Чтобы сделать выбор, который позволил бы наконец разбудить три с лишним тысячи колонистов здесь, на расстоянии десятков тысяч световых лет от Земли, любые коммуникационные каналы с которой давным-давно оборваны.
«Вот этого мы никогда не узнаем», — горько подумал командор Кейз. Махина корабля-матки маячила сейчас высоко в небе, кружа над вроде бы девственной планетой, как приблудная луна. Разумеется, всю информацию, каждую наносекундную запись на протяжении тех девяноста лет, когда шло предварительное обследование, они взяли с собой на планету, — и Кейз изучал эти данные так часто, что теперь, казалось, помнил каждый бит информации наизусть. Ну и что толку? Даже если в записях, сделанных на корабле-матке, ему удастся найти какой-нибудь намек на возможную опасность, чем поможет хотя бы это? Вернуться они не могут. Помощи им ждать неоткуда. Из дома им и посоветовать ничего не смогут. Программисты, создавшие корабль-матку, давным-давно мертвы, равно как и вся культура, частью которой они некогда были. Связь с Землей означала бы необходимость прождать ответа сорок тысяч лет — в том случае, если Земле захочется ответить, если ей будет до их судеб хоть какое-то дело. А ведь никому не известно, во что превратилась родная планета за тысячелетия, ушедшие на то, чтобы они подыскали себе хоть какой-то дом? Временной разрыв чересчур велик, чересчур пугающ, чтобы начать над этим всерьез раздумывать. «Да и не имеет это все никакого значения», — горько размышлял Кейз. Следовало считаться лишь с тем, что они предоставлены самим себе — целиком и полностью, раз и навсегда. С точки зрения колонии и ее обитателей, никакой Земли вообще не существует.
Он осторожно перекатился с боку на бок в поросшей мхом канаве, уделяя все внимание тьме, все гуще и гуще обступавшей его со всех сторон. Какая густая тьма, холодная и пугающая, и настолько же не похожая на земную, насколько холодный блеск здешнего дневного светила отличается от ласкового тепла солнечных лучей на Земле. На мгновение на командора накатила ностальгия, удвоенная осознанием того, что родной планеты, в том виде, в котором он ее запомнил, более не существует. Колонисты, едва ступив на землю Эдема, сразу же распознали змеиную сущность этой планеты, но исход отсюда для них теперь невозможен. Особенно если учесть, что погружение в глубокозамороженный сон и пребывание в этом состоянии во второй раз имеют 86 — процентный летальный исход.
Заслышав где-то поблизости шорох, он напрягся, левая рука скользнула вниз по бедру за оружием; мысленно он уже представлял себе, как на него обрушиваются всевозможные крылатые бестии. Но оказалось, что это всего лишь Лиз. Она решила присоединиться к нему. Кивнув женщине, он перекатился на бок, чтобы она могла лечь рядом. В узкой канаве едва хватало места для двоих.
Лиз Перец, доктор медицины. Бог да благословит ее. Пару ночей назад она спасла ему жизнь в ситуации, вспомнив о которой он и сейчас невольно вздрогнул. Еще ей чуть было не удалось спасти Тома Беннета, когда какая-то гадина, перемахнув через восточную ограду, опустилась прямо на крышу его дома, и в любом случае она помешала бестии схватить еще кого-нибудь, прежде чем повар снес страшилищу голову гигантским ножом для рубки мяса. Она была компетентной сотрудницей, всегда деловой и собранной, у нее имелся нюх на опасность, и уже почти месяц она вела записи, связанные с поведением Яна Каски. Бог благослови ее и за это.
— Сколько? — прошептал он.
Лиз посмотрела на часы:
— Полчаса. — И подняла взгляд на командора. — Он прибудет заранее.
На этот счет у нее не было никаких сомнений.
Если бы кто-нибудь попробовал заставить его прийти сюда, если бы кто-нибудь хотя бы предположил, что ему вздумается прийти в такое место ночью, предложив себя в качестве безукоризненной приманки любому пернатому чудовищу из кошмарного перечня этой планеты, — Кейз самое меньшее расхохотался бы. Но предложение исходило от Лиз, а он привык полагаться на ее суждение в каком-то смысле больше, чем на собственное. А с Яном все равно пришло время разобраться. От этого никуда не денешься. Надо было с самого начала отправить парня под арест, но вместо этого Кейз распорядился, чтобы Яну провели курс лечения, и вот теперь сам должен расплачиваться за собственное решение.
— Послушайте, — подала голос врач. — Вот и он.
Командор кивнул, одновременно обратив внимание на то, что, хотя куртка и брюки Лиз ничем не нарушали маскировку, ее белая кожа казалась в здешней тьме пятном под лучом прожектора. Следовало бы предусмотреть это заранее. Следовало бы натереть ее дегтем или машинным маслом… Одним словом, хоть чем-нибудь. Чтобы она целиком стала темной, подобно ему самому, чтобы они оба оставались невидимыми в ночи. «Сейчас уже слишком поздно», — подумал он. Мысленно выругался и знаком приказал женщине пригнуться пониже к земле, с тем чтобы спрятать лицо в здешней траве.
А ведь истинная ночь еще и не начиналась. Но до ее наступления оставалось уже менее получаса. Кейз принялся убеждать себя в том, что окружающий его мрак — не более чем условность, что даже на Земле сплошные тучи могут скрыть от взгляда луну и звезды, оставив человека в кромешной тьме, — но он понимал, что здесь происходит нечто качественно иное. Подлинную силу здешней тьмы он изведал однажды в полевых условиях, нарочно выключив фонарь, чтобы испытать это ощущение, — и на него нахлынула чернота, столь абсолютная, столь невыразимо бездонная, что с этим не шло ни в какое сравнение ничто из того, что ему довелось испытать на родной планете. От одной мысли об этом у офицера и сейчас побежали по коже мурашки. В это время суток весь лагерь залит огнями прожекторов, он весь сверкает именно для того, чтобы отпугнуть исчадия местной троекратной тьмы. Как будто одним только светом можно с ними справиться! Как будто стенами можно оборонить Эдем от ворочающегося снаружи Змия, можно помешать Змию вторгаться в сознания людей, считывать оттуда сокровенные страхи и желания и, материализовав их, обрушивать ужасы собственного подсознания на племя пришельцев.
Прислушиваясь к приближающимся шагам Яна, он вспомнил ночь, в которую Змий пришел за ним самим, — Змий, воплощенный в образе сущего ангела. Вспомнил о том, как стремительно оставили его все страхи, весь скептицизм, вся обычная опаска, — оставили так, словно их никогда и не было. Потому что существом, выступившим из тени, оказался его сын — да-да, вот именно! Его сын… столь же юный и цветущий, как десять лет назад, перед той страшной аварией. И в то мгновение командор не только не испугался — он даже не удивился, не говоря уж о том, чтобы усомниться. Любовь нахлынула на него с такой силой, что он задрожал и по щекам у него покатились слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125