, так он назвал его в озлоблении своем.
При упоминании этого имени мои муки достигли такой степени, что все присутствующие плакали, видя мое жалкое состояние. Бедный отец пролил потоки слез и заклинал меня открыть ему причину моего волнения; тогда, желая скрыть истину, я умерила его беспокойство, притворившись, будто мой возлюбленный болен. Мои родные пробыли у меня, пока я не успокоилась, а затем оставили на попечение горничной, которая уложила меня в постель около шести часов утра; но сон бежал от меня. Я снова и снова обдумывала каждый свой шаг, пытаясь открыть причину этой роковой перемены в расположении мистера С., но не могла вспомнить ничего, что могло бы его оскорбить, и решила, что злонамеренные люди нашептали ему что-то мне во вред.
С этими мыслями я проснулась и послала к нему своего адвоката с письмом, в котором настаивала на встрече с ним, чтобы я могла себя оправдать - задача, которую легко было выполнить, поскольку не было на мне греха, кроме чрезмерной любви к нему. С великим нетерпением я ждала возвращения своего посланца, который принес мне ответ, составленный в самых холодных и учтивых выражениях, какие могло продиктовать только равнодушие; он оповещал, что ни в чем не может меня обвинить, но что для блага нас обоих необходимо расстаться. Об этом он должен был подумать раньше, чем я принесла в жертву все ради любви к нему! Я чуть с ума не сошла, получив это подтверждение его непостоянства. И по сей день я удивляюсь, как я от отчаяния не лишилась рассудка! Горе заставило меня забыть о приличиях и сдержанности. Отцу я сказала, что С. умирает, и я должна немедленно его навестить. Удивленный таким намерением, заботливый отец стал говорить мне о роковых последствиях столь опрометчивого шага, напомнил о том, сколь трудно ему было убедить мою мать и дядю, чтобы они простили мое неблагоразумное поведение, и сообщил о своем решении увезти меня на следующий день в поместье, где я могла бы прийти в себя; теперь же я рискую лишить себя всех прав на их уважение и совершить новую роковую ошибку, которую исправить нельзя; как бы ни было ему больно, но при таких обстоятельствах он вынужден будет прогнать меня навсегда.
Когда он произносил эти слова, слезы струились у него по щекам, и, казалось, он был вне себя от горя и ужаса; легко себе представить мое отчаяние, которое усилилось еще более, когда я увидела скорбь любимого отца, сознавая, что явилась причиной его печали. Я онемела от тоски и угрызений совести. Обретя дар речи, я сказала, как благодарна за его доброту, и призналась, сколь мало я заслужила его расположение и любовь, а также упомянула о том, что сознание недостойного поведения является одной из причин моего горя. Ибо такова моя судьба, что я должна либо увидеть С., либо умереть. Хотя я и не жду от отца прощения, но, сказала я, заслуживаю родительского сострадания; только непреодолимая страсть заставила меня изменить долгу и вызвать его недовольство; эта роковая любовь еще имеет надо мной власть и, по всем видимостям, будет длиться до могилы, которая является единственным убежищем, где я надеюсь обрести покой.
Пока я изливала свои чувства, мой добрый отец плакал от сострадания и, сказав, что я могу поступать, как мне угодно, так как он не станет вмешиваться в мои дела, покинул комнату, оставив меня жертвой жестоких страданий, разрывавших мне сердце, укорявшее меня в поступке, которого я не могла не совершить.
Я немедленно наняла карету, запряженную шестеркой лошадей, и поехала бы одна, если бы отец, любви которого не убили мои проступки, не обеспечил меня провожатым. Он видел, что я была в исступлении и отчаянии, и попросил одного моего родственника меня сопровождать и заботиться обо мне во время этого безрассудного путешествия.
В течение двух дней, пока продолжалась эта поездка, волнение и мучения мои не только не ослабели, но сделались еще нестерпимее. Наконец, мы прибыли в маленький домик, прозванный "Хижиной" на Солсберийской равнине, где я в безумном волнении написала письмо С., изображая жалкое состояние, в какое повергла меня его жестокость, выражая желание его видеть и обращаясь к нему со страстными мольбами.
Это послание я вручила моему провожатому и строго наказала ему передать мистеру С., что мои обиды слишком велики, а мое отчаяние слишком глубоко, и, если он не удостоит меня посещения, я приеду к нему, хотя бы даже в дом его сестры, где он тогда находился.
Он принял мое послание весьма холодно и сказал моему спутнику, что, если я вернусь в Лондон и не буду настаивать на свидании, он вскоре последует за мной в город, и все будет дружески улажено. Но когда мой посланец убедил его, что такое предложение причинит мне непосильные муки, он согласился встретиться со мной на Солсберийской равнине, чтобы избежать свидетелей. Хотя я едва могла двигаться, но отправилась на место свидания в сопровождении моего спутника, следовавшего за мною на некотором расстоянии.
Завидев С., направлявшего лошадь к подножию холма, я собрала все силы и устремилась к нему со всею быстротой, на какую была способна; но когда я попыталась заговорить, язык мне не повиновался. Лицо мое выражало такую печаль, что его сердце, сколь ни было оно жестоко, смягчилось при виде моих страданий, которые, как он знал, были вызваны искренней любовью. Наконец, я обрела дар речи и сказала ему, что пришла попрощаться; когда же я попыталась продолжать, голос снова мне изменил. Но после длительной паузы я с большим трудом поведала ему о том, как я страдаю, не будучи в состоянии вернуть его расположение, но мне хотелось бы не потерять его уважения, и, если бы я в нем была уверена, это помогло бы мне успокоиться. Сказала я также, что решила покинуть эту страну, ибо мне горестно видеть места, где мы были так счастливы, и что я надеюсь встречаться с ним изредка до моего отъезда, чтобы постепенно от него отвыкнуть, так как я не переживу удара, если мне придется сразу его лишиться.
Такое обращение могло показаться весьма смиренным равнодушному свидетелю; но любовь укрощает самые гордые сердца, доказательством чего является моя история, так как я была не менее мужественна, чем большинство людей. Мистер С. был так смущен моим поведением, что не отвечал, потому что - в этом он сам впоследствии признался - ждал укоров с моей стороны; но он не был защищен от моей нежности. После недолгого колебания он сказал, что отнюдь не намеревался меня покинуть, что любовь его не угасла и что он последует за мною в Лондон. Я обманула самое себя и поверила ему, потому что не могла вынести мысль о вечной с ним разлуке, и вернулась в город в более спокойном состоянии, чем в тот день, когда покидала отца, хотя на сердце у меня было тяжело. Я была дальновидна в своих опасениях, предчувствуя, что не в силах буду сломить его равнодушие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271
При упоминании этого имени мои муки достигли такой степени, что все присутствующие плакали, видя мое жалкое состояние. Бедный отец пролил потоки слез и заклинал меня открыть ему причину моего волнения; тогда, желая скрыть истину, я умерила его беспокойство, притворившись, будто мой возлюбленный болен. Мои родные пробыли у меня, пока я не успокоилась, а затем оставили на попечение горничной, которая уложила меня в постель около шести часов утра; но сон бежал от меня. Я снова и снова обдумывала каждый свой шаг, пытаясь открыть причину этой роковой перемены в расположении мистера С., но не могла вспомнить ничего, что могло бы его оскорбить, и решила, что злонамеренные люди нашептали ему что-то мне во вред.
С этими мыслями я проснулась и послала к нему своего адвоката с письмом, в котором настаивала на встрече с ним, чтобы я могла себя оправдать - задача, которую легко было выполнить, поскольку не было на мне греха, кроме чрезмерной любви к нему. С великим нетерпением я ждала возвращения своего посланца, который принес мне ответ, составленный в самых холодных и учтивых выражениях, какие могло продиктовать только равнодушие; он оповещал, что ни в чем не может меня обвинить, но что для блага нас обоих необходимо расстаться. Об этом он должен был подумать раньше, чем я принесла в жертву все ради любви к нему! Я чуть с ума не сошла, получив это подтверждение его непостоянства. И по сей день я удивляюсь, как я от отчаяния не лишилась рассудка! Горе заставило меня забыть о приличиях и сдержанности. Отцу я сказала, что С. умирает, и я должна немедленно его навестить. Удивленный таким намерением, заботливый отец стал говорить мне о роковых последствиях столь опрометчивого шага, напомнил о том, сколь трудно ему было убедить мою мать и дядю, чтобы они простили мое неблагоразумное поведение, и сообщил о своем решении увезти меня на следующий день в поместье, где я могла бы прийти в себя; теперь же я рискую лишить себя всех прав на их уважение и совершить новую роковую ошибку, которую исправить нельзя; как бы ни было ему больно, но при таких обстоятельствах он вынужден будет прогнать меня навсегда.
Когда он произносил эти слова, слезы струились у него по щекам, и, казалось, он был вне себя от горя и ужаса; легко себе представить мое отчаяние, которое усилилось еще более, когда я увидела скорбь любимого отца, сознавая, что явилась причиной его печали. Я онемела от тоски и угрызений совести. Обретя дар речи, я сказала, как благодарна за его доброту, и призналась, сколь мало я заслужила его расположение и любовь, а также упомянула о том, что сознание недостойного поведения является одной из причин моего горя. Ибо такова моя судьба, что я должна либо увидеть С., либо умереть. Хотя я и не жду от отца прощения, но, сказала я, заслуживаю родительского сострадания; только непреодолимая страсть заставила меня изменить долгу и вызвать его недовольство; эта роковая любовь еще имеет надо мной власть и, по всем видимостям, будет длиться до могилы, которая является единственным убежищем, где я надеюсь обрести покой.
Пока я изливала свои чувства, мой добрый отец плакал от сострадания и, сказав, что я могу поступать, как мне угодно, так как он не станет вмешиваться в мои дела, покинул комнату, оставив меня жертвой жестоких страданий, разрывавших мне сердце, укорявшее меня в поступке, которого я не могла не совершить.
Я немедленно наняла карету, запряженную шестеркой лошадей, и поехала бы одна, если бы отец, любви которого не убили мои проступки, не обеспечил меня провожатым. Он видел, что я была в исступлении и отчаянии, и попросил одного моего родственника меня сопровождать и заботиться обо мне во время этого безрассудного путешествия.
В течение двух дней, пока продолжалась эта поездка, волнение и мучения мои не только не ослабели, но сделались еще нестерпимее. Наконец, мы прибыли в маленький домик, прозванный "Хижиной" на Солсберийской равнине, где я в безумном волнении написала письмо С., изображая жалкое состояние, в какое повергла меня его жестокость, выражая желание его видеть и обращаясь к нему со страстными мольбами.
Это послание я вручила моему провожатому и строго наказала ему передать мистеру С., что мои обиды слишком велики, а мое отчаяние слишком глубоко, и, если он не удостоит меня посещения, я приеду к нему, хотя бы даже в дом его сестры, где он тогда находился.
Он принял мое послание весьма холодно и сказал моему спутнику, что, если я вернусь в Лондон и не буду настаивать на свидании, он вскоре последует за мной в город, и все будет дружески улажено. Но когда мой посланец убедил его, что такое предложение причинит мне непосильные муки, он согласился встретиться со мной на Солсберийской равнине, чтобы избежать свидетелей. Хотя я едва могла двигаться, но отправилась на место свидания в сопровождении моего спутника, следовавшего за мною на некотором расстоянии.
Завидев С., направлявшего лошадь к подножию холма, я собрала все силы и устремилась к нему со всею быстротой, на какую была способна; но когда я попыталась заговорить, язык мне не повиновался. Лицо мое выражало такую печаль, что его сердце, сколь ни было оно жестоко, смягчилось при виде моих страданий, которые, как он знал, были вызваны искренней любовью. Наконец, я обрела дар речи и сказала ему, что пришла попрощаться; когда же я попыталась продолжать, голос снова мне изменил. Но после длительной паузы я с большим трудом поведала ему о том, как я страдаю, не будучи в состоянии вернуть его расположение, но мне хотелось бы не потерять его уважения, и, если бы я в нем была уверена, это помогло бы мне успокоиться. Сказала я также, что решила покинуть эту страну, ибо мне горестно видеть места, где мы были так счастливы, и что я надеюсь встречаться с ним изредка до моего отъезда, чтобы постепенно от него отвыкнуть, так как я не переживу удара, если мне придется сразу его лишиться.
Такое обращение могло показаться весьма смиренным равнодушному свидетелю; но любовь укрощает самые гордые сердца, доказательством чего является моя история, так как я была не менее мужественна, чем большинство людей. Мистер С. был так смущен моим поведением, что не отвечал, потому что - в этом он сам впоследствии признался - ждал укоров с моей стороны; но он не был защищен от моей нежности. После недолгого колебания он сказал, что отнюдь не намеревался меня покинуть, что любовь его не угасла и что он последует за мною в Лондон. Я обманула самое себя и поверила ему, потому что не могла вынести мысль о вечной с ним разлуке, и вернулась в город в более спокойном состоянии, чем в тот день, когда покидала отца, хотя на сердце у меня было тяжело. Я была дальновидна в своих опасениях, предчувствуя, что не в силах буду сломить его равнодушие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271