Вы страдали от головной боли.
– Но это же смешно! Это такие мелочи! Врач сказал, что это от переутомления. Я тогда учился в университете. У каждого хоть раз болела голова! Впрочем, откуда вам все это известно? Вы врач?
– Нет, только консультант. Если это такие пустяки, как вы говорите, тогда наш компьютер, вероятно, ошибается. Вы можете пройти обследование, если хотите. Во всяком случае, в настоящее время мы можем предложить вам это.
– Позвольте взглянуть! – я показал на листок. Ларин поколебалась, и я уж подумал, что она откажет мне, но потом она протянула мне через стол сложенный в несколько раз листок. Даже при беглом прочтении он был точен до мелочей. Дата рождения, родители, сестра, адреса, школа, медицинская помощь – там все было перечислено подробно. Кроме того, там было несколько неожиданных деталей. Список (неполный) моих друзей, мест, которые я посещал чаще всего, очень встревожившие меня данные о моем участии в выборах и о том, кому отдавал свой голос, состояние моего текущего счета. Подробности о политических симпатиях, которых я придерживался студентом, о моих связях с политической театральной группой и людьми, которые наблюдали за соблюдением соглашения о нейтралитете. Потом шел раздел, который компьютер назвал «Особые привычки»: что я чаще всего пил; друзья по политическим взглядам различного ранга; в своем влечении к женщинам я был склонен к непостоянству. Университетский преподаватель назвал меня «капризным и ненадежным», а один из моих первых работодателей сказал, что на меня можно положиться только на восемьдесят процентов; служба внутренней безопасности готова была взять меня под опеку «по идеологическим соображениям», потому что некоторое время у меня была связь с женщиной-эмигранткой из Клиунда.
– Откуда, к дьяволу, вы взяли все это? – возбужденно спросил я и скомкал листок.
– Это не так?
– Я этого не говорил! Но все так искажено!
– Однако факты переданы точно?
– Да… но здесь многое не упомянуто.
– Мы не запрашивали подробности. То, что вы здесь видите, – только данные из компьютерной базы.
– Такие досье есть на каждого?
– Не имею представления, – ответила Ларин. – Спросите у своего правительства. Здесь вы занимаетесь лишь продлением своей жизни, хотя эта дополнительная информация может оказаться небезразличной. Вы читали медицинские сведения?
– Где они?
Ларин встала и обошла вокруг стола. Она указала карандашом на одну из строчек.
– Эта строчка – кодовый номер. На нее не стоит обращать внимания. А вот здесь указана продолжительность вашей жизни.
Компьютер отпечатал «тридцать пять целых сорок шесть сотых года».
– Не верю, – сказал я. – Это, должно быть, ошибка.
– Мы ошибаемся нечасто.
– Что означает это число? Как долго я еще протяну?
– Оно означает наиболее вероятный по расчетам компьютера возраст, какого вы достигнете.
– Но что со мной? Я не чувствую себя больным.
Сери взяла меня за руку.
– Послушай ее, Питер!
Ларин вернулась на свое место за столом.
– Если хотите, могу получить медицинское заключение.
– У меня что-то с сердцем? Или еще что-нибудь?
– Этого компьютер не говорит. Но здесь вы можете вылечиться.
Я едва слышал ее. Мое тело вдруг показалось мне скопищем до сих пор не замеченных мной симптомов. Я припомнил бесчисленные боли и страдания, которые уже терзали меня: нарушение пищеварения, ссадины, боли в суставах, боли в спине после долгой работы, простуды, которыми я иногда болел, головные боли в университете, скучные насморки и бронхиты, болезненные растяжения и начинающиеся ревматические боли… пока они были безвредными и легко объяснимыми, но теперь я задумался и о них. Были ли это симптомы чего-то худшего? Я представил себе будущие кровотечения и опухоли, желчные камни и переломы, которые меня уничтожат. При этом мои опасения становились такими, что было не до смеха: но, несмотря на это, я чувствовал себя более здоровым, чем когда-либо.
Настойчивые предложения Общества Лотереи лечиться наскучили мне. Я встал, выглянул в окно и попытался за лужайками и кустарником различить море. Я был свободен, меня никто не принуждал; Сери и я в любое время могли уйти отсюда.
Но потом я осознал: неважно, чего мне не хватало – это же лечение! Если я пройду курс лечения бессмертием, то никогда больше не буду болеть, никогда в жизни. Болезни и боль будут забыты.
Эта мысль подбодрила меня, дала уверенность и свободу. Внезапно мне стало ясно, как трудно предохраниться от болезней. Нужно было принимать во внимание еду, более или менее беречься от перенапряжения, быть внимательным к признакам приближающейся старости, избегать переохлаждения, вволю спать и как можно меньше пить и курить. А теперь мне никогда больше не понадобится беспокоиться об этих вещах: я могу делать со своим телом все что хочу или вообще не обращать на него внимания, оно никогда больше не ослабнет, никогда не сдаст.
Но в свои не особенно преклонные годы в двадцать девять лет, я уже испытывал первые сожаления об ушедшей юности. Я видел легко послушные тела юношей, грациозную стройность девушек. Они были в прекрасной форме, словно здоровье для них было чем-то само собой разумеющимся. Кто-нибудь старше меня нашел бы подобные размышления смешными, но при критическом рассмотрении я должен был признать, что уже начал сдавать. А после лечения бессмертием мне всегда будет двадцать девять. Через пару лет молодые люди, которым я завидовал, физически сравняются со мной, однако у меня будут дополнительный опыт и мудрость. И так с каждым годом я буду продолжать оставаться более развитым.
В свете этого пришлось признать, что некоторые существенные аспекты лечения отличались от истолкования Делуана. А прочитав его книгу в том возрасте, когда впечатления глубоко врезаются в память, я находился под сильным ее влиянием. Она воздействовала на меня самой своей идеей, и я не задавал никаких вопросов. Делуан рассматривал бессмертие как отрицание жизни, но в действительности оно было ее подтверждением.
Сери справедливо утверждала, что смерть – это уничтожение воспоминаний. Пока я живу, пока просыпаюсь каждое утро, я помню свою жизнь и все прошедшие годы выстраиваются в моей памяти. Люди стареют не от того, что это заложено в человеческой природе, а от наблюдений, переживаний, забот и знаний, и собранные на протяжении долгой жизни воспоминания достаточно многочисленны, чтобы выбрать из них то, что в настоящий момент наиболее важно.
Воспоминания – это непрерывность, чувство индивидуальности, места и последовательность действий. Я есть то, что я есть, потому что таким, каков есть, я помнил себя всегда.
Воспоминания были психической силой, которую я описал Сери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Но это же смешно! Это такие мелочи! Врач сказал, что это от переутомления. Я тогда учился в университете. У каждого хоть раз болела голова! Впрочем, откуда вам все это известно? Вы врач?
– Нет, только консультант. Если это такие пустяки, как вы говорите, тогда наш компьютер, вероятно, ошибается. Вы можете пройти обследование, если хотите. Во всяком случае, в настоящее время мы можем предложить вам это.
– Позвольте взглянуть! – я показал на листок. Ларин поколебалась, и я уж подумал, что она откажет мне, но потом она протянула мне через стол сложенный в несколько раз листок. Даже при беглом прочтении он был точен до мелочей. Дата рождения, родители, сестра, адреса, школа, медицинская помощь – там все было перечислено подробно. Кроме того, там было несколько неожиданных деталей. Список (неполный) моих друзей, мест, которые я посещал чаще всего, очень встревожившие меня данные о моем участии в выборах и о том, кому отдавал свой голос, состояние моего текущего счета. Подробности о политических симпатиях, которых я придерживался студентом, о моих связях с политической театральной группой и людьми, которые наблюдали за соблюдением соглашения о нейтралитете. Потом шел раздел, который компьютер назвал «Особые привычки»: что я чаще всего пил; друзья по политическим взглядам различного ранга; в своем влечении к женщинам я был склонен к непостоянству. Университетский преподаватель назвал меня «капризным и ненадежным», а один из моих первых работодателей сказал, что на меня можно положиться только на восемьдесят процентов; служба внутренней безопасности готова была взять меня под опеку «по идеологическим соображениям», потому что некоторое время у меня была связь с женщиной-эмигранткой из Клиунда.
– Откуда, к дьяволу, вы взяли все это? – возбужденно спросил я и скомкал листок.
– Это не так?
– Я этого не говорил! Но все так искажено!
– Однако факты переданы точно?
– Да… но здесь многое не упомянуто.
– Мы не запрашивали подробности. То, что вы здесь видите, – только данные из компьютерной базы.
– Такие досье есть на каждого?
– Не имею представления, – ответила Ларин. – Спросите у своего правительства. Здесь вы занимаетесь лишь продлением своей жизни, хотя эта дополнительная информация может оказаться небезразличной. Вы читали медицинские сведения?
– Где они?
Ларин встала и обошла вокруг стола. Она указала карандашом на одну из строчек.
– Эта строчка – кодовый номер. На нее не стоит обращать внимания. А вот здесь указана продолжительность вашей жизни.
Компьютер отпечатал «тридцать пять целых сорок шесть сотых года».
– Не верю, – сказал я. – Это, должно быть, ошибка.
– Мы ошибаемся нечасто.
– Что означает это число? Как долго я еще протяну?
– Оно означает наиболее вероятный по расчетам компьютера возраст, какого вы достигнете.
– Но что со мной? Я не чувствую себя больным.
Сери взяла меня за руку.
– Послушай ее, Питер!
Ларин вернулась на свое место за столом.
– Если хотите, могу получить медицинское заключение.
– У меня что-то с сердцем? Или еще что-нибудь?
– Этого компьютер не говорит. Но здесь вы можете вылечиться.
Я едва слышал ее. Мое тело вдруг показалось мне скопищем до сих пор не замеченных мной симптомов. Я припомнил бесчисленные боли и страдания, которые уже терзали меня: нарушение пищеварения, ссадины, боли в суставах, боли в спине после долгой работы, простуды, которыми я иногда болел, головные боли в университете, скучные насморки и бронхиты, болезненные растяжения и начинающиеся ревматические боли… пока они были безвредными и легко объяснимыми, но теперь я задумался и о них. Были ли это симптомы чего-то худшего? Я представил себе будущие кровотечения и опухоли, желчные камни и переломы, которые меня уничтожат. При этом мои опасения становились такими, что было не до смеха: но, несмотря на это, я чувствовал себя более здоровым, чем когда-либо.
Настойчивые предложения Общества Лотереи лечиться наскучили мне. Я встал, выглянул в окно и попытался за лужайками и кустарником различить море. Я был свободен, меня никто не принуждал; Сери и я в любое время могли уйти отсюда.
Но потом я осознал: неважно, чего мне не хватало – это же лечение! Если я пройду курс лечения бессмертием, то никогда больше не буду болеть, никогда в жизни. Болезни и боль будут забыты.
Эта мысль подбодрила меня, дала уверенность и свободу. Внезапно мне стало ясно, как трудно предохраниться от болезней. Нужно было принимать во внимание еду, более или менее беречься от перенапряжения, быть внимательным к признакам приближающейся старости, избегать переохлаждения, вволю спать и как можно меньше пить и курить. А теперь мне никогда больше не понадобится беспокоиться об этих вещах: я могу делать со своим телом все что хочу или вообще не обращать на него внимания, оно никогда больше не ослабнет, никогда не сдаст.
Но в свои не особенно преклонные годы в двадцать девять лет, я уже испытывал первые сожаления об ушедшей юности. Я видел легко послушные тела юношей, грациозную стройность девушек. Они были в прекрасной форме, словно здоровье для них было чем-то само собой разумеющимся. Кто-нибудь старше меня нашел бы подобные размышления смешными, но при критическом рассмотрении я должен был признать, что уже начал сдавать. А после лечения бессмертием мне всегда будет двадцать девять. Через пару лет молодые люди, которым я завидовал, физически сравняются со мной, однако у меня будут дополнительный опыт и мудрость. И так с каждым годом я буду продолжать оставаться более развитым.
В свете этого пришлось признать, что некоторые существенные аспекты лечения отличались от истолкования Делуана. А прочитав его книгу в том возрасте, когда впечатления глубоко врезаются в память, я находился под сильным ее влиянием. Она воздействовала на меня самой своей идеей, и я не задавал никаких вопросов. Делуан рассматривал бессмертие как отрицание жизни, но в действительности оно было ее подтверждением.
Сери справедливо утверждала, что смерть – это уничтожение воспоминаний. Пока я живу, пока просыпаюсь каждое утро, я помню свою жизнь и все прошедшие годы выстраиваются в моей памяти. Люди стареют не от того, что это заложено в человеческой природе, а от наблюдений, переживаний, забот и знаний, и собранные на протяжении долгой жизни воспоминания достаточно многочисленны, чтобы выбрать из них то, что в настоящий момент наиболее важно.
Воспоминания – это непрерывность, чувство индивидуальности, места и последовательность действий. Я есть то, что я есть, потому что таким, каков есть, я помнил себя всегда.
Воспоминания были психической силой, которую я описал Сери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68