– Не думаю.
Что в моем поведении всегда ранило Грейс, так это моя склонность искать убежище во всевозможных фантазиях. Я должен отказаться от этого.
– Ты считаешь, что я не существую, – сказала Сери, – потому что думаешь, что сам создал меня. Но у меня есть собственная жизнь, Питер, и если ты собираешься найти меня в том, что тебе уже известно, тогда это будет не все и не так. До сих пор ты видел только часть меня.
– Я знаю, – сказал я, но Сери была всего лишь частью меня. Олицетворением моего стремления к бегству, моего желания скрыться от других. Она воплощала представление о том, что причина моих несчастий – где-то вне меня, но я постепенно начал сознавать, что их корни – внутри. Я хотел быть сильным, а Сери расслабляла меня.
Сери заговорила:
– Тогда делай, что хочешь.
Я почувствовал, что она отдаляется, и протянул руку, чтобы попрощаться. Она ловко уклонилась.
– Пожалуйста, не уходи! – взмолился я.
Сери сказала: «Я знаю, ты хочешь забыть меня, Питер, и, может быть, так будет лучше. Ты знаешь, где меня найти».
Она ушла. Белое платье блестело в свете уличных фонарей. Я посмотрел ей вслед, думая об островах и о недостоверности, которой она меня одарила, о ее стройной фигуре, прямой и грациозной, о коротких волосах Сери, о ее походке, чуть враскачку. Она ушла, и я перестал видеть ее раньше чем она дошла до угла.
Стоя в одиночестве около ряда припаркованных машин, я почувствовал внезапное радостное облегчение. Намеренно или нет, Сери вызволила меня из моих собственных многочисленных фантазий, в которых я старался скрыться. Я был свободен от участи, на которую сам себя обрек, и наконец почувствовал, что теперь могу быть сильным.
Глава двадцать вторая
Позади припаркованного австралийского автотрейлера за решетчатой оградой оранжево светилось окно Грейс. Я направился к нему, решив устранить все наши затруднения.
Когда я оказался у края тротуара и смог заглянуть в комнату, я в первый раз увидел Грейс.
Она, с прямой спиной, подобрав под себя ноги, сидела на постели, хорошо видная с улицы. В одной руке она держала сигарету, а другой бурно жестикулировала. Это была поза, в которой я видел ее много раз; Грейс была увлечена беседой о чем-то, что интересовало ее. Удивленный – мне представлялось, что она должна быть одна – я отступил, прежде чем она меня заметила. И продолжал продвигаться, пока не увидел все помещение.
С Грейс была молодая женщина; она свернулась калачиком в единственном кресле. Я не имел ни малейшего представления, кто это. Почти одних лет с Грейс, одетая по-простому, в очках. Она слушала Грейс, время от времени кивая, но сама говорила очень мало.
Я подошел к окну чуть ближе. На полу возле кровати стояла полная пепельница, рядом – две пустые кофейные чашки. Комната выглядела так, словно там недавно убирали: книги стояли на полках ровными рядами, а не лежали в углу как обычно, не было и грязной одежды, а все ящики комода были задвинуты. Всякие следы попытки самоубийства Грейс давно исчезли: кое-что из мебели было переставлено, сломанную дверь починили.
Потом я заметил на запястье Грейс кусок пластыря. Она, казалось, не замечала его и пользовалась этой рукой так же уверенно, как и другой.
Она говорила много и, главное, казалась, счастливой. Я видел, что она часто улыбается; один раз она даже засмеялась, склонив голову набок, как часто делала в старые добрые времена.
Я хотел войти и поздороваться, но меня удерживало присутствие другой женщины. Вид Грейс обрадовал меня. Она немного похудела, зато излучала здоровье и жизнерадостность: она напомнила мне о Греции, о солнечных ваннах и о Рестине, где все это началось. Она выглядела лет на пять моложе, чем в последний раз, когда я ее видел, одежда была чистой и выглаженной, а волосы подстрижены и уложены в прическу.
Я некоторое время понаблюдал за обеими женщинами, потом незнакомка, к моему облегчению, встала.
Не желая, чтобы она видела, как я брожу перед домом, я немного прошел по дороге и перешел на другую сторону. Через пару минут женщина вышла наружу и села в один из припаркованных автомобилей. Как только она уехала, я быстро перешел улицу, подошел к двери, достал ключ и отпер ее.
В коридоре горел свет и пахло политурой.
– Грейс? Где ты? – Дверь в спальню была открыта, но Грейс там не оказалась. Я услышал шум в туалете, и дверь открылась.
– Грейс, я снова здесь!
Я услышал, как она спросила:
– Джин, это ты?
Она вышла и увидела меня.
– Привет, Грейс! – сказал я.
– Я думала… Боже мой, ты! Где ты был?
– Я должен был уйти на пару дней…
– Что ты делал? Ты же выглядишь как бродяга!
– Я… я спал на улице, – сказал я. – Я должен был уйти.
Мы стояли в паре шагов друг от друга, не улыбаясь и не делая никаких попыток обняться. Необъяснимая мысль, что это Грейс, настоящая Грейс, пришла мне в голову, но я едва мог в нее поверить. Грейс приобрела в моем воображении неземные, идеальные качества, стала чем-то недостижимым. А теперь она стояла здесь во всей своей реальности, настоящая Грейс, беззаботная и прекрасная, без призрачного страха в глазах.
– Где ты был? Больница пыталась найти тебя, известила полицию… Где ты скрывался?
– Из-за тебя я на некоторое время покинул Лондон, – я охотно обнял бы ее, но в ее поведении было что-то, что держало меня на расстоянии. – Что с тобой? Ты выглядишь намного лучше!
– Я теперь совершенно здорова, Питер. Без твоей помощи, – она потупилась. – Я не должна так говорить. Они сказали, что ты спас мне жизнь.
Я подошел к ней и хотел поцеловать, но она отвернулась, и мне удалось коснуться только щеки. Когда я хотел обнять ее, она отступила. Я последовал за ней, и мы попали в холодную, темную гостиную, где стояли телевизор и стереоаппаратура, в помещение, которым мы редко пользовались.
– Что случилось, Грейс? Почему ты не хочешь поцеловать меня?
– Не теперь. Я тебя не ждала, вот и все.
– Кто такая Джин? – спросил я. – Девушка, которая была здесь?
Она кивнула.
– Она опекает меня по линии соцобеспечения. Заглядывает сюда каждый день, чтобы удостовериться, что я не покончила с собой. Видишь, как обо мне заботятся? После того как я вышла из больницы, они настояли, чтобы я еще раз попыталась наладить свою жизнь, и теперь не спускают с меня глаз. Они считают, что мне опасно оставаться одной.
– Фантастика, – сказал я.
– Теперь я чувствую себя хорошо. Я никогда больше не сделаю этого. Вот все, что я могу сказать.
Ее голос звучал резко, в нем была внутренняя твердость, которая держала меня на расстоянии. Казалось, именно этого она и добивалась.
– Складывается впечатление, что я тебя бросил, – извини, – сказал я, поколебавшись. – Мне говорили, что о тебе заботились. Мне кажется, я знаю, почему ты это сделала; я должен уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68