Грейс жила на улице, типичной для множества предместий Лондона. Некоторые дома были частными, другие принадлежали городу. Дом, в котором жили мы, ждал капитального ремонта, но пока городской совет Кемдена сдавал квартиры внаем за весьма умеренную цену. Комфортабельность квартиры была ниже среднего, но не намного уступала дорогим частным сдаваемым внаем квартирам, в одной из которых я жил раньше. На углу улицы был восточный ресторанчик, владельцем которого был турок-киприот, по главной улице из Кентин-Таун в Кинг-Кросс курсировало множество автобусов; здесь находились оба кемденских кинотеатра – в одном крутили особые, в основном иностранные фильмы; в Туннель-парк, приблизительно в миле от нас, занимало переоборудованную старую церковь Шекспировское театральное общество. Таковы были отличительные черты местности, которая медленно превращалась из рабочих кварталов в расположенный ближе к центру Лондона жилой район для среднего класса. Псевдогеоргианские двери, ванхэмские замки, кухонные столики из елового дерева и валлийские серванты были характерны для этих запущенных домов, а на главной улице уже появились ювелирные магазины и магазины деликатесов, чтобы соответствовать потребностям платежеспособного и прихотливого населения района.
Грейс за моей спиной подошла к окну. Она обхватила меня руками, прижалась и поцеловала за ухом.
– А теперь пойдем в постель, – сказала она, – у нас еще есть время.
Я воспротивился просто из-за неизбежности. После ссоры мне хотелось побыть одному, прогуляться по улицам или чего-нибудь выпить. Ей бы следовало это знать, ведь я часто говорил ей об этом из-за неспособности реагировать на ее мгновенные перемены настроения и часто демонстрировал ей свою тягу к одиночеству. Она заметила мое сопротивление, и я почувствовал, как она вся сжалась. Не желая пробуждать ее гнев, я обернулся и поцеловал ее, надеясь, что она успокоится.
Но она прижалась ко мне, и скоро мы уже оказались без одежды. Я действительно любил Грейс, но потом я подумал о Сери, и внезапно все происходящее показалось мне нереальным.
Грейс почувствовала, как я отступаю, чутье безошибочно подсказало ей, что желание у меня пропало.
Позже, когда она поехала в Фалхэм к Дейву и Ширли, я спустился в подземку на Кентиш-Таун и сел в поезд через Вест-Энд. Театральные билеты удалось обменять очень быстро. На завтрашнее вечернее представление свободные места еще были, а сегодня вечером люди искали лишние билеты. Убежденный, что поступил правильно, я вернулся в метро и поехал в Фалхэм.
Дейв и Ширли были учителями и занимались школьной реформой. Ширли считала, что она, может быть, беременна, а Грейс слишком много пила и флиртовала с Дейвом. Мы ушли от них около полуночи.
В ту ночь, когда Грейс заснула, я думал о Сери.
Сначала я думал, что они с Грейс – одно, но теперь разница между ними виделась все явственнее. Тогда, в Кастлтоне, мое познание Сери было попыткой понять Грейс. Но следствием этой ложной посылки стало то, что я сознательно создал Сери.
При воспоминании о том, как я работал над рукописью, о сличении мимоходом осознанных и неожиданных открытий, мне стало ясно, что Сери – нечто большее, чем просто фальшивое отображение Грейс. Она была настоящей, полноценной, полностью обоснованной, обладала собственной личностью. Жила по собственным правилам. Каждый раз, когда я видел ее или говорил с ней, я воспринимал это совершенно серьезно.
Но пока Грейс была рядом, Сери отступала на второй план.
Иногда я просыпался ночью и обнаруживал рядом с собой в постели Сери. Она почти всегда спала, но уже первое мое прикосновение будило ее.
Днем, когда Грейс была на работе, Сери всегда оказывалась моей случайной попутчицей. Часто она находилась в соседней комнате, где я мог ощутить ее близость или ждала снаружи, на улице. Когда я оказывался около нее, я говорил с ней. Во время наших вылазок между нами возникала близость. Сери рассказывала мне об островах, об Иа и Квае, о Марисее, Сивле и Панероне. Она родилась на Сивле, побывала замужем и с тех пор кочевала по островам. Иногда мы вместе бродили по бульварам Джетры или ехали на трамвае к побережью, и я показывал ей Дворец Сеньора и его охрану в их экзотических средневековых мундирах.
Но Сери приходила ко мне только тогда, когда хотела, а мне она иногда бывала нужна и в другое время.
Внезапно Грейс спросила:
– Ты еще не спишь?
Я выждал несколько секунд, прежде чем ответить.
– Да.
– О чем ты думаешь?
– Обо всем.
– Я не могу спать. Мне жарко, – она поднялась и включила свет. Я заморгал от его невыносимой яркости и подождал, пока она закурит сигарету. – Питер, что-нибудь не так?
– Ты о том, что я здесь живу?
– Да, тебе же это отвратительно. Ты можешь прямо сказать об этом.
– Ничего отвратительного в этом нет.
– Тогда дело во мне. Что-то не так. Разве ты не помнишь, что мы решили в Кастлтоне? Если у нас снова все пойдет вкривь и вкось, мы будем откровенны и ничего не станем скрывать друг от друга.
– Я и не скрываю, – я заметил, что неожиданно появилась Сери: она сидела, полуобернувшись, в ногах нашей постели и прислушивалась, наклонив голову. – Я должен представить себе, что произошло за последний год. Ты знаешь, о чем я?
– Я уже думала об этом, – она отвела взгляд, ткнула горящей сигаретой в пепельницу, и там образовалась маленькая кучка пепла. – А ты – ты понимаешь, что я имею в виду?
– Иногда.
– Большое спасибо. Значит, в остальное время я говорю напрасно?
– Не начинай новую ссору, Грейс. Пожалуйста.
– Я не начинаю никакой ссоры. Я просто пытаюсь пробиться к тебе. Ты можешь хотя бы выслушать меня? Ты забываешь все, что только можно, противоречишь самому себе, смотришь сквозь меня, словно я стеклянная. Раньше ты никогда не был таким.
– Да, ты права.
Уступить было проще. Я охотно все объяснил бы, но боялся ее гнева.
Я думал о тех временах, когда с Грейс было трудно сладить, если она усталая приходила с работы или была чем-то взбудоражена. Когда это случилось впервые, я попытался оборвать ссору на середине и предложить что-нибудь. Я хотел, чтобы Грейс изменила свое поведение, чтобы нас что-нибудь объединяло бы, а не разъединяло, но она возвела эмоциональный барьер, который казался мне непреодолимым. Она с досадливым взмахом руки уклонялась от сочувственных вопросов или гневно взрывалась, или уходила от разговора каким-нибудь другим образом. Она была чрезвычайно нервна, и хотя я пытался понять ее, это было очень трудно.
Когда я еще только начал спать с ней в Лондоне, через пару месяцев после Греции, я заметил, что у нее на ночном столике стоит маленькая мисочка со средством для мытья посуды. Она объяснила: это на тот случай, если понадобится снять с пальца кольцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68