— Каких, например, камней? — спросил Чиж завороженно, словно ему читали захватывающий фантастический роман, не имеющий к нему в реальности никакого отношения.
— Например, в подобных случаях обязательно предусматривается некая защита, имеющая задачу не допустить любого рода вмешательство извне; которая, проще говоря, является заслоном возможному раскодированию, пусть даже… А в общем-то не даже, а в основном — путем уничтожения своего носителя.
— Это значит… — недоверчиво начал Александр и остановился.
— Вы правильно меня поняли, — кивнул профессор как-то даже слишком буднично для такой страшной фразы. — Носителя — значит вас. Кодирование могло быть осуществлено таким способом, что при любой попытке снять произведенные установки человек обречен на смерть. То есть, он просто запрограммирован на саморазрушение, — пояснил Кирилл Матвеевич. — Какой-нибудь мгновенно последующий инфаркт или что-нибудь в этом роде. И все это не считая вероятности такого «более легкого» исхода, как просто расстройство функций головного мозга.
— Вероятности спятить? — усмехнулся Чиж, хотя от всего услышанного ему менее всего хотелось смеяться.
— Ну, упрощенно можно выразиться и так, — ответил профессор без тени улыбки.
— Но все же раскодировать вы меня можете? — продолжал настаивать на более конкретном ответе Александр.
— Я могу всего лишь попробовать, но никоим образом не вправе позволить себе дать вам гарантии успешного завершения подобной операции, — пояснил профессор. — Но вы, Саша, перед тем как принять окончательное решение, должны все хорошенько взвесить. Поэтому, я предлагаю вам через какую-нибудь недельку заглянуть ко мне вновь, если, конечно, решение будет именно таким. Тогда мы с вами и поработаем. Если это произойдет раньше, можете мне дать знать раньше. Кстати, у вас есть мой телефон?.. — Кирилл Матвеевич написал на бумажке номер телефона, которым Чиж никогда не интересовался, так как никакими общими интересами с этим самым Волковым связан не был, и уже доведя его до двери своей комнаты, сказал:
— Ну, Саша, желаю вам удачи. До выхода я вас не провожаю, ведь вы, наверное, еще заглянете к приятелю… А решение лучше принять на свежую голову, это я говорю вам как врач, поэтому постарайтесь не злоупотреблять. Ну, вы меня понимаете…
Проходя мимо двери Волкова, Саша коротко постучал и не дождавшись ответа, заглянул внутрь незапертой комнаты. Уронив свою маленькую птичью головку на стол, прямо в стоящую перед ним пепельницу, на стуле сидел маленький человечек в грязной майке, которого звали Шуркой Волковым и который мнил себя наипервейшим ловеласом «Приреченских тканей». Да и не только «Тканей»… Перед ним стояло две откупоренных бутылки водки, из которых только в одной оставалось приблизительно грамм сто. «И куда в этого сморчка столько лезет?», — как-то отстранено подумал Чиж, закрывая дверь. Он решил не забирать остававшееся, хотя с собой принес сразу пять бутылок. После всего услышанного в этот вечер проблема бережливости не являлась для него первостепенной…
Уже добравшись до дома, просидев, не зажигая света, далеко заполночь и скурив при этом полпачки сигарет, он несколько раз снимал телефонную трубку, обмотанную изоляционной лентой, намереваясь позвонить профессору и сообщить о принятом решении, но всякий раз, вспоминая его последнее напутствие, клал ее обратно…
Сидя в одной из комнат, именуемой кабинетом, в своем роскошном двухэтажном особняке, Мышастый испытывал какое-то двойственное чувство… Интересно, — думалось ему, — может ли человек испытывать душевный подъем с одной стороны, и одновременно недовольство от своего бытия — с другой? Наверное, может, — решил в итоге он. Ведь ответ находится сейчас в мягком кресле его кабинета, имеет девяносто с гаком килограмм веса, который складывается, кстати, не из жира, но мышц, заплывших этим самым жиром; ну там плюс небольшой живот — все в пределах разумного, — ведь глупо предполагать, что дожив до пятидесяти шести лет, можно сохранить юношескую фигуру и оптимизм молодого человека, которому еще предстоит прожить жизнь…
Зазвонил телефон и Мышастый, преодолевая лень вперемешку с раздражением, потянулся к стоящему в пределах досягаемости антикварному столику, на котором стоял антикварный же аппарат, а точнее, сработанный под таковой. Раздражение было вызвано тем, что это наверняка звонила его жена — аппарат был внутренней связи и, что самое главное, именно он проявил если не глупость, то, по меньшей мере недальновидность, позволив в свое время жене установить эту домашнюю линию. Когда-то идея показалась ему разумной, вполне соответствующей духу времени и его пожеланиям, но когда выяснилось, что жена может звонить по десять раз на дню, выспрашивая какие-то ненужные мелочи, делая какие-то бестолковые предложения и замечания, спрашивать, где лежит та или иная вещь или, в конце концов, просто так, потому что ей хочется, к примеру знать, как он сегодня спал и как его самочувствие…
Хорошо еще, что дочь пошла совсем не в мать, хотя и была порядочной двадцатилетней стервой, и звонила ему только по делу, а следовательно, очень нечасто, напоминая своими качествами отца, его самого, Мышастого. На его дражайшую половину она также мало походила и внешне, и пусть и была порядочной дрянью, но если эта самая дрянь доставала его предельно минимально, то такая дрянь была предпочтительней той, первой. А первая в последнее время словно окончательно сошла с ума, завалив свою комнату какими-то подозрительными Орифлеймами, Блендаметами и прочими гадостями с не менее гадкими названиями, названия которых и без того раздражали его невероятно, звуча с утра до вечера по телевизору, в газетах и по радио. А жена, вместо того, чтобы хоть разок растрясти внушающую своими объемами невольное уважение — особенно человеку, неподготовленному к такому зрелищу заранее — задницу, занявшись какой-нибудь из разновидностей оздоровительной гимнастики, обходилась лишь разговорами о таковых с такими же объемистыми подругами, обсуждая плюсы и минусы той или иной системы. И даже какими-то долбаными тренажерами, позволяющими сгонять вес пассивно, лежа в кровати и налепив на себя проводочки, судорожно дергаясь от якобы безвредных электроразрядов, она не пользовалась — может было лень даже просто их цеплять? А вот он, Мышастый, с удовольствием играл в большой теннис — и совсем не для поддержания имиджа или нужных связей, а просто оттого, что ему доставляло это удовольствие. Также плавал в бассейне, заглядывал порой в тренажерный зал, и все это не считая таких мелочей, как игра в биллиард, всяческие бани и еще много чего полезного.
Порой он спрашивал себя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222