А пока, Роуленд, у тебя есть время подумать над тем, как ты будешь передо мной извиняться.
– Что-что ты сказала?
– Что слышал. И пошел ты… Вообще, кто ты такой – Господь Бог? «Делай то… Этого не делай… Звони каждые пять секунд…» Так ни один дурак в мире работать не согласится.
В трубке наступило молчание. Когда Роуленд заговорил снова, его голос звучал зловеще холодно и вежливо.
– Нет, все-таки, наверное, придется попытаться еще раз. Не знаю, в чем проблема, но до тебя мои слова почему-то доходят с сильным опозданием. Ты снята с материала. Это тебе ясно? И, учитывая сложившиеся обстоятельства, я очень сомневаюсь, что ты когда-либо еще будешь работать на меня. У меня и раньше были на этот счет сомнения, а теперь, видя, как ты орудуешь…
– Что? – Что-то едва уловимое в его тоне заставило Джини застыть в напряжении. – Я – орудую? Что ты имеешь в виду?
– Я думал – Господи, какой же я был дурак, – так вот, я думал, что хорошо разбираюсь в людях. Но теперь-то я вижу… – Его голос снова наливался звенящей злобой. – Я вижу: все эти твои извинения, вся эта сопливая история, рассказанная мне в машине, об утраченной уверенности в собственных силах – все это туфта! Боже, как слеп я был! Но ничего не поделаешь, тут только моя вина. Ты просто использовала меня, чтобы этот материал был поручен именно тебе. Точно так же ты использовала Паскаля Ламартина, чтобы попасть в Боснию. Но зачем ты это сделала? В этом не было необходимости. Я же говорил тебе…
– Что ты сказал? – Джини медленно превращалась в глыбу льда. – Я использовала Паскаля? Как ты смеешь? Как смеешь говорить мне подобное?
– А разве это было не так? Прекрасно. Значит, я ошибся. Послушай, мне тут некогда. В общем, как мы договорились, ты садишься на самолет, отправляешься…
– Нет уж, подожди и не вздумай бросать трубку. Сейчас ты все мне объяснишь. Все до конца, по порядку. И очень надеюсь, что в эту минуту тебе хватит ума обойтись без ценных указаний, что мне делать и куда отправляться…
– Но это я твой редактор, а не кто-то другой! Именно я поручил тебе эту работу – черт меня дернул… И именно я могу отстранить тебя от нее в любой момент, когда мне только вздумается.
– А вот этого не надо – нечего изображать из себя большого начальника. Все-таки права была Линдсей. Говорила мне, что ты хам. Сидит себе в Лондоне, судьбы вершит, решения принимает. Секунда – и готово… Да что ты знаешь о моей поездке в Боснию? Узнал бы, прежде чем говорить. Хоть Макса спросил бы…
– Уже спросил. Ты же знала, что он ни за что в жизни не согласится отправить тебя в Боснию, не так ли? Чего ты только не испробовала, даже с «Таймс» его стравить пыталась, и когда все это не помогло, послала своего дружка, чтобы он заключил сделку к твоей выгоде…
– Что я сделала? Неправда это! Треплешь черт знает что… – Джини с трудом удерживалась от того, чтобы не завопить во все горло. От негодования ее трясло. Она ощущала приближение момента страшного откровения. – Ты питаешься сплетнями, чьей-то гнусной, дешевой ложью…
– Это не сплетни. – Он тоже повысил голос. – Я никогда не слушаю бабьих пересудов. Я точно знаю: Ламартин заключил с Максом сделку. Максу позарез нужны были от Ламартина фотографии, и когда Ламартин выразил согласие работать на нас при одном условии, что там же будешь и ты, Макс сдался. Он мне сам говорил, что в противном случае ни в жизнь не послал бы тебя туда. И был бы абсолютно прав, судя по тому, что ты вытворяешь сейчас. Ты порешь ошибку за ошибкой, ты недостойна доверия…
– Паскаль не мог пойти на это! – Она услышала собственный возмущенный выкрик, гулким эхом откликнувшийся из телефонной трубки. Ее голос был необычно резок и предательски дрожал. Слезы подступали к глазам. – Как ты можешь! Как смеешь! Ты же совсем меня не знаешь. И Паскаля не знаешь. Паскаль ни за что не стал бы ставить подобного условия. Он настоящий профессионал – в отличие от тебя.
Ее последняя фраза больно уколола Роуленда. Было отчетливо слышно, как он резко втянул в себя воздух.
– Совершенно верно. Как верно и то, что ты настоящая актриса. Тебе отлично удалось одурачить его, заставив сделать то, что нужно было в первую очередь тебе. Ты и меня одурачила. Так что прими самые искренние поздравления, Джини, ты поистине великая актриса.
– А ты – сволочь! Лживая сволочь и ханжа вдобавок! Я… – Она осеклась на полуслове. Из трубки доносились гудки. Макгуайру хватило и пары ругательств.
* * *
Джини положила трубку. Дрожь все еще била ее. «Неправда, все это неправда, – попыталась она убедить себя. – Паскаль не мог пойти на это».
Однако уже в следующее мгновение в ее сознание пробралась беспощадная мысль о том, что не так уж это невероятно, как может показаться на первый взгляд. Ей вспомнился тот день, когда Паскаль собирался на встречу с Максом. Вспомнилось и то сдержанное ликование, с которым он вернулся. «Неплохая была встреча, – сказал он тогда с какой-то нарочитой небрежностью, – правда, окончательно еще ничего не решено». Что и говорить, они с Максом все продумали и действовали предельно расчетливо, так, чтобы комар носу не подточил. Ее условия были окончательно приняты дня через четыре после того памятного разговора. И уже затем, два дня спустя, были завершены все формальности с соглашением, которое подписал Паскаль. Сейчас ей трудно было разобраться, против чего сильнее восстает ее душа: против того, что Паскаль оказался способен из любви к ней настолько превратно истолковать ее заветное, бескорыстное желание; против того, что, единожды солгав, он смог продолжать лгать ей на протяжении шести месяцев; или все-таки против того, что она оказалась слишком высокого мнения о своих способностях и заслугах, на что не преминул указать ей Роуленд Макгуайр?
Ее квалификация, ее опыт, годы борьбы за то лишь, чтобы получить подобное редакционное задание, оказались пылью. Как только что выяснилось, все это туфта. Ее направили туда всего лишь как подружку Паскаля, в качестве платы за его услуги. Причем уступка эта была далеко не добровольной. Столь глубокого унижения она не испытывала еще ни разу в жизни. Интересно, многие ли посвящены в эту тайну? Не может ли оказаться, что до сих пор это оставалось тайной только для нее, в то время как остальные – репортеры, редакторы отдела обозревателей, отдела новостей, их помощники и секретарши – давно уже в курсе дела? И презирают ее точно так же, как Макгуайр… Шушукаются, хихикают за ее спиной.
Ее первым порывом было схватить трубку, чтобы позвонить Паскалю и потребовать от него всей правды. Но стоило ей протянуть к телефону руку, как стыд и чувство оскорбленного достоинства куда-то испарились. Ею снова безраздельно владел гнев. О, как сейчас ненавидела она Макса, этого обходительного весельчака Макса, который никогда не говорит того, что думает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
– Что-что ты сказала?
– Что слышал. И пошел ты… Вообще, кто ты такой – Господь Бог? «Делай то… Этого не делай… Звони каждые пять секунд…» Так ни один дурак в мире работать не согласится.
В трубке наступило молчание. Когда Роуленд заговорил снова, его голос звучал зловеще холодно и вежливо.
– Нет, все-таки, наверное, придется попытаться еще раз. Не знаю, в чем проблема, но до тебя мои слова почему-то доходят с сильным опозданием. Ты снята с материала. Это тебе ясно? И, учитывая сложившиеся обстоятельства, я очень сомневаюсь, что ты когда-либо еще будешь работать на меня. У меня и раньше были на этот счет сомнения, а теперь, видя, как ты орудуешь…
– Что? – Что-то едва уловимое в его тоне заставило Джини застыть в напряжении. – Я – орудую? Что ты имеешь в виду?
– Я думал – Господи, какой же я был дурак, – так вот, я думал, что хорошо разбираюсь в людях. Но теперь-то я вижу… – Его голос снова наливался звенящей злобой. – Я вижу: все эти твои извинения, вся эта сопливая история, рассказанная мне в машине, об утраченной уверенности в собственных силах – все это туфта! Боже, как слеп я был! Но ничего не поделаешь, тут только моя вина. Ты просто использовала меня, чтобы этот материал был поручен именно тебе. Точно так же ты использовала Паскаля Ламартина, чтобы попасть в Боснию. Но зачем ты это сделала? В этом не было необходимости. Я же говорил тебе…
– Что ты сказал? – Джини медленно превращалась в глыбу льда. – Я использовала Паскаля? Как ты смеешь? Как смеешь говорить мне подобное?
– А разве это было не так? Прекрасно. Значит, я ошибся. Послушай, мне тут некогда. В общем, как мы договорились, ты садишься на самолет, отправляешься…
– Нет уж, подожди и не вздумай бросать трубку. Сейчас ты все мне объяснишь. Все до конца, по порядку. И очень надеюсь, что в эту минуту тебе хватит ума обойтись без ценных указаний, что мне делать и куда отправляться…
– Но это я твой редактор, а не кто-то другой! Именно я поручил тебе эту работу – черт меня дернул… И именно я могу отстранить тебя от нее в любой момент, когда мне только вздумается.
– А вот этого не надо – нечего изображать из себя большого начальника. Все-таки права была Линдсей. Говорила мне, что ты хам. Сидит себе в Лондоне, судьбы вершит, решения принимает. Секунда – и готово… Да что ты знаешь о моей поездке в Боснию? Узнал бы, прежде чем говорить. Хоть Макса спросил бы…
– Уже спросил. Ты же знала, что он ни за что в жизни не согласится отправить тебя в Боснию, не так ли? Чего ты только не испробовала, даже с «Таймс» его стравить пыталась, и когда все это не помогло, послала своего дружка, чтобы он заключил сделку к твоей выгоде…
– Что я сделала? Неправда это! Треплешь черт знает что… – Джини с трудом удерживалась от того, чтобы не завопить во все горло. От негодования ее трясло. Она ощущала приближение момента страшного откровения. – Ты питаешься сплетнями, чьей-то гнусной, дешевой ложью…
– Это не сплетни. – Он тоже повысил голос. – Я никогда не слушаю бабьих пересудов. Я точно знаю: Ламартин заключил с Максом сделку. Максу позарез нужны были от Ламартина фотографии, и когда Ламартин выразил согласие работать на нас при одном условии, что там же будешь и ты, Макс сдался. Он мне сам говорил, что в противном случае ни в жизнь не послал бы тебя туда. И был бы абсолютно прав, судя по тому, что ты вытворяешь сейчас. Ты порешь ошибку за ошибкой, ты недостойна доверия…
– Паскаль не мог пойти на это! – Она услышала собственный возмущенный выкрик, гулким эхом откликнувшийся из телефонной трубки. Ее голос был необычно резок и предательски дрожал. Слезы подступали к глазам. – Как ты можешь! Как смеешь! Ты же совсем меня не знаешь. И Паскаля не знаешь. Паскаль ни за что не стал бы ставить подобного условия. Он настоящий профессионал – в отличие от тебя.
Ее последняя фраза больно уколола Роуленда. Было отчетливо слышно, как он резко втянул в себя воздух.
– Совершенно верно. Как верно и то, что ты настоящая актриса. Тебе отлично удалось одурачить его, заставив сделать то, что нужно было в первую очередь тебе. Ты и меня одурачила. Так что прими самые искренние поздравления, Джини, ты поистине великая актриса.
– А ты – сволочь! Лживая сволочь и ханжа вдобавок! Я… – Она осеклась на полуслове. Из трубки доносились гудки. Макгуайру хватило и пары ругательств.
* * *
Джини положила трубку. Дрожь все еще била ее. «Неправда, все это неправда, – попыталась она убедить себя. – Паскаль не мог пойти на это».
Однако уже в следующее мгновение в ее сознание пробралась беспощадная мысль о том, что не так уж это невероятно, как может показаться на первый взгляд. Ей вспомнился тот день, когда Паскаль собирался на встречу с Максом. Вспомнилось и то сдержанное ликование, с которым он вернулся. «Неплохая была встреча, – сказал он тогда с какой-то нарочитой небрежностью, – правда, окончательно еще ничего не решено». Что и говорить, они с Максом все продумали и действовали предельно расчетливо, так, чтобы комар носу не подточил. Ее условия были окончательно приняты дня через четыре после того памятного разговора. И уже затем, два дня спустя, были завершены все формальности с соглашением, которое подписал Паскаль. Сейчас ей трудно было разобраться, против чего сильнее восстает ее душа: против того, что Паскаль оказался способен из любви к ней настолько превратно истолковать ее заветное, бескорыстное желание; против того, что, единожды солгав, он смог продолжать лгать ей на протяжении шести месяцев; или все-таки против того, что она оказалась слишком высокого мнения о своих способностях и заслугах, на что не преминул указать ей Роуленд Макгуайр?
Ее квалификация, ее опыт, годы борьбы за то лишь, чтобы получить подобное редакционное задание, оказались пылью. Как только что выяснилось, все это туфта. Ее направили туда всего лишь как подружку Паскаля, в качестве платы за его услуги. Причем уступка эта была далеко не добровольной. Столь глубокого унижения она не испытывала еще ни разу в жизни. Интересно, многие ли посвящены в эту тайну? Не может ли оказаться, что до сих пор это оставалось тайной только для нее, в то время как остальные – репортеры, редакторы отдела обозревателей, отдела новостей, их помощники и секретарши – давно уже в курсе дела? И презирают ее точно так же, как Макгуайр… Шушукаются, хихикают за ее спиной.
Ее первым порывом было схватить трубку, чтобы позвонить Паскалю и потребовать от него всей правды. Но стоило ей протянуть к телефону руку, как стыд и чувство оскорбленного достоинства куда-то испарились. Ею снова безраздельно владел гнев. О, как сейчас ненавидела она Макса, этого обходительного весельчака Макса, который никогда не говорит того, что думает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177