Грозовая туча двигается медленно в полной тишине. Но пройдет мгновение, сорвется внезапный ветер и унесет с собой цветы, листья, береговой песок и пыль из степи.
Наверное, уже пора уходить и на совещание, которое, надо полагать, уже началась.
Я смотрю на часы и качает головой! Однако! Неожиданно для себя я просидел здесь над обрывом все возможные и невозможные сроки. Вне всякого сомнения, я упустил доклад Арсения Петровича, которой должны были начаться работы Совещания. Что делать? Так есть, теперь уже ничего не изменишь.
Я собираю со скамьи все, что разложил на ней и иду. На ступеньках перед входом в церковь сидят, сложа на коленях свои сухие руки, черные, в черных платках, старики, забытые смертью бабушки. Неподвижными тенями они застыли на камнях ступенек, молчаливые существа, своим присутствием напоминают людям о необходимости молитвенной тайны милостыни.
Я смотрю на них, на темные в глубоких морщинах лицо, на выцветшие глаза, костлявые руки, дрожат, протягиваясь ко мне, - жест, его ритуальный образ имеет свой устоявшийся символический смысл. Жалкие попрошайки? Нищенки? Просительница, опозорены нищетой и отчаянием? ..
Наш позитивистичний время пренебрег попрошайничество. Он обесценил идеал нищетой. Быть нищим - быть ничем. Но эти старые женщины, обращаются ко мне с распростертыми руками, напоминая о необходимости быть милостивым, принадлежат другому эпохе. Они представляют сутки, которая видела в собственности зло и рассматривала попрошайничество как жертвенный подвиг и высокое призвание.
Речитативом женщины повторяют ритуальную формулу:
- Будьте милостивы, дайте копийочку!
Я останавливаюсь, смотрю на те черные фигуры, как я их увидел впервые, и меня пронизывает мысль. Как я этого не понимал раньше? .. Но ведь действительно: дело вовсе не в «копейке», дело в том, что вот есть определенная категория колоцерковних людей, цех, орден, и они тогда говорят:
«Будь милостив!
Чтобы поддержать полицейский порядок в городе, мы ставим на углу каждой улицы крепкую, сильную униформовану человека, полициста, вооруженного пистолетом и резиновой палкой. Средневековья с той же целью ставило на углу якнайслабшу человека, калеку, старца, и полицейский обязанность ее был напомнить каждому, проходивший мимо, о необходимости морального совершенства.
Полициста учат убивать; старца учили молиться, петь, играть на музыкальных инструментах. Власть заботилась о том, чтобы обеспечить в стране наибольшее количество нищих, ибо это был единственный способ, известный тогда, для поддержки порядка на улицах и ярмарочных площадях.
Нас удивляет возможность подобного взгляда на нищету: чем больше нищих на улицах, то морально совершенная страна! Но почему нас не удивляет противоположный взгляд, ставящий благосостояние страны в зависимость от количества построенных самолетов, перевезенных по железной дороге грузов и добытой нефти? Так, наше время выше всего поднимает цифры тонн выплавленного чугуна, выпущенных моторов и продуцируемых киловатт электроэнергии!
Меня рассудительного путешественника, с блужданий в идеологиях и тысячелетиях сделал себе профессию, один мой хороший знакомый не без оттенка язвительно иронии, назвал «бродягой».
- Вы vagabond, бродяга! - Сказал он мне, узнав, что я от изучения древнеармянского архитектуры и романской обратился к изучению казацкого барокко ХVII века.
Должен признать: он был прав! Меня всегда соблазнял умственное вагабондизм, всегда привлекало идеологическое бродяжничество. Возможно, что это какой-то степени произошло не без влияния на меня Ленника, но я никогда не мог удержаться от соблазнов мировоззренческих путешествий.
Было время, когда люди стремились открывать новые страны. Они путешествовали в просторах морей - Магеллан, Васко де Гама, Колюмб. География была тогда основополагающей доктриной, юнга - предметом мечтаний для каждого подростка, карта морей - любимой и единственной книгой для чтения, библией моряка.
В отличие от того, вместо неизвестных земель, мы ищем неизвестных истин. Я чувствую какую-то странную ненасичувану жажду, погружаясь в отличие истин. Меня всегда смущали неожиданности логического развития мыслей, мысли в их крайних, окончательных выводах. Я ценил мнения доктрин, которые заставляли человечество переходить от одной противоположности к другой.
Я стою, окруженный со всех сторон старцами. Меня привлекает символика обряда отречения удела установившегося традицией. Я вынимаю из кармана кошелька и начинаю раздавать деньги На дрожащие ладони бабушек я кладу поочередно мелкие монетки. Старые женщины спрашивают меня о моем имени. Я называю себя:
- Ростислав!
Сходя вверх, я слышу за спиной слова молитв старческое шепота, сродни осенний шорох сухих листьев.
Но наверху, прежде чем открыть дверь и переступить через порог, я задерживаюсь, чтобы еще раз взглянуть на грозовую тучу, которая движется с запада, на ряды одноэтажных домов, на зело деревьев, на черные треугольники платков, четко очерченные на белом камне церковных лестницы. Свистит где птица, чирикают воробьи, гудит под горой трамвай.
Никто не мог бы упрекнуть меня, что я спешил на собрание, я хоть всего хотел занедбаты свое свободное время для того, чтобы принять участие в скучном церемонияли официальной совещания по поводу дела, решение которой заранее, надо полагать, определено.
В тот момент, когда я, наконец, собираюсь переступить порог и войти в притвор, я сталкиваюсь с женщиной, которая идет оттуда. Я спешу уступить в сторону, чтобы дать ей возможность пройти вперед, но с удивлением узнаю в ней мою добрую приятельницу, которую несколько дней тому я оставил в Харькове. Полная неожиданность! Я ужасно удивлен. Я не имел и малейшего представления, что она также собирается приехать сюда.
Я в восторге от этой встречи. Я не могу удержаться от радостного восклицания. Я протягиваю ей руки, забрасываю ее множеством фраз, десятком вопросов, тысячью слов.
- Валентина Михайловна! .. Вы? .. Каким чудом? Как вы здесь оказались? Когда приехали? Что делаешь? Такая приятная неожиданность! Вы не представляете себе, как я счастлив, что я вас вижу. Я пропадаю здесь от скуки. Вы меня спасаете от самого себя. Куда вы собираетесь теперь идти? Разрешите мне идти с вами?
Я высыпал целый козубень вопросов, вытряхнул перед ней кош ентузиястичних выкриков Я хотел узнать от нее все сразу. Я триюмфував. Я чувствовал себя победителем. Теперь наконец я мог найти, на что потратить свое время.
Я протягиваю руку, чтобы почувствовать знакомый мягкий пожатие узкой руки, после которого еще долго теплятся и тает у меня на ладони запах фиялок, любимых ее духов, но в этот момент густая краска заливает мне лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52