Он был возмущен этим доказательством его памяти и до такой степени взбешен дерзким напоминанием, что не мог примириться с его непочтительностью и впоследствии пользовался каждым удобным случаем, чтобы разоблачить его невежество и глупость. Действительно, узы личных симпатий были слишком слабы, чтобы овладеть сердцем этого республиканца, чья любовь к обществу целиком поглотила интерес к отдельным лицам. Дружбу он считал страстью, недостойной его широкой души, и был убежденным поклонником Л. Манлия, Юния Брута и тех позднейших патриотов из того же рода, которые затыкали уши, чтобы не слышать голоса природы, и восставали против долга, благодарности и человеколюбия.
ГЛАВА XLVIII
Пелит преисполняется глубоким презрением к своему дорожному спутнику и привязывается к Пиклю, который тем не менее преследует его по пути во Фландрию согласно своей зловредной привычке
Тем временем его приятель, потратив несколько ведер воды, чтобы смыть с себя тюремную грязь, отдал свою физиономию в распоряжение цирюльника, выкрасил брови черной краской и, облачившись в свое платье, рискнул навестить Перигрина, который еще находился в распоряжении своего камердинера и сообщил Пелиту, что на его побег власти посмотрели сквозь пальцы и что условием их освобождения является отъезд из Парижа в трехдневный срок.
Живописец пришел в восторг, узнав, что больше не грозит ему опасность быть схваченным, и, отнюдь не сетуя на требование, связанное с его освобождением, готов был в тот же день отправиться домой, в Англию, ибо Бастилия произвела на него такое впечатление, что он вздрагивал от грохота каждой кареты и бледнел при виде французского солдата. От избытка чувств он пожаловался на равнодушие доктора и рассказал о том, что произошло при встрече, не скрывая своей досады и разочарования, каковые чувства отнюдь не уменьшились, когда Джолтер поведал ему о поведении доктора, к которому онранее обращался за советом, как сократить срок их заключения. Да и Пикль был взбешен этим отсутствием сострадания и, видя, сколь низко пал доктор во мнении своего дорожного спутника, решил способствовать такому отвращению и превратить разногласие в открытую ссору, каковая, думал он, доставит развлечение и, быть может, покажет поэта в таком свете, что тот будет должным образом наказан за свое высокомерие и жестокость. С этой целью он сделал несколько сатирических замечаний о педантизме доктора и его вкусах, которые столь явно проявились в цитатах, приводимых им на память из писателей древности; в его притворном пренебрежении наилучшими в мире картинами, каковые, будь он хоть сколько-нибудь наделен чутьем, не мог бы созерцать столь равнодушно, и, наконец, в его нелепом банкете, которого никто, кроме отъявленного фата, лишенного как утонченности, так и рассудительности, не мог приготовить и предложить разумным существам. Одним словом, наш молодой джентльмен с таким успехом упражнялся на его счет в остроумии, что живописец словно очнулся от сна и отправился домой, питая самое искреннее презрение к человеку, которому доселе поклонялся.
Вместо того чтобы на правах друга войти без всяких церемоний в его комнату, он послал слугу сообщить, что намеревается выехать на следующий день из Парижа вместе с мистером Пиклем и хотел бы знать, готов ли тот к такому путешествию. Доктор, удивленный как характером, так и смыслом этого сообщения, немедленно явился в комнату Пелита и пожелал узнать о причинах столь неожиданного решения, принятого без его ведома и участия. Будучи посвящен в их планы, он, не имея намерения путешествовать в одиночестве, приказал уложить свои вещи и выразил готовность подчиниться необходимости. Однако он был весьма недоволен небрежным тоном Пелита, которому напомнил о собственном своем величии и дал понять, что оказывает ему безграничное снисхождение, удостаивая такими знаками внимания. Но теперь эти намеки не произвели впечатления на живописца, который заявил ему, что отнюдь не сомневается в его учености и дарованиях, а в особенности в его кулинарных способностях, каковые он сохранит в памяти, покуда небо его не лишится чувствительности; однако он посоветовал ему, из внимания к нынешним выродившимся любителям поесть, не злоупотреблять нашатырем при изготовлении следующей салякакабии и уменьшить количество чертова навоза, коим он столь щедро начинил жареных кур, если нет у него намерения превращать гостей в пациентов с целью покрыть расходы по устройству пиршества.
Врач, уязвленный такими сарказмами, бросил на него негодующий и презрительный взгляд и, не желая объясняться по-английски, ибо в разгар перепалки Пелит мог рассердиться и уехать без него, излил свой гнев по-гречески. Живописец, догадавшись по звукам, что цитаты были греческие, поздравил своего друга с прекрасным знанием валлийского наречия и своими насмешками ухитрился окончательно вывести его из терпения, после чего тот удалился в свою комнату крайне разгневанный и пристыженный и предоставил противнику ликовать по случаю одержанной победы.
Покуда разыгрывалась такая сцена между этими чудаками, Перигрин сделал визит послу, которого поблагодарил за любезное заступничество, с такою искренностью признавая нескромность своего поведения и обещая исправиться, что его превосходительство охотно простил беспокойство, ему причиненное, поддержал Перигрина разумными советами и, заверив его в неизменном своем расположении и дружбе, дал ему при прощании рекомендательные письма к знатным особам, состоящим при английском дворе.
Удостоенный таких знаков внимания, наш молодой джентльмен распрощался со всеми своими приятелями французами и провел вечер с теми из них, кто пользовался наибольшей его привязанностью и доверием, в то время как Джолтер занимался домашними делами и с большой радостью заказал карету и лошадей, чтобы выехать из города, где он жил в вечном страхе, как бы не пришлось ему пострадать из-за необузданного нрава питомца. Все было сделано согласно их плану, и на следующий день они пообедали вместе со своими дорожными спутниками, а часа в четыре отбыли в двух каретах, в сопровождении камердинера, Пайпса и лакея доктора, которые ехали верхам, снабженные оружием и амуницией на случай нападения разбойников.
Было одиннадцать часов вечера, когда они приехали в Сенли - город, где намеревались остановиться и где принуждены были разбудить обитателей харчевни, чтобы получить ужин. Всей провизии в доме едва хватило на приготовление сносного ужина. Однако живописец утешался если не количеством, то качеством блюд, одним из коих было фрикасе из кролика, каковое кушанье он оценил превыше всех деликатесов, когда-либо дымившихся на столе великолепного Гелиогабала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271
ГЛАВА XLVIII
Пелит преисполняется глубоким презрением к своему дорожному спутнику и привязывается к Пиклю, который тем не менее преследует его по пути во Фландрию согласно своей зловредной привычке
Тем временем его приятель, потратив несколько ведер воды, чтобы смыть с себя тюремную грязь, отдал свою физиономию в распоряжение цирюльника, выкрасил брови черной краской и, облачившись в свое платье, рискнул навестить Перигрина, который еще находился в распоряжении своего камердинера и сообщил Пелиту, что на его побег власти посмотрели сквозь пальцы и что условием их освобождения является отъезд из Парижа в трехдневный срок.
Живописец пришел в восторг, узнав, что больше не грозит ему опасность быть схваченным, и, отнюдь не сетуя на требование, связанное с его освобождением, готов был в тот же день отправиться домой, в Англию, ибо Бастилия произвела на него такое впечатление, что он вздрагивал от грохота каждой кареты и бледнел при виде французского солдата. От избытка чувств он пожаловался на равнодушие доктора и рассказал о том, что произошло при встрече, не скрывая своей досады и разочарования, каковые чувства отнюдь не уменьшились, когда Джолтер поведал ему о поведении доктора, к которому онранее обращался за советом, как сократить срок их заключения. Да и Пикль был взбешен этим отсутствием сострадания и, видя, сколь низко пал доктор во мнении своего дорожного спутника, решил способствовать такому отвращению и превратить разногласие в открытую ссору, каковая, думал он, доставит развлечение и, быть может, покажет поэта в таком свете, что тот будет должным образом наказан за свое высокомерие и жестокость. С этой целью он сделал несколько сатирических замечаний о педантизме доктора и его вкусах, которые столь явно проявились в цитатах, приводимых им на память из писателей древности; в его притворном пренебрежении наилучшими в мире картинами, каковые, будь он хоть сколько-нибудь наделен чутьем, не мог бы созерцать столь равнодушно, и, наконец, в его нелепом банкете, которого никто, кроме отъявленного фата, лишенного как утонченности, так и рассудительности, не мог приготовить и предложить разумным существам. Одним словом, наш молодой джентльмен с таким успехом упражнялся на его счет в остроумии, что живописец словно очнулся от сна и отправился домой, питая самое искреннее презрение к человеку, которому доселе поклонялся.
Вместо того чтобы на правах друга войти без всяких церемоний в его комнату, он послал слугу сообщить, что намеревается выехать на следующий день из Парижа вместе с мистером Пиклем и хотел бы знать, готов ли тот к такому путешествию. Доктор, удивленный как характером, так и смыслом этого сообщения, немедленно явился в комнату Пелита и пожелал узнать о причинах столь неожиданного решения, принятого без его ведома и участия. Будучи посвящен в их планы, он, не имея намерения путешествовать в одиночестве, приказал уложить свои вещи и выразил готовность подчиниться необходимости. Однако он был весьма недоволен небрежным тоном Пелита, которому напомнил о собственном своем величии и дал понять, что оказывает ему безграничное снисхождение, удостаивая такими знаками внимания. Но теперь эти намеки не произвели впечатления на живописца, который заявил ему, что отнюдь не сомневается в его учености и дарованиях, а в особенности в его кулинарных способностях, каковые он сохранит в памяти, покуда небо его не лишится чувствительности; однако он посоветовал ему, из внимания к нынешним выродившимся любителям поесть, не злоупотреблять нашатырем при изготовлении следующей салякакабии и уменьшить количество чертова навоза, коим он столь щедро начинил жареных кур, если нет у него намерения превращать гостей в пациентов с целью покрыть расходы по устройству пиршества.
Врач, уязвленный такими сарказмами, бросил на него негодующий и презрительный взгляд и, не желая объясняться по-английски, ибо в разгар перепалки Пелит мог рассердиться и уехать без него, излил свой гнев по-гречески. Живописец, догадавшись по звукам, что цитаты были греческие, поздравил своего друга с прекрасным знанием валлийского наречия и своими насмешками ухитрился окончательно вывести его из терпения, после чего тот удалился в свою комнату крайне разгневанный и пристыженный и предоставил противнику ликовать по случаю одержанной победы.
Покуда разыгрывалась такая сцена между этими чудаками, Перигрин сделал визит послу, которого поблагодарил за любезное заступничество, с такою искренностью признавая нескромность своего поведения и обещая исправиться, что его превосходительство охотно простил беспокойство, ему причиненное, поддержал Перигрина разумными советами и, заверив его в неизменном своем расположении и дружбе, дал ему при прощании рекомендательные письма к знатным особам, состоящим при английском дворе.
Удостоенный таких знаков внимания, наш молодой джентльмен распрощался со всеми своими приятелями французами и провел вечер с теми из них, кто пользовался наибольшей его привязанностью и доверием, в то время как Джолтер занимался домашними делами и с большой радостью заказал карету и лошадей, чтобы выехать из города, где он жил в вечном страхе, как бы не пришлось ему пострадать из-за необузданного нрава питомца. Все было сделано согласно их плану, и на следующий день они пообедали вместе со своими дорожными спутниками, а часа в четыре отбыли в двух каретах, в сопровождении камердинера, Пайпса и лакея доктора, которые ехали верхам, снабженные оружием и амуницией на случай нападения разбойников.
Было одиннадцать часов вечера, когда они приехали в Сенли - город, где намеревались остановиться и где принуждены были разбудить обитателей харчевни, чтобы получить ужин. Всей провизии в доме едва хватило на приготовление сносного ужина. Однако живописец утешался если не количеством, то качеством блюд, одним из коих было фрикасе из кролика, каковое кушанье он оценил превыше всех деликатесов, когда-либо дымившихся на столе великолепного Гелиогабала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271