Еще два счетовода были кубинцы — маленькие, живые, черноглазые, с черными как смоль волосами. Оба они были музыкантами, пока распространение «консервированной» музыки не лишило их заработка. Они были похожи друг на друга, как родные братья, но встретились впервые лишь в конторе Лео. Им очень хотелось поставить водевильный номер, и часто, улучив свободную минуту, они забивались в угол и начинали придумывать куплеты, шутки и разные смешные трюки. Они увлекались и веселились от души, совсем забывая о том, что водевиль сейчас не в моде.
Пятый счетовод был ирландец — невысокий, полный, рыжеволосый, веснушчатый и задиристый. Звали его Фрэнсис Мюррей. Ему было лет под тридцать, и по окончании средней школы он переменил с десяток случайных профессий, причем самой устойчивой его должностью оказалось место юнги-рассыльного на борту океанского парохода, где Фрэнсис прослужил два года. Он полюбил море — главным образом потому, что на пароходе обрел для себя дом, и дом этот был далек от мира с его треволнениями. Всякий раз как Фрэнсис попадал на сушу, его начинали одолевать житейские заботы, но вот он шел к себе на пароход, и тот уносил его прочь. Он, может быть, никогда бы и не расстался с морем, если бы не его непокладистый характер. Когда старшим над рассыльными был назначен вместо него другой юнга, Фрэнсис Мюррей обиделся и ушел с судна.
Фрэнсис Мюррей нравился Лео. Лео посоветовал ему изучить какое-нибудь ремесло или подыскать себе такую работу, которая открывала бы перспективы на будущее. В конце концов Мюррей решил стать полисменом. Лео дал ему денег, чтобы оплатить обучение, и вот в понедельник, за три дня до праздника Благодарения 1934 года, Мюррей сдал выпускные экзамены и был зачислен в список кандидатов на занятие вакантной должности полисмена.
Лео сделал совсем неплохой бизнес, взяв к себе в сортировщики бывших служанок и уборщиц. Они радовались своей работе и были ему благодарны. Но Лео взял их не потому, что это был хороший бизнес. Просто ему нравилось, что они будут довольны и благодарны ему и смогут больше времени уделять своим детям.
Они рассказывали ему о своих домашних делах, и, если кто-нибудь у них в семье заболевал, Лео не скупился на лишние пять долларов, всякий раз, впрочем, предупреждая, что это должно остаться в тайне, иначе каждому захочется тоже получить пять долларов. Но весть о его щедрости тут же облетала контору. Ибо если счастливица и держала язык за зубами, то достаточно было поглядеть на ее лицо. Однако никому и в голову не приходило злоупотреблять добротой Лео.
Одна из итальянок бросилась однажды перед Лео на колени и покрыла поцелуями его руку за то, что он дал ей пять долларов. Он подскочил, как ужаленный, но все же это было ему приятно. Он чувствовал, что все они любят его на свой лад, и они действительно его любили.
Лео восхищала простодушная незлобивость, с которой мистер Мидлтон принимал обрушившееся на него несчастье, и он время от времени угощал его сигарой. Он неоднократно с сочувствием выслушивал историю автомобильной катастрофы Джуса и однажды велел Эдгару снять с автомобиля дверцу, чтобы испробовать — не поможет ли это Джусу усидеть в машине. Но это не помогло. Лео также очень жалел Делилу и втайне гордился тем, что у него работают люди, окончившие колледж. Он нашел ей несколько частных уроков, которые она давала утром по субботам, когда у нее не было занятий на курсах. Если у нее будет достаточно учеников, она сможет бросить работу в конторе, сказал он.
— Но мне нравится работать у вас, — сказала Делила.
— Такая красивая девушка, да еще окончившая колледж! Стыд и позор, что для вас до сих пор не нашлось настоящей работы!
Делила так просияла, что Лео почувствовал себя неловко.
Но когда в конторе что-нибудь не ладилось, Лео говорил себе: «Это все оттого, что я набрал на работу калек. Я всем желаю добра, кроме самого себя». С тех пор как Лео занялся лотерейным бизнесом, нервы у него совсем расходились, и он легко раздражался.
Однажды ему совершенно отчетливо показалось, будто он стоит перед самим собой и в самого себя тычет пальцем. В подсчетах была допущена ошибка, которая обошлась ему в 100 с лишним долларов. «Тебе нравится корчить Деда Мороза? — кричал он на самого себя. — Валяй, ублажай своих калек, пока не свернешь себе шею!» Он даже видел, как сверкал рубин на маленьком жирном мизинце, когда он тыкал в самого себя пальцем.
Это было страшное видение. Лео уставился прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Вся злость мгновенно с него соскочила, словно испугавшаяся лошадь — рванулась и ускакала, так больно лягнув его, что у него перехватило дыхание. В конце концов он решил, что это был сердечный припадок, вызванный волнением. Должно быть, он несколько мгновений был, как мертвый, а призрак, стоявший перед ним и кричавший на него, вероятно, была его душа. Да, да, несколько секунд он был мертв и видел свою душу, а потом сердце справилось с припадком и опять заработало.
После этого Лео старался держать свой гнев в узде. И поднимался по лестнице очень медленно, чтобы не натрудить сердце.

Был, однако, в конторе один человек, которого Лео не сумел расположить к себе и чью преданность он не сумел завоевать. Фредерик И.Бауер, главный бухгалтер и управляющий конторой, работавший на жаловании в 25 долларов в неделю, вообще был не из тех людей, которым свойственны чувства симпатии и преданности. Он, как и Лео, страдал от неуверенности, но Лео за свою деловую жизнь успел приобрести опыт в общении с людьми, которого у Бауера не было. Поэтому его обычно недолюбливали. Про него говорили, что он слишком скрытен, держится особняком, никогда не пошутит и вообще человек скучный. На самом же деле беда была не в том. Просто Бауер так привык получать отпор, что не отваживался подойти к кому-нибудь с открытой душой.
В 1934 году Бауеру было тридцать лет. Он был высок ростом, с нездоровым пятнистым цветом лица, отчего кожа его на первый взгляд казалась прыщавой. Густые светлые волосы были коротко острижены над висками, что придавало голове квадратную форму. А на макушке волосы были гладко прилизаны и так блестели, что напоминали мокрую клеенку. Глаза у Бауера были голубые, но за квадратными, в золотой оправе очками казались бесцветными. Телом он был костляв. Вообще по наружности он более всего походил на немца-механика, принарядившегося ради праздника. Однако он никогда не носил рабочего комбинезона. До того, как поступить к Лео, он много лет работал в другой конторе. Лео нашел его там же, где и мистера Мидлтона — в бильярдной Бойла.
Кризис лишил Бауера работы в конторе скобяной компании. Бауер знал Лео как одного из завсегдатаев Бойла, и хотя Лео почитался там за «бизнесмена», Бауер догадывался, что он из «рэкетиров».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147