваная рана, и Дэмьен осторожно повернул мертвую головку, чтобы получше рассмотреть ее. Порез был глубоким и длинным — именно он наверняка и оказался смертельным. Шея второго ребенка была видна и так, и Дэмьен осмотрел и ее. Кивнул самому себе, убедившись в том, что обнаружил тот же самый почерк. Затем надолго застыл над мертвым телом женщины: две глубокие раны на запястьях и окровавленный нож в руке. Он вывел Хессет из ванной.
— Она сама убила их, — тихо сказал Дэмьен. — Скорее всего, это ее собственные дети и она убила их во избежание… этого. — Он кивнул в сторону спальни, не желая словами описывать ужас увиденного. Время для этих слов еще не настало. — Перерезанная сонная артерия обеспечивает быструю и почти безболезненную смерть. Она прекрасно понимала, что делает.
— Но что же здесь случилось? — прошептала ракханка.
Он покачал головой:
— Не знаю, Хессет. Но то, что происходило здесь, совершалось медленно и мучительно.
Относительно свежий воздух на улице принес после омерзительной затхлости в доме некоторое облегчение; Дэмьен глубоко дышал, пытаясь прочистить легкие.
Лишь через пару минут он вопросительно глянул на Тарранта. Владетель ничего не сказал, только молча кивнул в сторону дома через дорогу. На вывеске значилось: «Клуб».
— Ступайте посмотрите, — сказал Охотник, и его слова не содержали ничего более.
С откровенным и нескрываемым отвращением Дэмьен и Хессет направились к зданию клуба. Запах здесь был еще гуще и отвратительней, от него кружилась голова. Внутренне собравшись, священник повернул тусклую бронзовую ручку, отворил дверь, шагнул внутрь, огляделся по сторонам…
— О Господи!
Он выскочил на улицу так стремительно, словно его вышвырнули из клуба сильнейшим ударом по лицу. Но остаточный образ только что увиденного горел перед его мысленным взором — свет и тени истинного кошмара, скульптурно подсвеченные непогашенными лампами. Тела, пригвожденные к дощатому полу и выпотрошенные. Человеческие внутренности, вываленные на письменный стол, сам человек тут же, рядом, одна кишка еще торчит из его живота. Уничтожение, более грубое и злокозненное, чем все, с чем ему доводилось сталкиваться до сих пор. И на каждом лице, в каждой паре застывших глаз — выражение беспредельного ужаса, безошибочно подсказавшее Дэмьену, что над этими людьми глумились еще при жизни. Возможно, их пытали одного за другим — так что находящаяся на очереди жертва на живом примере наблюдала, какая страшная участь ей уготована, отчаянно пытаясь вырваться из пут и не отрывая смятенного взгляда от картины пыток…
Это было чересчур. Явно чересчур. Он наклонился, его вытошнило на мостовую, вытошнило несколько раз сплошной желчью, все его тело сотрясалось в мучительных судорогах. В желудке у него уже ничего не оставалось, а рвотные позывы следовали один за другим, во рту горело и мерзко пахло.
Он не поднимал глаз на Тарранта. Ему не хотелось сейчас заглядывать в эти глаза — холодные и бесчеловечные, — взгляд которых упивался его беспомощностью. Ему не хотелось признавать и осознавать то, что он в глубине души уже знал, а именно: что даже такой ужас, свидетелями которого они сейчас стали, не может ни потрясти, ни хотя бы взволновать Охотника. Да разве Джеральд Таррант не обошелся с собственной женой и детьми аналогичным образом? И разве в будущем он не пойдет без малейших колебаний на дела, еще более отвратительные, если только будет знать, что от этого зависит его дальнейшее выживание?
Поэтому Дэмьен поискал глазами Хессет. Но ее нигде не было видно. Он уже начал было беспокоиться, когда ракханка неверным шагом вышла из дверей клуба, сжимая что-то в руке. Если не считать красных пятен солнечного ожога, ее лицо было сейчас смертельно бледным, а углы рта безвольно обвисли, словно у нее не было сил произнести хоть что-нибудь.
Она подошла к священнику. Медленно-медленно. Подобно ему, она не хотела глядеть на Тарранта. Когда их с Дэмьеном разделяла всего какая-то пара футов, она неторопливо разжала руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125