Вы не просто воин, Самуяму-сум, следующий по пути меча без вопросов. Война — ужасное дело: она посылает невинных на поля и лишает их души чистоты. Мы оба видели это. Господин Сёнто, госпожа Нисима, Яку Катта, вы — мы все сыграли свои роли в этой жестокой войне. Никто не остался в стороне.
Долг требует от нас многого. От некоторых он требует тяжелой работы. Воспарить над всем так же трудно, как подняться над тем, что вы сделали, исполняя свой долг. Тем не менее души огромной просвещенности воспарили над самыми ужасными обстоятельствами. Я верю, что вы подниметесь над ними, Самуяму-сум, хотя это может быть труднее всех других подвигов, прославивших вас.
Комавара глубоко вздохнул:
— Благодарю вас, Суйюн-сум. Надеюсь, вы правы, как и во многом другом.
Подошел Калам и сел на камень в шаге от них, молча отпивая чай.
Следующее утро застало трех путешественников у основания горы Святого Духа. Они ехали вдоль дороги, проходящей сквозь заросли берез, сосен и золотых кленов.
Они молчали, ибо осталось мало, о чем можно было поговорить. Они выжили в пустыне и в войне — слова не могли бы выразить всего. То, что Суйюн взял их с собой к началу своего пути, сказало все, что требовалось.
Наконец путники приблизились к алтарю у края дороги. Здесь дорога сужалась и круто поднималась вверх. Словно увидев знак, Суйюн остановился и повернул свою лошадь к спутникам.
— Отсюда я должен идти один, Самуяму-сум.
Молодой господин пожал плечами, как это часто делал Калам, подыскивая подходящие слова.
— Пусть Ботахара сопровождает вас, Самуяму-сум, — сказал Суйюн.
С усилием Комавара заставил себя говорить, но смог лишь прошептать:
— Пусть Ботахара поет ваше имя, брат. Суйюн дотронулся до руки господина.
— Он и так это уже сделал. Монах улыбнулся.
Повернувшись к Каламу, Суйюн заговорил с ним на языке пустыни, тот кивал в ответ на каждое слово. Из рукава монах достал что-то и вложил в руку Каламу. Последние слова Суйюна успокоили кочевника.
Поклонившись, монах развернулся и начал пробираться сквозь деревья. Суйюн повернул лошадь и помахал своим спутникам. Потом пропал из виду.
Комавара и кочевник направили своих лошадей туда, откуда пришли, и поскакали бок о бок. Прошло несколько ри, прежде чем любопытство Комавары не достигло предела.
— Если я могу спросить, — начал господин, — что вам отдал Суйюн?
Варвар опустил руку в карман и что-то вытащил. На ладони лежал голубой камень, который можно найти в реке, — гладкий и идеальный по форме.
— Это душа бабочки, господин Комавара, — произнес Калам с благоговением. — Брат Суйюн сказал мне, что однажды я увижу, что так оно и есть.
— Тогда это, без сомнения, правда, — ответил Комавара, и двое мужчин продолжили путь, погрузившись в свои мысли.
Стояла поздняя весна.
Суйюн отдал лошадь трем монахам, которых встретил, и они неожиданно дружелюбно позволили ему пройти, не называя свое имя. Дорога скользила между деревьев, храмов и монастырей, принадлежавших Сестричеству и бывшему Ордену Суйюна. На пути встречалось много алтарей, и, как всякий паломник, Суйюн останавливался у каждого и молился.
Суйюн спал под открытым небом, положив под голову одеяло, в котором днем нес свои пожитки, отказавшись от жилищ, приготовленных для путников возле монастырей.
С каждым шагом вверх по священной горе монах чувствовал, что отдаляется от земли, перемещаясь в другую реальность. Летние облака плыли с океана и, казалось, касались верхушки горы, застывая там, пока ветер не срывал их с места, унося вдаль.
«Они пришли ко мне, — усмехнулся над собой Суйюн. — Я — Собирающий Облака. Как у брата в древней пьесе, моя роль — собирать вокруг себя сомневающихся, неуверенных. Я разгоню иллюзии, но только для некоторых».
На второй день Суйюн пришел к алтарю, который искал, — место, где Ботахара отдал свою армию и отказался от всего; место, упомянутое в Свитке, который Суйюн получил от брата Хитары. Здесь монах нашел большой камень и начал медитировать. Алтарь находился высоко, и только немногие из самых сильных деревьев выжили здесь. Хотя их было мало, каждая из древних сосен имела имя, ибо они стояли на этом месте за тысячи лет до того, как сюда пришел Просветленный владыка.
Многие паломники приходили к этому алтарю, но мало кто говорил о нем Суйюну, ибо большинство дали обет молчания.
На третий день поста появился монах, которого ждал Суйюн. Увидев юношу, он приблизился, поклонился по обычаю ботаистских монахов.
— Пусть Просветленный владыка будет с вами, брат Хитара, — сказал Суйюн.
— Пусть Учитель назовет твое имя, брат Суйюн.
Монах, которого Суйюн встречал в пустыне, присел на край камня.
— Надеюсь, брат Хитара, вы пришли показать мне Путь.
— Только Учитель может сделать это, брат. Учитель и его несущий. Но я немного провожу вас.
В ответ Суйюн низко поклонился. Они встали, прошли мимо двух высоких камней, которые возвышались словно ворота. Серые кости горы здесь прикрывала лишь темно-зеленая трава.
Когда миновали западное плечо вершины, Суйюну открылся вид Империи. Теперь монах был над облаками и видел, как белые громады отбрасывают тени на землю. Большой канал, словно серебряная нить, пересекал равнину, а имперская столица выглядела нагромождением белых камней, застывших на фоне зеленой травы и голубого озера. Суйюн на мгновение замер, и брат Хитара отошел, оставив его в покое.
Ему легко было представить Нисиму — ее юмор, нежность, открытую душу. Наконец, подняв руку и помахав кому-то вдали, монах повернулся и последовал за Хитарой.
— Прощай, мой учитель, — прошептал он, — меня ждет встреча с другим.
В темноте они обошли пик горы, и Суйюн почувствовал, что они с другой стороны, ибо отсюда было не видно Империи. Они разбили лагерь и медитировали под звездами, пока не появилась луна, потом продолжили путь по узкой тропе, которая извивалась и кружила, будто лента. К рассвету они прошли уже много ри.
Брат Хитара тоже постился, поэтому они останавливались, только чтобы попить. Весеннее солнце ярко светило, но воздух оставался прохладным, а ветер с моря облегчал путешествие. К концу второго дня Суйюн понял, что только ботаистски тренированная память позволяет ему запомнить дорогу — такой извилистой и неприметной она была!
Оказавшись на склоне поздно днем, Хитара начал исследовать поверхность скалы. Через несколько минут он обнаружил разлом в камнях, который невозможно было увидеть даже на расстоянии нескольких футов. Сквозь него они вышли на уступ, достаточно широкий, чтобы вместе стоять на нем. Уступ огибал скалу, исчезая в белом облаке. Потом показалась плита, такая гладкая, будто сотни поколений людей отполировали и выровняли ее.
Хитара глядел на тропу с удовлетворением, словно радуясь тому, что он здесь, что смог попасть сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Долг требует от нас многого. От некоторых он требует тяжелой работы. Воспарить над всем так же трудно, как подняться над тем, что вы сделали, исполняя свой долг. Тем не менее души огромной просвещенности воспарили над самыми ужасными обстоятельствами. Я верю, что вы подниметесь над ними, Самуяму-сум, хотя это может быть труднее всех других подвигов, прославивших вас.
Комавара глубоко вздохнул:
— Благодарю вас, Суйюн-сум. Надеюсь, вы правы, как и во многом другом.
Подошел Калам и сел на камень в шаге от них, молча отпивая чай.
Следующее утро застало трех путешественников у основания горы Святого Духа. Они ехали вдоль дороги, проходящей сквозь заросли берез, сосен и золотых кленов.
Они молчали, ибо осталось мало, о чем можно было поговорить. Они выжили в пустыне и в войне — слова не могли бы выразить всего. То, что Суйюн взял их с собой к началу своего пути, сказало все, что требовалось.
Наконец путники приблизились к алтарю у края дороги. Здесь дорога сужалась и круто поднималась вверх. Словно увидев знак, Суйюн остановился и повернул свою лошадь к спутникам.
— Отсюда я должен идти один, Самуяму-сум.
Молодой господин пожал плечами, как это часто делал Калам, подыскивая подходящие слова.
— Пусть Ботахара сопровождает вас, Самуяму-сум, — сказал Суйюн.
С усилием Комавара заставил себя говорить, но смог лишь прошептать:
— Пусть Ботахара поет ваше имя, брат. Суйюн дотронулся до руки господина.
— Он и так это уже сделал. Монах улыбнулся.
Повернувшись к Каламу, Суйюн заговорил с ним на языке пустыни, тот кивал в ответ на каждое слово. Из рукава монах достал что-то и вложил в руку Каламу. Последние слова Суйюна успокоили кочевника.
Поклонившись, монах развернулся и начал пробираться сквозь деревья. Суйюн повернул лошадь и помахал своим спутникам. Потом пропал из виду.
Комавара и кочевник направили своих лошадей туда, откуда пришли, и поскакали бок о бок. Прошло несколько ри, прежде чем любопытство Комавары не достигло предела.
— Если я могу спросить, — начал господин, — что вам отдал Суйюн?
Варвар опустил руку в карман и что-то вытащил. На ладони лежал голубой камень, который можно найти в реке, — гладкий и идеальный по форме.
— Это душа бабочки, господин Комавара, — произнес Калам с благоговением. — Брат Суйюн сказал мне, что однажды я увижу, что так оно и есть.
— Тогда это, без сомнения, правда, — ответил Комавара, и двое мужчин продолжили путь, погрузившись в свои мысли.
Стояла поздняя весна.
Суйюн отдал лошадь трем монахам, которых встретил, и они неожиданно дружелюбно позволили ему пройти, не называя свое имя. Дорога скользила между деревьев, храмов и монастырей, принадлежавших Сестричеству и бывшему Ордену Суйюна. На пути встречалось много алтарей, и, как всякий паломник, Суйюн останавливался у каждого и молился.
Суйюн спал под открытым небом, положив под голову одеяло, в котором днем нес свои пожитки, отказавшись от жилищ, приготовленных для путников возле монастырей.
С каждым шагом вверх по священной горе монах чувствовал, что отдаляется от земли, перемещаясь в другую реальность. Летние облака плыли с океана и, казалось, касались верхушки горы, застывая там, пока ветер не срывал их с места, унося вдаль.
«Они пришли ко мне, — усмехнулся над собой Суйюн. — Я — Собирающий Облака. Как у брата в древней пьесе, моя роль — собирать вокруг себя сомневающихся, неуверенных. Я разгоню иллюзии, но только для некоторых».
На второй день Суйюн пришел к алтарю, который искал, — место, где Ботахара отдал свою армию и отказался от всего; место, упомянутое в Свитке, который Суйюн получил от брата Хитары. Здесь монах нашел большой камень и начал медитировать. Алтарь находился высоко, и только немногие из самых сильных деревьев выжили здесь. Хотя их было мало, каждая из древних сосен имела имя, ибо они стояли на этом месте за тысячи лет до того, как сюда пришел Просветленный владыка.
Многие паломники приходили к этому алтарю, но мало кто говорил о нем Суйюну, ибо большинство дали обет молчания.
На третий день поста появился монах, которого ждал Суйюн. Увидев юношу, он приблизился, поклонился по обычаю ботаистских монахов.
— Пусть Просветленный владыка будет с вами, брат Хитара, — сказал Суйюн.
— Пусть Учитель назовет твое имя, брат Суйюн.
Монах, которого Суйюн встречал в пустыне, присел на край камня.
— Надеюсь, брат Хитара, вы пришли показать мне Путь.
— Только Учитель может сделать это, брат. Учитель и его несущий. Но я немного провожу вас.
В ответ Суйюн низко поклонился. Они встали, прошли мимо двух высоких камней, которые возвышались словно ворота. Серые кости горы здесь прикрывала лишь темно-зеленая трава.
Когда миновали западное плечо вершины, Суйюну открылся вид Империи. Теперь монах был над облаками и видел, как белые громады отбрасывают тени на землю. Большой канал, словно серебряная нить, пересекал равнину, а имперская столица выглядела нагромождением белых камней, застывших на фоне зеленой травы и голубого озера. Суйюн на мгновение замер, и брат Хитара отошел, оставив его в покое.
Ему легко было представить Нисиму — ее юмор, нежность, открытую душу. Наконец, подняв руку и помахав кому-то вдали, монах повернулся и последовал за Хитарой.
— Прощай, мой учитель, — прошептал он, — меня ждет встреча с другим.
В темноте они обошли пик горы, и Суйюн почувствовал, что они с другой стороны, ибо отсюда было не видно Империи. Они разбили лагерь и медитировали под звездами, пока не появилась луна, потом продолжили путь по узкой тропе, которая извивалась и кружила, будто лента. К рассвету они прошли уже много ри.
Брат Хитара тоже постился, поэтому они останавливались, только чтобы попить. Весеннее солнце ярко светило, но воздух оставался прохладным, а ветер с моря облегчал путешествие. К концу второго дня Суйюн понял, что только ботаистски тренированная память позволяет ему запомнить дорогу — такой извилистой и неприметной она была!
Оказавшись на склоне поздно днем, Хитара начал исследовать поверхность скалы. Через несколько минут он обнаружил разлом в камнях, который невозможно было увидеть даже на расстоянии нескольких футов. Сквозь него они вышли на уступ, достаточно широкий, чтобы вместе стоять на нем. Уступ огибал скалу, исчезая в белом облаке. Потом показалась плита, такая гладкая, будто сотни поколений людей отполировали и выровняли ее.
Хитара глядел на тропу с удовлетворением, словно радуясь тому, что он здесь, что смог попасть сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140