Вытащив пробку и начав выпускать воду, Ольга подошла к вешалке, висевшей на противоположной стене и сняла халат, повесив его на один из крючков. Ее тело, покрытое золотистым загаром, оставившим нетронутыми участки ягодиц, лобка и груди — то есть, мест, прикрытых в свое время купальником, выглядело настолько соблазнительным и желанным, что немедленно привело стареющих сластолюбцев в степень крайнего возбуждения.
— Богиня… — прошептал Желябов, неотрывно глядя на молодую женщину, тяжело и хрипло при этом дыша. — Да ведь она — просто само совершенство! Боже, впервые вижу такую…
Воловиков только невнятно что-то промычал, а Мышастый, дыхание которого также участилось, чуть слышно произнес:
— Говорил же я вам…
Что он говорил и к чему это относилось, так и осталось неизвестным, так как все трое не обращали друг на друга, да и вообще ни на что вокруг ровным счетом никакого внимания, которое было полностью отдано восхитительному зрелищу принимающей душ двадцатичетырехлетней длинноволосой шатенки, которая, даже и мысли не держа о каком-либо подвохе, уже стояла под струями воды, намыливала кожу, блестевшую от влаги, наклонялась, чтобы достать различные участки своего ухоженного тела, приподнимала ноги, поворачивалась, изгибалась — в общем, совершала самые что ни на есть обычные движения, свойственные любому человеку, принимающему душ, но которые казались троим, затаившимся сейчас в тесной комнатке и наблюдающими за ней мужчинам, какими-то завораживающими, исполненными некоего значения и намеренно исполняемыми ею именно для услады их глаз. Эти полные неподдельного восхищения глаза старались не пропустить ни малейшей детали молодого женского тела, отмечая крутые округлости ягодиц, особенно подчеркиваемые тонкой талией, упругость красивой формы грудок с нежными розовыми сосками, чисто выбритые подмышки, аккуратно нанесенный на ноготки лак, и много чего еще, что вызывало у них боязнь не только отвести взгляд, но даже не вовремя моргнуть, чтобы не пропустить какую-нибудь очередную из столь волнующих воображение подробностей, заставляющих закипать кровь в изношенных годами организмах, словно им довелось глотнуть эликсира вечной молодости.
Все те минуты, которые молодая женщина провела в ванной комнате, пролетели для них словно единое прекрасное мгновение, поразившее каждого в самое сердце и оставив их разочарованными лишь своей кажущейся кратковременностью. Им бы хотелось любоваться этой девушкой вечно…
— Антон… — когда, наконец, по окончанию этого зрелища они на непослушных ногах, внезапно ставших ватными, добрались до комнаты, где находились до появления Филипыча и когда к ним потихоньку вернулся дар речи, начал Желябов. — А здесь где-нибудь еще есть такие зеркала? Ну, например, в ее комнате?
— Что, неужели хочешь посмотреть, как она спит? — развеселился тот. Он словно забыл, с каким чувством сам смотрел на уснувшую в его машине девушку и что хотел совершить, стоило только его руке соприкоснуться с ее горячей кожей.
— Да нет, это я так, — смутился Желябов. — Эх, просто скорей бы… Значит, по неделе каждому? А что, ты говорил, мы будем делать с ней в финале?
— Ну, я себе представляю так… — начал пояснять Мышастый. — По неделе в порядке очередности мы все будем тереть ее как захотим — у кого сколько времени будет, ну, и возможностей тоже. В нашем возрасте это, пожалуй, даже самое главное. — Он хохотнул. — Но то, основное, самое острое, о чем тогда договаривались, делаем с ней только по одному разу — и хватит. Пока хватит. Ясно?
— Ясно, — подтвердил Желябов. И принялся размышлять вслух:
— Ну, со свободным временем мне придется напридумывать — работа, дескать сплошная. Командировка, может быть…
С возможностями, думаю, будет все нормально. У меня только что так стоял! — признался он. — Так что и возможностей — хоть отбавляй. А что в конце, говоришь?
При его словах Мышастый с Воловиковым понимающе переглянулись — они только что тоже так возбудились, словно разом скинули груз своих лет, обратившись внезапно в шестнадцатилетних.
— В конце мы соберемся в том самом каминном зале и дадим волю своей фантазии. Без каких бы то ни было ограничений, — объяснил Мышастый. — И сделаем напоследок с нашей красавицей все, кто что только захочет и сможет придумать — в общем, кто во что горазд… Кстати, пиявочек уже завезли, — похвастался он. — Кто хочет посмотреть?
— Да ну их к бесу, — проворчал Воловиков. — Гадость какая… На кой они только тебе сдались, Антон?
— Я же вам говорил, — слегка обиженно ответил тот, — давно хотел завести, да негде было пристроить. Для здоровья полезные, а еще… Вы представляете, как можно будет напугать ими нашу даму? А ну как бросить ее туда, к ним? Вот зрелище… А визгу!
— Ну ладно… — все же сомневаясь, проговорил Воловиков. — Может, что-то в этом и есть. А куда эта девчонка денется потом? Неужели придется… — Он не договорил. — Не хотелось бы.
— К тому времени она у нас так обломается, что вряд ли станет предъявлять претензии, — уверено заявил Мышастый. — Ну, а если нет… В дурдом ее определим. Навсегда. Такая возможность имеется. Тем более представьте себе, ведь то что она попытается рассказать — это каким же бредом для всех прозвучит, а? Вы бы сами поверили? А в дурдоме ее окончательно до кондиции доведут — нет проблем.
— Тогда ладно, — успокоился Воловиков. — А то не хотелось бы, понимаешь, грех на душу брать. — Он видимо, не желал считать себя окончательным подонком, хотя и согласился принять участие в таком деле.
— Понимаю, понимаю, — заверил его Мышастый. — Ну ладно, на этом разлетаемся, а то мне вскоре предстоит общение с прекрасной дамой и я должен быть в форме, дабы не ударить перед ней лицом в грязь. Мне еще надо отдохнуть.
— Эх, завидую я тебе, — вздохнул Желябов, поднимаясь. — Не забудь — твое время пошло.
— Э, нет, хитрый! — засмеялся тот, также вставая, — день приезда не в счет.
— День приезда, день отъезда — один день, — пробурчал Воловиков…
— Ну вот, — подытожил Мышастый, когда ужин подходил к концу, — значит можно считать, что мы обо всем договорились?
Ольга удовлетворенно кивнула — предложенные режиссером условия показались ей просто замечательными, на такое она даже не рассчитывала. По сто долларов в день — разве это не прекрасно? Тем более, как определил сам режиссер, неважно, будут ли в этот день производиться съемки или нет — она все равно их получит. И прямо начиная с завтрашнего дня, даже если съемочная группа еще не приедет, задержавшись где-нибудь в дороге, все равно уже начнется отсчет ее гонорара — контракт вступит в силу. А так как, по его словам, съемки продлятся примерно с месяц, то это сколько же она заработает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
— Богиня… — прошептал Желябов, неотрывно глядя на молодую женщину, тяжело и хрипло при этом дыша. — Да ведь она — просто само совершенство! Боже, впервые вижу такую…
Воловиков только невнятно что-то промычал, а Мышастый, дыхание которого также участилось, чуть слышно произнес:
— Говорил же я вам…
Что он говорил и к чему это относилось, так и осталось неизвестным, так как все трое не обращали друг на друга, да и вообще ни на что вокруг ровным счетом никакого внимания, которое было полностью отдано восхитительному зрелищу принимающей душ двадцатичетырехлетней длинноволосой шатенки, которая, даже и мысли не держа о каком-либо подвохе, уже стояла под струями воды, намыливала кожу, блестевшую от влаги, наклонялась, чтобы достать различные участки своего ухоженного тела, приподнимала ноги, поворачивалась, изгибалась — в общем, совершала самые что ни на есть обычные движения, свойственные любому человеку, принимающему душ, но которые казались троим, затаившимся сейчас в тесной комнатке и наблюдающими за ней мужчинам, какими-то завораживающими, исполненными некоего значения и намеренно исполняемыми ею именно для услады их глаз. Эти полные неподдельного восхищения глаза старались не пропустить ни малейшей детали молодого женского тела, отмечая крутые округлости ягодиц, особенно подчеркиваемые тонкой талией, упругость красивой формы грудок с нежными розовыми сосками, чисто выбритые подмышки, аккуратно нанесенный на ноготки лак, и много чего еще, что вызывало у них боязнь не только отвести взгляд, но даже не вовремя моргнуть, чтобы не пропустить какую-нибудь очередную из столь волнующих воображение подробностей, заставляющих закипать кровь в изношенных годами организмах, словно им довелось глотнуть эликсира вечной молодости.
Все те минуты, которые молодая женщина провела в ванной комнате, пролетели для них словно единое прекрасное мгновение, поразившее каждого в самое сердце и оставив их разочарованными лишь своей кажущейся кратковременностью. Им бы хотелось любоваться этой девушкой вечно…
— Антон… — когда, наконец, по окончанию этого зрелища они на непослушных ногах, внезапно ставших ватными, добрались до комнаты, где находились до появления Филипыча и когда к ним потихоньку вернулся дар речи, начал Желябов. — А здесь где-нибудь еще есть такие зеркала? Ну, например, в ее комнате?
— Что, неужели хочешь посмотреть, как она спит? — развеселился тот. Он словно забыл, с каким чувством сам смотрел на уснувшую в его машине девушку и что хотел совершить, стоило только его руке соприкоснуться с ее горячей кожей.
— Да нет, это я так, — смутился Желябов. — Эх, просто скорей бы… Значит, по неделе каждому? А что, ты говорил, мы будем делать с ней в финале?
— Ну, я себе представляю так… — начал пояснять Мышастый. — По неделе в порядке очередности мы все будем тереть ее как захотим — у кого сколько времени будет, ну, и возможностей тоже. В нашем возрасте это, пожалуй, даже самое главное. — Он хохотнул. — Но то, основное, самое острое, о чем тогда договаривались, делаем с ней только по одному разу — и хватит. Пока хватит. Ясно?
— Ясно, — подтвердил Желябов. И принялся размышлять вслух:
— Ну, со свободным временем мне придется напридумывать — работа, дескать сплошная. Командировка, может быть…
С возможностями, думаю, будет все нормально. У меня только что так стоял! — признался он. — Так что и возможностей — хоть отбавляй. А что в конце, говоришь?
При его словах Мышастый с Воловиковым понимающе переглянулись — они только что тоже так возбудились, словно разом скинули груз своих лет, обратившись внезапно в шестнадцатилетних.
— В конце мы соберемся в том самом каминном зале и дадим волю своей фантазии. Без каких бы то ни было ограничений, — объяснил Мышастый. — И сделаем напоследок с нашей красавицей все, кто что только захочет и сможет придумать — в общем, кто во что горазд… Кстати, пиявочек уже завезли, — похвастался он. — Кто хочет посмотреть?
— Да ну их к бесу, — проворчал Воловиков. — Гадость какая… На кой они только тебе сдались, Антон?
— Я же вам говорил, — слегка обиженно ответил тот, — давно хотел завести, да негде было пристроить. Для здоровья полезные, а еще… Вы представляете, как можно будет напугать ими нашу даму? А ну как бросить ее туда, к ним? Вот зрелище… А визгу!
— Ну ладно… — все же сомневаясь, проговорил Воловиков. — Может, что-то в этом и есть. А куда эта девчонка денется потом? Неужели придется… — Он не договорил. — Не хотелось бы.
— К тому времени она у нас так обломается, что вряд ли станет предъявлять претензии, — уверено заявил Мышастый. — Ну, а если нет… В дурдом ее определим. Навсегда. Такая возможность имеется. Тем более представьте себе, ведь то что она попытается рассказать — это каким же бредом для всех прозвучит, а? Вы бы сами поверили? А в дурдоме ее окончательно до кондиции доведут — нет проблем.
— Тогда ладно, — успокоился Воловиков. — А то не хотелось бы, понимаешь, грех на душу брать. — Он видимо, не желал считать себя окончательным подонком, хотя и согласился принять участие в таком деле.
— Понимаю, понимаю, — заверил его Мышастый. — Ну ладно, на этом разлетаемся, а то мне вскоре предстоит общение с прекрасной дамой и я должен быть в форме, дабы не ударить перед ней лицом в грязь. Мне еще надо отдохнуть.
— Эх, завидую я тебе, — вздохнул Желябов, поднимаясь. — Не забудь — твое время пошло.
— Э, нет, хитрый! — засмеялся тот, также вставая, — день приезда не в счет.
— День приезда, день отъезда — один день, — пробурчал Воловиков…
— Ну вот, — подытожил Мышастый, когда ужин подходил к концу, — значит можно считать, что мы обо всем договорились?
Ольга удовлетворенно кивнула — предложенные режиссером условия показались ей просто замечательными, на такое она даже не рассчитывала. По сто долларов в день — разве это не прекрасно? Тем более, как определил сам режиссер, неважно, будут ли в этот день производиться съемки или нет — она все равно их получит. И прямо начиная с завтрашнего дня, даже если съемочная группа еще не приедет, задержавшись где-нибудь в дороге, все равно уже начнется отсчет ее гонорара — контракт вступит в силу. А так как, по его словам, съемки продлятся примерно с месяц, то это сколько же она заработает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222