– Да, и в самом деле мало. Мы – вымирающий вид.
– К Максу с такой просьбой я обратиться не могу, да у него и времени бы на это не хватило. У него – жена, дети. Кроме того, такое по силу только человеку, которого Линдсей знает и которому верит.
– Не корите себя. – Большая и сильная ладонь Макгуайра легла на плечо Маркова. На лице его появилась теплая улыбка. – Я почту за честь замещать вас на время вашего отсутствия.
– И, надеюсь, не расскажете Линдсей о нашем разговоре? Если она узнает, что я обратился к вам с подобной просьбой, ее инфаркт хватит.
– Можете на меня положиться, – заверил его Роуленд. – Я приложу все силы для того, чтобы играть свою роль на «отлично». По крайней мере, вплоть до вашего возвращения.
Из груди Маркова вырвался вздох облегчения. Это, конечно, было не совсем то, на что он рассчитывал, но ничего больше он сейчас сделать не мог. Теперь все зависело от одной только Линдсей. Позволив Роуленду первому войти в дом, он задержался на пороге, чтобы еще раз взглянуть на сияющее небо и цветущие яблони. Губы его двигались. Иногда Марков бывал суеверным и теперь просил небеса о том, чтобы они послали им удачу.
* * *
Паскалю снились убитые. Эти сны стали посещать его много лет назад – когда он только начал работать в «горячих точках». Они прекращались, а потом снова начинались, но только уже в других формах, и с тех пор не покидали его почти никогда. Иногда ему снились реальные события, свидетелем которых он являлся в разное время и о которых, казалось, давно позабыл.
Иногда сновидения бывали расплывчатыми и неопределенными, но от этого не менее пугающими.
Почти двадцать лет пробыл он на разных войнах и давно привык к таким кошмарам. Вот и сегодня, проснувшись, прибегнул к знакомой тактике. Он дождался, когда успокоится сердцебиение, и сосредоточился на вещах, которые его окружали: кровати, комнате. Иногда с той же целью он начинал говорить с самим собой. Например, вслух перечислял те дела, которые предстояло сегодня сделать.
Нынче утром кошмар не отпускал его дольше, чем это бывало обычно, опутав, словно паутина, все уголки его сознания… Чтобы избавиться от него, Паскаль даже начал произносить вслух какие-то первые пришедшие на ум стихотворные строчки, которые читал ему еще отец. И все же сон никак не хотел отступать, парализуя Паскаля, заставляя чувствовать себя несчастным. Он напрягся, и постепенно очертания окружающих предметов стали приобретать отчетливость. Кошмар отошел назад и растаял. Паскаль вспомнил, что вновь находится в Лондоне, что они с Джини опять вместе, что его рука почти выздоровела, а пальцы обрели былую силу и стали проворными, как прежде. Он сел в постели, прислушался и потрогал простыни рядом с собой. Они уже успели остыть. Он слышал, как внизу, стараясь не шуметь, двигается Джини, как открылась и снова закрылась дверь.
Немедленно вслед за этим Паскаль ощутил прилив огромного облегчения. Его первым желанием было окликнуть Джини, но он подавил его в себе, снова лег на спину и закрыл глаза. Ему хотелось в полной мере насладиться этим облегчением, ощутить в душе надежду, а это было ох как не просто. В последние недели, проведенные ими в Париже, его не раз посещало чувство, что она к нему уже больше не вернется.
И все же, проводя в больнице одинокие ночи, которые казались ему бесконечными, он настойчиво убеждал себя в том, что им с Джини все же удастся наладить свою совместную жизнь и вдохнуть в свою любовь второе дыхание, поскольку именно этого он хотел больше всего на свете. Все трудности можно будет преодолеть. Это, твердил себе Паскаль, зависит лишь от их желания и воли.
Наконец он выписался из больницы и воссоединился с Джини. Они поселились в квартире его друзей. Начался процесс выздоровления. Сначала Паскаль возлагал все надежды на слова. Они станут говорить друг с другом – честно, без уверток – и таким образом смогут найти способ решить все проблемы. Какие именно? Его работа. Ее работа. Верность друг другу. Возможность появления ребенка. Он постарается справиться с ревностью, которая все еще отравляла его душу, и они оба не поддадутся искушению встать на путь взаимных обвинений. Они снова будут говорить друг другу только правду.
На самом деле все получилось иначе. Начиная разговаривать, они тут же чувствовали, что сбиваются с пути и начинают плутать в каких-то дебрях. В других случаях они ловили себя на том, что говорят так отстраненно, будто обсуждают семейные проблемы каких-то чужих, малознакомых людей. Чем откровеннее они старались быть друг с другом, тем более напряженными выходили эти разговоры. Паскалю казалось, что они пытаются докричаться друг до друга, стоя по разные стороны глубокой пропасти. И никакие даже самые лучшие намерения не могли перекинуть через эту пропасть мост.
Со временем Паскаль понял, что им нужно нечто такое, что крепче связало бы их. Это должно быть не какое-то инженерное сооружение, которое он поначалу пытался смастерить, а некая невидимая глазу сила, которая спаяла бы их. Они попытались найти эту силу, возродить ее к жизни и… им стало страшно. Оки с горечью поняли, что когда-то между ними действительно существовал этот духовный заряд, приходивший в действие от одного только взгляда или прикосновения, но это осталось в прошлом. Теперь любое прикосновение казалось либо несвоевременным, либо неуклюжим, либо фальшивым. На протяжении нескольких недель Паскаля не отпускало ощущение, что за ним наблюдают. Они не могли остаться вдвоем, поскольку даже в такие минуты ему постоянно мерещилась фигура кого-то третьего, который незримо присутствует в комнате вместе с ними. Это затрудняло их общение, делало тщетными почти все попытки заняться любовью. Паскаль пытался изгнать этот призрак, а когда понял, что Джини занята тем же, почувствовал, как к нему снова возвращается гложущая ревность. Отвечала ли она на его поцелуи? Прикасался ли он к ней вот здесь, здесь и здесь? И если да, какова была ее реакция?
Паскаль хотел знать ответы и ненавидел себя за это. Он не позволил бы себе спрашивать у нее о подобных вещах, он был слишком горд. Он видел, как эти мысли влияли на его мужские способности, и не мог не замечать беспомощных попыток Джини вернуть ему уверенность в себе. Нежные объятия, ласки, слова утешения, нескрываемый страх при мысли о том, что он больше не хочет ее, – как он ненавидел все это! Теперь она целовала его так, будто сомневалась в том, что вообще имеет на это право. Паскаль же хотел Джини сильнее, чем когда-либо, но невольно вздрагивал от каждого ее прикосновения, боясь потерпеть поражение, и еще больше – того, что она невольно станет сравнивать его с тем, другим. Это превратилось для него в подлинную пытку. Бескомпромиссный во всем, Паскаль не признавал лжи в любой ее форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177