Зазеленел тростник, берега покрылись молодой травкой и цветами.
Сёнто сидел на берегу. От солнца его укрывало знамя синего цвета, цвета Дома Сёнто, превращенное сейчас в тент, а вокруг стояли ширмы из шелка с изображением цветка синто. Так, в одиночестве, Сёнто смотрел на канал. По водной глади скользили лодки с вооруженными стражниками. Лодки простых людей отогнали к противоположному берегу, а вокруг импровизированного тента стояли еще два кольца стражников — пеших и конных.
К берегу приближался сампан Нисимы. Она вглядывалась в лицо отца и думала о том, что война застала его в таком месте, где при других обстоятельствах можно было бы наслаждаться чудесным временем года. Лодка мягко ткнулась в берег. Тут же подбежали стражники и втащили лодку дальше, чтобы госпоже не пришлось ступать в грязь.
Теперь господин Сёнто беседовал со старшим военным советником. Нисима кивнула стражнику, который помог ей выйти из лодки, и пошла по берегу, любуясь весенними цветами. В тени громадного эвкалипта распустились белоснежные лилии. Еще несколько теплых дней — и они увянут.
Нисима сорвала какой-то неизвестный крошечный цветок пурпурного цвета. Нужно спросить у госпожи Окары, что это за цветок, подумала девушка. А навстречу уже спешил Каму. Сёнто смотрел на дочь с улыбкой, будто они давным-давно не виделись. Войдя в шатер, Нисима присела на подушки, сбросив сандалии. Она поклонилась отцу, и он на удивление низко поклонился ей в ответ.
— Госпожа Нисима, — шутливо официально сказал Сёнто. — Ваше присутствие — честь для меня.
— Как и для меня, господин правитель, — ответила девушка. Сёнто сделал слуге знак удалиться.
— Пожалуй, это уже не мой титул. Как только наш досточтимый Император узнает, что я ушел с армией на юг, я получу новое звание — генерал-мятежник.
Улыбка исчезла с лица Нисимы.
— Это пугает меня, отец.
Сёнто продолжал в том же шутливом тоне:
— Не стоит, Нисима-сум. Вспомни, какие великие люди получили такое же звание: Йокасима, Тиари, даже отец нашего возлюбленного Императора. Меня огорчает лишь одно: мои ничтожные таланты по сравнению с такой достойной компанией. — Он слегка коснулся руки девушки. — Не печалься, Нисима-сум. Сёнто окажутся среди лучших людей.
Слуга подал вино. Сёнто отослал его и сам взялся разливать вино, чем снова удивил Нисиму.
— Вы в чудесном расположении духа, отец. Мне тоже хотелось бы почувствовать такую легкость на сердце при нынешних обстоятельствах.
Нисима стала вежливо отказываться от вина, но Сёнто вложил чашу ей в руку, нежно сжав ее. Девушка засмеялась.
— Хаката писал, что чем старше становишься, тем прекраснее кажется весна и с большею болью воспринимается каждый последующий год. Я лично достиг возраста, когда весна кажется прекраснее, но еще не причиняет слишком много боли. Вероятно, через несколько лет и тебе весна будет казаться такой же чудесной, как и мне. С войной ничего не поделаешь, а красота все равно вокруг нас, несмотря ни на что. По-настоящему храбрая душа всегда найдет время полюбоваться прекрасным даже в ужасные времена.
— Госпожа Никко, — сказала Нисима. — Хотя, полагаю, она имела в виду, что отважные сердца увидят красоту в смертный час.
— Поэты… ну, к чему такой драматизм? — Сёнто указал на ветку сливы, растущей на расстоянии вытянутой руки. — Видишь эти бутоны? Я любуюсь ими все утро. Они вот-вот распустятся. Собирают все свои силы, пока мы говорим. Сам момент, когда цветки раскроются, — проявление прекрасного. Возможно, это самое волшебное мгновение. Несмотря ни на что, мы будем сидеть здесь и любоваться. Это и будет проверка сердца на храбрость.
Нисима кивнула, и оба подвинули подушки, чтобы сесть лицом к дереву. Так, плечом к плечу, они просидели больше часа: высокая, тонкая, как молодое деревце, девушка и плотно сбитый пожилой мужчина.
Когда солнце встало в зенит, цветки раскрылись.
— Медленно, как робкое сердце, — шептал господин Сёнто.
Еще одна цитата из стихотворения. Это были единственные слова, произнесенные за все время, пока распускались хрупкие и нежные, как крылышки бабочки, лепестки. Прилетела плеча и села на цветок.
Нисима подлила вина в чаши.
— Есть еще кое-что, Нисима-сум, о чем я не решаюсь заговорить.
Нисима почувствовала, что разговор будет серьезный.
— У моряков есть поговорка. «То, что шепотом сказано на палубе корабля, хорошо слышно на суше». Трудно утаить что-либо на корабле.
Сёнто смотрел на бокал, медленно поворачивая его. Затем снова повернулся к цветущей сливе.
У Нисимы вдруг пересохло в горле, и она сделала глоток.
— Брат Суйюн — очень притягательный молодой человек, но он монах, давший священную клятву. Сердце могут разбить и более податливые особы, Нисима-сум, я сам был свидетелем тому.
Нисима изо всех сил сдерживалась, стараясь понять, что же слышится в голосе отца: неодобрение или огорчение.
— Сатакэ-сум тоже давал священную клятву, отец, но он не следует каждому ее слову, как мы оба знаем.
Сёнто кивнул.
— Но он остался монахом, несмотря на свой независимый дух. А что будет с Суйюн-сумом?
— Вы боитесь потерять духовного наставника?
— Суйюн-сум всегда будет бесценным советником, в этом нет сомнений. Мне не нужно толковать учение Ботахары — я сам умею читать. Меня заботит другое.
— Ты особа из Великого Дома, и хотя я часто освобождал тебя от ответственности, которая неизбежна при твоем положении, не уверен, что это всегда будет возможно в будущем. Война потребует жертв от каждого и, вероятно, от тебя тоже. Я следую избранному однажды пути.
Нисима кивнула. Она посмотрела в сторону канала на цветущие деревья, чьи кроны трепетали на ветру. В лодке, вытащенной на берег, стоял стражник и пристально вглядывался в даль. Когда-то давно Нисима научилась убирать из виду такие «лишние» объекты, как стражники, стены, ворота, но она знала, что это всего лишь игра воображения. Ничто никуда не исчезает.
В горле запершило.
— Ваши слова мудры, как всегда, отец. Благодарю вас. Сёнто кивнул.
— Отец, я еще не рассказала вам кое о чем. Кицура-сум просила Яку Катту передать письмо ее семье, и он согласился. Родственники сообщили, что получили послание. Это указывает на то…
Сёнто, подняв руку, остановил ее.
— Кицура-сум уже рассказала мне об этом. Теперь встает другой вопрос: каковы намерения Катты?
Нисима с трудом подавила раздражение, услышав о несвоевременном вмешательстве кузины.
— Полагаю, Яку Катта не в чести при дворе, господин.
— Думаю, да, дочка. Непонятно, кого поддерживает этот Яку. Тадамото? Он предан брату и семье или своему Императору? Похоже, это Тадамото убедил Императора поднять армию. На что надеется младший Яку: что армия победит варваров или Сёнто? А может, и его брата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Сёнто сидел на берегу. От солнца его укрывало знамя синего цвета, цвета Дома Сёнто, превращенное сейчас в тент, а вокруг стояли ширмы из шелка с изображением цветка синто. Так, в одиночестве, Сёнто смотрел на канал. По водной глади скользили лодки с вооруженными стражниками. Лодки простых людей отогнали к противоположному берегу, а вокруг импровизированного тента стояли еще два кольца стражников — пеших и конных.
К берегу приближался сампан Нисимы. Она вглядывалась в лицо отца и думала о том, что война застала его в таком месте, где при других обстоятельствах можно было бы наслаждаться чудесным временем года. Лодка мягко ткнулась в берег. Тут же подбежали стражники и втащили лодку дальше, чтобы госпоже не пришлось ступать в грязь.
Теперь господин Сёнто беседовал со старшим военным советником. Нисима кивнула стражнику, который помог ей выйти из лодки, и пошла по берегу, любуясь весенними цветами. В тени громадного эвкалипта распустились белоснежные лилии. Еще несколько теплых дней — и они увянут.
Нисима сорвала какой-то неизвестный крошечный цветок пурпурного цвета. Нужно спросить у госпожи Окары, что это за цветок, подумала девушка. А навстречу уже спешил Каму. Сёнто смотрел на дочь с улыбкой, будто они давным-давно не виделись. Войдя в шатер, Нисима присела на подушки, сбросив сандалии. Она поклонилась отцу, и он на удивление низко поклонился ей в ответ.
— Госпожа Нисима, — шутливо официально сказал Сёнто. — Ваше присутствие — честь для меня.
— Как и для меня, господин правитель, — ответила девушка. Сёнто сделал слуге знак удалиться.
— Пожалуй, это уже не мой титул. Как только наш досточтимый Император узнает, что я ушел с армией на юг, я получу новое звание — генерал-мятежник.
Улыбка исчезла с лица Нисимы.
— Это пугает меня, отец.
Сёнто продолжал в том же шутливом тоне:
— Не стоит, Нисима-сум. Вспомни, какие великие люди получили такое же звание: Йокасима, Тиари, даже отец нашего возлюбленного Императора. Меня огорчает лишь одно: мои ничтожные таланты по сравнению с такой достойной компанией. — Он слегка коснулся руки девушки. — Не печалься, Нисима-сум. Сёнто окажутся среди лучших людей.
Слуга подал вино. Сёнто отослал его и сам взялся разливать вино, чем снова удивил Нисиму.
— Вы в чудесном расположении духа, отец. Мне тоже хотелось бы почувствовать такую легкость на сердце при нынешних обстоятельствах.
Нисима стала вежливо отказываться от вина, но Сёнто вложил чашу ей в руку, нежно сжав ее. Девушка засмеялась.
— Хаката писал, что чем старше становишься, тем прекраснее кажется весна и с большею болью воспринимается каждый последующий год. Я лично достиг возраста, когда весна кажется прекраснее, но еще не причиняет слишком много боли. Вероятно, через несколько лет и тебе весна будет казаться такой же чудесной, как и мне. С войной ничего не поделаешь, а красота все равно вокруг нас, несмотря ни на что. По-настоящему храбрая душа всегда найдет время полюбоваться прекрасным даже в ужасные времена.
— Госпожа Никко, — сказала Нисима. — Хотя, полагаю, она имела в виду, что отважные сердца увидят красоту в смертный час.
— Поэты… ну, к чему такой драматизм? — Сёнто указал на ветку сливы, растущей на расстоянии вытянутой руки. — Видишь эти бутоны? Я любуюсь ими все утро. Они вот-вот распустятся. Собирают все свои силы, пока мы говорим. Сам момент, когда цветки раскроются, — проявление прекрасного. Возможно, это самое волшебное мгновение. Несмотря ни на что, мы будем сидеть здесь и любоваться. Это и будет проверка сердца на храбрость.
Нисима кивнула, и оба подвинули подушки, чтобы сесть лицом к дереву. Так, плечом к плечу, они просидели больше часа: высокая, тонкая, как молодое деревце, девушка и плотно сбитый пожилой мужчина.
Когда солнце встало в зенит, цветки раскрылись.
— Медленно, как робкое сердце, — шептал господин Сёнто.
Еще одна цитата из стихотворения. Это были единственные слова, произнесенные за все время, пока распускались хрупкие и нежные, как крылышки бабочки, лепестки. Прилетела плеча и села на цветок.
Нисима подлила вина в чаши.
— Есть еще кое-что, Нисима-сум, о чем я не решаюсь заговорить.
Нисима почувствовала, что разговор будет серьезный.
— У моряков есть поговорка. «То, что шепотом сказано на палубе корабля, хорошо слышно на суше». Трудно утаить что-либо на корабле.
Сёнто смотрел на бокал, медленно поворачивая его. Затем снова повернулся к цветущей сливе.
У Нисимы вдруг пересохло в горле, и она сделала глоток.
— Брат Суйюн — очень притягательный молодой человек, но он монах, давший священную клятву. Сердце могут разбить и более податливые особы, Нисима-сум, я сам был свидетелем тому.
Нисима изо всех сил сдерживалась, стараясь понять, что же слышится в голосе отца: неодобрение или огорчение.
— Сатакэ-сум тоже давал священную клятву, отец, но он не следует каждому ее слову, как мы оба знаем.
Сёнто кивнул.
— Но он остался монахом, несмотря на свой независимый дух. А что будет с Суйюн-сумом?
— Вы боитесь потерять духовного наставника?
— Суйюн-сум всегда будет бесценным советником, в этом нет сомнений. Мне не нужно толковать учение Ботахары — я сам умею читать. Меня заботит другое.
— Ты особа из Великого Дома, и хотя я часто освобождал тебя от ответственности, которая неизбежна при твоем положении, не уверен, что это всегда будет возможно в будущем. Война потребует жертв от каждого и, вероятно, от тебя тоже. Я следую избранному однажды пути.
Нисима кивнула. Она посмотрела в сторону канала на цветущие деревья, чьи кроны трепетали на ветру. В лодке, вытащенной на берег, стоял стражник и пристально вглядывался в даль. Когда-то давно Нисима научилась убирать из виду такие «лишние» объекты, как стражники, стены, ворота, но она знала, что это всего лишь игра воображения. Ничто никуда не исчезает.
В горле запершило.
— Ваши слова мудры, как всегда, отец. Благодарю вас. Сёнто кивнул.
— Отец, я еще не рассказала вам кое о чем. Кицура-сум просила Яку Катту передать письмо ее семье, и он согласился. Родственники сообщили, что получили послание. Это указывает на то…
Сёнто, подняв руку, остановил ее.
— Кицура-сум уже рассказала мне об этом. Теперь встает другой вопрос: каковы намерения Катты?
Нисима с трудом подавила раздражение, услышав о несвоевременном вмешательстве кузины.
— Полагаю, Яку Катта не в чести при дворе, господин.
— Думаю, да, дочка. Непонятно, кого поддерживает этот Яку. Тадамото? Он предан брату и семье или своему Императору? Похоже, это Тадамото убедил Императора поднять армию. На что надеется младший Яку: что армия победит варваров или Сёнто? А может, и его брата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140