Помимо единственного стула, на котором сейчас сидела Линдсей, в комнате стоял только заваленный книгами стол и книжные полки на дальней стене. В довершение всего в гостиной не было батарей и стоял арктический холод.
– Здесь – холодновато? – неуверенным тоном спросил Роуленд. – Или мне это кажется?
– Как на Северном полюсе. У меня уже зуб на зуб не попадает.
– Камин! Сейчас я разожгу камин, и станет теплее.
Он принялся складывать в топке щепки, бумагу и поленья, а затем сделал то, что никогда не удавалось Линдсей – развел огонь с первой же спички. Затем Роуленд выпрямился и сделал шаг назад.
– Я думаю, тебе не помешает глоток спиртного, – сказал он. – У меня осталось чуть-чуть виски… Хотя, с другой стороны, ты – за рулем. Тебе еще предстоит возвращаться в Западный Лондон, и…
– Не беспокойся, Роуленд, – сжалившись, сказала Линдсей. – Я не собираюсь задерживаться у тебя надолго, обещаю. Расслабься. Мы же здесь ради работы. Я покажу тебе статью и тут же отправлюсь восвояси. А немного виски действительно не повредит.
– Прекрасно, прекрасно. – Роуленд все еще выглядел взбудораженным. – Хорошо. В таком случае сейчас принесу виски. Оно у меня на кухне.
Он быстро вышел. Линдсей слышала, как удалялся звук его шагов, она встала и принялась расхаживать по гостиной. Только сейчас она заметила то, что укрылось от ее взгляда с самого начала: вся стена позади стула, на котором она сидела, была увешана фотографиями гор. От черно-белых снимков горных вершин, которых Линдсей панически боялась и не любила, рябило в глазах. Она наклонилась, чтобы рассмотреть их получше, и заметила, что каждый снимок был аккуратно подписан четким и красивым почерком Роуленда. Тут было указано название каждого пика, стояла дата и значились кое-какие другие данные. Смысл некоторых пометок был ей недоступен. Очевидно, это был какой-то альпинистский жаргон, с которым Линдсей никогда не приходилось сталкиваться. Другие пометки относились, очевидно, к маршрутам и условиям восхождения на эти вершины. Макс упоминал о том, что Роуленд увлекается альпинизмом, но душа Линдсей противилась мысли о том, что он мог лазать по этим неприступным, на ее взгляд, горам.
Через несколько минут хозяин дома вернулся с бутылкой шотландского виски, низкими стаканами, кувшином воды и блюдцем с солеными орешками. Увидев Линдсей, рассматривавшую фотографии, он потеплел.
– Вершина Сгурр, – указал он на один из снимков, где был запечатлен горный пик, покрытый снегом. – Это – на Скае. Я поднялся на этот хребет в прошлом месяце. Погода была просто на диво: целых два дня – ясно. Там я провел на привале Рождественскую ночь. – Он ткнул пальцем в снежную шапку на вершине. Линдсей это место показалось самым негостеприимным во всем мире. – Конечно, пришлось привязаться – на тот случай, если изменится погода.
– Рождественскую ночь? – слабым голосом переспросила Линдсей. – Один?
– Да. Возможно, с моей стороны это было не очень осмотрительно – отправляться на Скай одному, да еще зимой. Вообще-то обычно я совершаю восхождения с друзьями, но в Рождество… Сама понимаешь. Большинство людей предпочитает проводить этот праздник в кругу семьи. Кроме того, мне все же больше нравится лазать по горам в одиночестве.
Линдсей ничего не ответила. Она ощущала, как набирают обороты ее эмоции, пыталась привести в действие тормоза здравого смысла, но – тщетно.
Роуленд протянул ей стакан с виски и пододвинул блюдце с солеными орешками. Он, заметила Линдсей, был горд тем, что нашел в своей холостяцкой квартире это нехитрое угощение, и предложил его с трогательной заботливостью. Она смотрела на орешки – их было ровно десять штук – и чувствовала, что вот-вот разревется.
Впоследствии Линдсей утверждала, что именно в эту секунду серьезно и безнадежно влюбилась в Роуленда Макгуайра, но так никогда и не поняла, что стало толчком для этого эмоционального взрыва: мысль о Роуленде, одиноко сидящем на заснеженной горной вершине в рождественскую ночь, или те, черт бы их побрал, десять сиротливых орешков в блюдечке.
* * *
Роуленд притащил два кресла, придвинул их к столу и скинул со стола книги прямо на пол. Линдсей положила на стол зеленую папку Роуленда и принесенную из дома статью. Они уселись рядышком, и Линдсей сделала первый глоток из своего стакана, за ним последовал второй и третий. Близость Роуленда будоражила ее.
– Итак, – торопливо начала она, – я, как и обещала, помогу тебе, Роуленд, хотя ты не только не искупил свою вину, но даже не извинился.
– Я забыл. Обещаю, что непременно сделаю это чуть позже.
– В таком случае постарайся сосредоточиться. Ты вступаешь в мир, о котором не имеешь ни малейшего понятия.
– Я весь внимание, – с подозрительной покорностью кивнул Роуленд. – Ловлю каждое твое слою.
– Вот и прекрасно. Помнишь, мы с тобой говорили о многочисленных тайнах, окружающих Лазара и Марию Казарес? Откуда они появились, как он заработал свои первые крупные деньги, являлись ли они любовниками, какими отношениями связаны сейчас и тому подобное. Какая из этих загадок представляется тебе наиболее важной?
– Откуда они появились. Если найти ответ на этот вопрос, можно будет ответить и на многие другие.
– Согласна. А теперь я хочу устроить тебе небольшой экзамен. Ты говорил, что ознакомился с содержанием этой папки. В таком случае скажи, какова официальная версия на этот счет?
– Версия их службы по связям с общественностью? О, это замечательная сказка! Мария Казарес якобы родилась в маленькой испанской деревушке и осиротела еще ребенком. После этого она жила во Франции у какой-то своей родственницы – то ли у тетки, то ли еще у кого-то, также испанки по происхождению. Эта тетка, которую не видела ни одна живая душа, была искусной вышивальщицей и много лет работала на Балансиагу. Пожилая незамужняя женщина приютила Марию и научила ее шить. С самых нежных лет Мария проявила себя как весьма одаренная ученица и в совершенстве овладела искусством шитья. Затем старая тетушка ушла от Балансиаги, но выяснилось, что на одну ее пенсию они были не в состоянии прожить, и тогда они решили открыть маленькое семейное предприятие. Мария помогала своей тетке, а потом, когда мифическая родственница умерла, взяла бизнес в свои руки. Мало-помалу ее модели начали приобретать известность у парижских модниц. Трудолюбивая Мария продолжала не покладая рук работать в крошечной мастерской до тех пор, пока не скопила достаточно денег, чтобы открыть собственный магазин. В один прекрасный день мимо его витрины проходил – также неизвестно, откуда взявшийся – богатый молодой человек по имени Жан Лазар и, будучи потрясен талантом Марии, взял ее под свое крыло. Он вложил в ее предприятие деньги и с тех пор непрерывно опекал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
– Здесь – холодновато? – неуверенным тоном спросил Роуленд. – Или мне это кажется?
– Как на Северном полюсе. У меня уже зуб на зуб не попадает.
– Камин! Сейчас я разожгу камин, и станет теплее.
Он принялся складывать в топке щепки, бумагу и поленья, а затем сделал то, что никогда не удавалось Линдсей – развел огонь с первой же спички. Затем Роуленд выпрямился и сделал шаг назад.
– Я думаю, тебе не помешает глоток спиртного, – сказал он. – У меня осталось чуть-чуть виски… Хотя, с другой стороны, ты – за рулем. Тебе еще предстоит возвращаться в Западный Лондон, и…
– Не беспокойся, Роуленд, – сжалившись, сказала Линдсей. – Я не собираюсь задерживаться у тебя надолго, обещаю. Расслабься. Мы же здесь ради работы. Я покажу тебе статью и тут же отправлюсь восвояси. А немного виски действительно не повредит.
– Прекрасно, прекрасно. – Роуленд все еще выглядел взбудораженным. – Хорошо. В таком случае сейчас принесу виски. Оно у меня на кухне.
Он быстро вышел. Линдсей слышала, как удалялся звук его шагов, она встала и принялась расхаживать по гостиной. Только сейчас она заметила то, что укрылось от ее взгляда с самого начала: вся стена позади стула, на котором она сидела, была увешана фотографиями гор. От черно-белых снимков горных вершин, которых Линдсей панически боялась и не любила, рябило в глазах. Она наклонилась, чтобы рассмотреть их получше, и заметила, что каждый снимок был аккуратно подписан четким и красивым почерком Роуленда. Тут было указано название каждого пика, стояла дата и значились кое-какие другие данные. Смысл некоторых пометок был ей недоступен. Очевидно, это был какой-то альпинистский жаргон, с которым Линдсей никогда не приходилось сталкиваться. Другие пометки относились, очевидно, к маршрутам и условиям восхождения на эти вершины. Макс упоминал о том, что Роуленд увлекается альпинизмом, но душа Линдсей противилась мысли о том, что он мог лазать по этим неприступным, на ее взгляд, горам.
Через несколько минут хозяин дома вернулся с бутылкой шотландского виски, низкими стаканами, кувшином воды и блюдцем с солеными орешками. Увидев Линдсей, рассматривавшую фотографии, он потеплел.
– Вершина Сгурр, – указал он на один из снимков, где был запечатлен горный пик, покрытый снегом. – Это – на Скае. Я поднялся на этот хребет в прошлом месяце. Погода была просто на диво: целых два дня – ясно. Там я провел на привале Рождественскую ночь. – Он ткнул пальцем в снежную шапку на вершине. Линдсей это место показалось самым негостеприимным во всем мире. – Конечно, пришлось привязаться – на тот случай, если изменится погода.
– Рождественскую ночь? – слабым голосом переспросила Линдсей. – Один?
– Да. Возможно, с моей стороны это было не очень осмотрительно – отправляться на Скай одному, да еще зимой. Вообще-то обычно я совершаю восхождения с друзьями, но в Рождество… Сама понимаешь. Большинство людей предпочитает проводить этот праздник в кругу семьи. Кроме того, мне все же больше нравится лазать по горам в одиночестве.
Линдсей ничего не ответила. Она ощущала, как набирают обороты ее эмоции, пыталась привести в действие тормоза здравого смысла, но – тщетно.
Роуленд протянул ей стакан с виски и пододвинул блюдце с солеными орешками. Он, заметила Линдсей, был горд тем, что нашел в своей холостяцкой квартире это нехитрое угощение, и предложил его с трогательной заботливостью. Она смотрела на орешки – их было ровно десять штук – и чувствовала, что вот-вот разревется.
Впоследствии Линдсей утверждала, что именно в эту секунду серьезно и безнадежно влюбилась в Роуленда Макгуайра, но так никогда и не поняла, что стало толчком для этого эмоционального взрыва: мысль о Роуленде, одиноко сидящем на заснеженной горной вершине в рождественскую ночь, или те, черт бы их побрал, десять сиротливых орешков в блюдечке.
* * *
Роуленд притащил два кресла, придвинул их к столу и скинул со стола книги прямо на пол. Линдсей положила на стол зеленую папку Роуленда и принесенную из дома статью. Они уселись рядышком, и Линдсей сделала первый глоток из своего стакана, за ним последовал второй и третий. Близость Роуленда будоражила ее.
– Итак, – торопливо начала она, – я, как и обещала, помогу тебе, Роуленд, хотя ты не только не искупил свою вину, но даже не извинился.
– Я забыл. Обещаю, что непременно сделаю это чуть позже.
– В таком случае постарайся сосредоточиться. Ты вступаешь в мир, о котором не имеешь ни малейшего понятия.
– Я весь внимание, – с подозрительной покорностью кивнул Роуленд. – Ловлю каждое твое слою.
– Вот и прекрасно. Помнишь, мы с тобой говорили о многочисленных тайнах, окружающих Лазара и Марию Казарес? Откуда они появились, как он заработал свои первые крупные деньги, являлись ли они любовниками, какими отношениями связаны сейчас и тому подобное. Какая из этих загадок представляется тебе наиболее важной?
– Откуда они появились. Если найти ответ на этот вопрос, можно будет ответить и на многие другие.
– Согласна. А теперь я хочу устроить тебе небольшой экзамен. Ты говорил, что ознакомился с содержанием этой папки. В таком случае скажи, какова официальная версия на этот счет?
– Версия их службы по связям с общественностью? О, это замечательная сказка! Мария Казарес якобы родилась в маленькой испанской деревушке и осиротела еще ребенком. После этого она жила во Франции у какой-то своей родственницы – то ли у тетки, то ли еще у кого-то, также испанки по происхождению. Эта тетка, которую не видела ни одна живая душа, была искусной вышивальщицей и много лет работала на Балансиагу. Пожилая незамужняя женщина приютила Марию и научила ее шить. С самых нежных лет Мария проявила себя как весьма одаренная ученица и в совершенстве овладела искусством шитья. Затем старая тетушка ушла от Балансиаги, но выяснилось, что на одну ее пенсию они были не в состоянии прожить, и тогда они решили открыть маленькое семейное предприятие. Мария помогала своей тетке, а потом, когда мифическая родственница умерла, взяла бизнес в свои руки. Мало-помалу ее модели начали приобретать известность у парижских модниц. Трудолюбивая Мария продолжала не покладая рук работать в крошечной мастерской до тех пор, пока не скопила достаточно денег, чтобы открыть собственный магазин. В один прекрасный день мимо его витрины проходил – также неизвестно, откуда взявшийся – богатый молодой человек по имени Жан Лазар и, будучи потрясен талантом Марии, взял ее под свое крыло. Он вложил в ее предприятие деньги и с тех пор непрерывно опекал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177