— Да видите ли… — Лео засмеялся. — Все эти дни я так занят, что вообще забываю о еде. — Он хотел было спросить Бауера, о чем это он хочет с ним поговорить и почему это требует столь сложных приготовлений. Но мысль о ресторане удержала его. Он подумал, что и в самом деле неплохо бы для разнообразия поужинать в ресторане, где можно заказать все, что хочется; дома жена отказывалась готовить ему любимые кушанья, потому что они ему вредны. — Я всегда ем дома, — сказал он, — но вы знаете, Фредди, я рад помочь вам, даже после того, что вы сделали. Если для вас это удобнее, я поужинаю сегодня в ресторане. — Ему представился сочный кусок мяса, приправленный чесноком и плавающий в жире. При одной мысли об этом у него потекли слюнки. Давным-давно не ел он таких блюд из-за высокого кровяного давления.
— Я не хочу, чтобы вы делали мне одолжение, — сказал Бауер. Он опустил глаза. — Поужинайте дома, а потом мы можем прогуляться немного и поговорить на улице с глазу на глаз. Скажите только, когда вы будете дома, чтобы мне вовремя прийти.
— Ну хорошо, хорошо. Я ведь ничего не имею против. Могу ради вас поужинать и в ресторане. Я рад сделать для вас все, что могу.
— Нет, — сказал Бауер. — Я не приду.
Лео засмеялся и шутливо подтолкнул Бауера локтем.
— По правде говоря, — сказал он, — для меня это предлог сбежать от стряпни моей старухи.
— Если так, хорошо, если вы сами этого хотите. Но только вы сами этого хотели. Не я, а вы.
— Ладно, ладно, — сказал Лео. — Я сам этого хочу.
6
Свидание было назначено на девять часов в «Румынском подвале» — маленьком ресторанчике в конце Лексингтон авеню.
Бауер сначала не собирался сам идти туда, но все-таки пришел. В семь часов он закончил работу и поехал домой обедать. В то время он еще не знал, пойдет ли в ресторан. Он мог этого не делать. Уолли сказал, что нужно только позвонить по телефону Фикко, что Бауер и сделал, и попросить передать несколько слов Уолли, что он тоже сделал. А теперь он со всем этим покончил и был свободен и мог отправиться на зиму в Майами.
Однако Бауер не чувствовал себя свободным. Обедать он не мог. Ему казалось, что его стошнит, если он только возьмет что-нибудь в рот. Он сидел неподвижно, свесив голову над тарелкой, зажав вилку в неподвижной руке.
— У тебя такой вид, словно тебе подали отраву, — сказала Кэтрин.
— Может быть, это и есть отрава. — Бауер оттолкнул тарелку и встал. — Почему бы тебе не отведать? Травиться — так вместе.
В своих отношениях они снова вернулись к исходной точке.
— Куда ты идешь? — спросила Кэтрин.
— Я ухожу. У-хо-жу! Ухожу.
— Но ты ведь ни к чему не притронулся.
Бауер не ответил и ушел молча, даже не взглянув на жену. Он направился к Бойлу. Его словно давила какая-то тяжесть. Он не понимал, что с ним. «А может быть, мистер Минч не придет? — внезапно подумал он. — А может быть, те не придут?»
Бауер повернул обратно и пошел к станции метро. «Не мешает и мне поехать туда, — думал он, — чтобы посмотреть, все ли в порядке».
Если мистер Минч придет, а те не придут, можно будет поговорить с ним о чем-нибудь, попросить еще раз, чтобы он отпустил его. Если те придут, а мистер Минч не придет, он скажет им, что очень жаль, но ничего не вышло; да, ничего не вышло, и это не его вина, он ничего не мог сделать, не вышло и все.
Бауер прибавил шагу. Чувство давящей тяжести понемногу проходило. Он шел, высоко подняв голову, размахивая руками, как человек, который нашел предлог сделать то, что ему хотелось.

Крутая железная лестница вела вниз, в «Румынский подвал». Окна ресторана были еле видны с улицы. Все же в одном из окон болталась синяя вывеска с белой надписью: «Обед из 10 блюд. Десять (10) блюд. С первосортной закуской и супом. 55 центов».
Хлеб считался первым блюдом, масло — вторым, салат из капусты — третьим.
Зал ресторана был узкий и не очень длинный. У самой двери стояла конторка кассира, за которой сидел мальчик лет четырнадцати и читал книгу. Это был сын хозяина. Дальше тянулись ряды белых мраморных столиков. Кафельный пол был посыпан опилками, а выкрашенные под дуб стены разукрашены завитушками из разноцветной жести.
Когда Бауер вошел в ресторан, обеды уже кончились, и в зале было почти пусто. Кроме мальчишки-кассира, читавшего книгу, там находилось еще четверо посетителей и официант. Мальчишка был пухлый и бледный, в роговых очках. Он сидел, уткнувшись в книгу. Густые темные волосы падали ему на лоб. Временами он откидывал их рукой. На официанте была блестящая черная суконная куртка с золотой тесьмой по бортам и на обшлагах. Вид у него был болезненный и несмелый. Редкие, седеющие волосы были зачесаны на косой пробор и гладко прилизаны. От просвечивающей сквозь волосы кожи они казались совсем седыми.
Официант принес Бауеру корзиночку с хлебом, стакан воды, меню, салфетку, вилку с ножом, две ложки, большую и маленькую, — все зараз — и молча принялся все это расставлять и раскладывать. Масло он приберег напоследок, чтобы Бауер съел поменьше хлеба.
— Мне ничего не нужно, — я хочу подождать здесь приятеля, — сказал ему Бауер.
Официант ничего не ответил. Он унес хлеб.
Бауер сидел лицом к двери. Он смотрел не отрываясь на железные ступеньки, ведущие на улицу. Ему был виден край тротуара и ноги прохожих. Он сидел и барабанил пальцами по мраморной доске стола. Внезапно он почувствовал, что во рту у него горит, и лицо горит, и изо рта, как из горячей печи, пышет жаром. Он выпил воды.
Через несколько минут Бауер встал и пошел к телефонной будке в конце зала. Ему хотелось что-нибудь делать. Он начал просматривать телефонную книгу. В списке абонентов не было никого, кому бы он мог позвонить. Он никого не знал достаточно близко. Бауер перелистывал страницы и смотрел на фамилии. Каждая из них — человек, и все они ему чужие. В Нью-Йорке семь-восемь миллионов жителей, и он прожил среди них всю свою жизнь и никого не знает. Никого. Во всяком случае, никого не знает так близко, чтобы позвонить и сказать: «Хэлло! как поживаете? Вот, захотелось узнать, как вы поживаете». И его никто не знает. Кто по-настоящему его знает? Кто помнит, кем он был, и кто знает, какой он теперь? Он был ребенком, мальчиком, юношей, мужчиной… а кто помнит его ребенком, мальчиком, юношей, кто знает его сейчас?
Бауер оглядел зал. Лео еще не было. Тогда Бауер вошел в телефонную будку. Ему казалось, что если он поглядит на телефон, то, может быть, ему придет на ум кто-нибудь, кому можно позвонить. Он долго стоял, не двигаясь с места, и думал. Он не пытался кого-нибудь припомнить. В сущности, он не знал даже, о чем думает. Просто стоял и думал. Потом спохватился, что давно стоит перед аппаратом, опустил монету и вызвал справочную.
Монета выскочила обратно, и женский голос ответил:
— Справочная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147