Но эти сомнения оказались напрасными: в то время, когда на территории обширного лагеря из прибывших латышских добровольцев можно было едва-едва составить одну пехотную роту, по всем дорогам из ближних и дальних мест уже потекли людские ручейки, которые, слившись, должны были превратиться в мощный поток.
Добровольцы, прибывшие в то утро к штабу дивизии, который занимал один из домов почти у самого шоссе, застали там несколько сот земляков. Это было первичное ядро будущих полков и батальонов. Но когда такой батальон отправлялся сомкнутым строем на ученье, он казался взводом, а не батальоном.
Среди юношей и дюжих усатых мужчин находилась одна девушка. Вначале она чувствовала некоторую неловкость, думая, что ее присутствие здесь слишком необычно; ее смущали, иногда даже сердили любопытные взгляды незнакомых. И верно: каждый проходящий внимательно смотрел на девушку, но ни на одном лице она не заметила ни удивления, ни усмешки. Позднее, когда в дивизии появились другие женщины, девушка стала чувствовать себя спокойнее и больше уже не краснела от каждого любопытного взгляда.
Это была Анна Пацеплис.
Когда добровольцев выстроили для приемочной проверки вдоль шоссе и один из штабных работников – молодой еще капитан – после краткого опроса начал распределять добровольцев по роду оружия и подразделениям, он ничуть не удивился, увидев молодую женщину.
– Вы где-нибудь раньше служили? – спросил капитан.
– Не служила… товарищ… – смутилась Анна. – Но я очень хочу…
– Есть у вас какая-нибудь специальность?
– Нет… но я скоро научусь. Разрешите мне остаться, очень вас прошу. Я трудностей не боюсь.
– Не сомневаюсь, – капитан улыбнулся, потом обратился к стоявшему рядом военному врачу: – В медсанбате вам, кажется, еще нужны санитарки?
– Точно так, но мы принимаем людей с опытом, – ответил врач.
– До войны я училась на курсах Осоавиахима, – поспешила объяснить Анна, – только не успела сдать экзамена, война помешала, поэтому у меня нет никаких удостоверений, но я почти всю программу прошла.
Капитан вопросительно взглянул на врача. Тот пожал плечами и не особенно приветливо сказал:
– Ну, ладно… Предложений много, и нам не трудно укомплектовать санбат даже одними опытными операционными сестрами, но в отдельном случае можно сделать исключение.
Таким образом, дальнейшая судьба Анны была решена, и девушка просияла от радости.
– Товарищ капитан, у меня к вам просьба… – вдруг расхрабрилась она. – Можно?
– Говорите… – отозвался капитан.
– Не находится ли у вас в дивизии Ян Петрович Лидум? До войны он был первым секретарем укома в Н-ском уезде.
– Да, у нас… – ответил капитан и пристальнее взглянул на Анну. – Не родственница ли вы?
– Нет. У меня к нему письмо от его сестры. Мы вместе эвакуировались из Латвии… ехали в одном вагоне, и она ничего про него не знает.
– Товарищ Лидум сейчас военком батальона Н-ского полка. Вы его можете встретить хоть через полчаса.
– Вот хорошо! – воскликнула Анна. – Может, вы что-нибудь знаете и о его племяннике – Артуре Лидуме?
– Нет. Ничего не знаю. Думаю, что товарищ Лидум сообщит вам что-нибудь более определенное.
Немного погодя Анну отвели в медсанбат, и когда со всеми формальностями было покончено, один из «старых» стрелков показал ей дорогу к батальону Яна Лидума.
В жизни Анны после ухода из дому все изменилось. Как только мрачные, покосившиеся постройки Сурумов остались позади, она словно вышла из темной, чадной риги на свежий воздух. Девушка прошла пешком через всю Латвию и в Валке села в эшелон, который шел в город Иваново. Ни тогда, ни позже, когда Анна вступила в Латышскую стрелковую дивизию, никто не пытался обидеть или унизить ее, все уважали, держались, как с равной. Попав в настоящую, товарищескую среду, девушка расцвела, как перенесенный на солнце увядавший в темноте и холоде цветок.
От Валки до Иванова Анна ехала в одном вагоне с Ильзой Лидум. Они познакомились и в Иванове несколько недель прожили вместе. Там они поступили работницами на текстильную фабрику, работали в одном цехе. Закаленная, привыкшая к тяжелой работе, Анна без труда справлялась теперь со своими обязанностями и часто помогала другим.
Анна за эти дни сблизилась с Ильзой. Вечером, придя домой, они подолгу рассказывали друг другу о своей жизни. Узнав про тяжелое детство и юность Анны, Ильза всей душой привязалась к девушке – дочери Антона Пацеплиса, но ни единым словом не обмолвилась о том, какую роль сыграл Пацеплис в ее собственной жизни. Ильза легко себе представила, как ей тяжело жилось в Сурумах. Анна казалась ей дочерью, которой пришлось до конца изведать горькую сиротскую долю: вырасти без материнской ласки, без отцовской любви, без детства.
Когда они узнали о формировании Латышской дивизии, Ильза не стала отговаривать Анну, а помогла ей собраться в дорогу и проводила, как родную дочь. Каждую неделю они писали друг другу. Теперь у Анны в тылу был близкий человек, который думал о ней, беспокоился за нее.
…Военкома батальона, старшего политрука Яна Лидума, Анна встретила во дворе домика дачного типа – здесь, в сосновом бору, их было очень много.
– Вы ко мне? – спросил Лидум Анну.
– Точно так, товарищ… Лидум… – ответила Анна. Она еще плохо разбиралась в воинских знаках различия. – Я только что приехала из города Иванова. У меня к вам письмо от вашей сестры Ильзы.
– Ильза выбралась? – воскликнул Лидум с такой радостью, что у Анны стало тепло на сердце: верно, хороший человек, как он любит сестру. – Чудесно, девушка. Вы привезли мне самый лучший подарок.
Взяв письмо, он сразу же разорвал конверт и начал читать. Несколько раз, отрывая глаза от листка бумаги, он ласково поглядывал на Анну.
Ильза писала о своей эвакуации из Латвии, рассказала о жизни на новом месте и коротко, сдержанно спрашивала, известно ли Яну что-нибудь об Артуре: перед уходом из дому ей не удалось проститься с сыном, и сейчас она ничего не знает ни об Артуре, ни о Яне.
«Но я думаю, – писала Ильза, – если не оба, то по крайней мере один из вас должен быть там, где сейчас собираются сыны нашего народа. Если ты получишь это письмо, большая к тебе просьба – позаботься об этой хорошей девушке, которая передаст тебе его. Помоги ей, не давай в обиду – она действительно заслуживает внимания…»
Дочитав до конца, Ян Лидум задумался, потом обратился к Анне:
– Жаль, что не смогу порадовать Ильзу весточкой об Артуре.
– Я его тоже знала, товарищ Лидум, – сказала Анна. – Он поручился за меня в комсомол.
– Вот как? Значит, вы земляки?
– Да, я из Пурвайской волости…
– Я когда-то бывал в тех местах… в молодости. Ильза тоже. Но Артур… я думаю, беспокоиться за него еще рано. Россия очень велика, сразу-то и не найдешь друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Добровольцы, прибывшие в то утро к штабу дивизии, который занимал один из домов почти у самого шоссе, застали там несколько сот земляков. Это было первичное ядро будущих полков и батальонов. Но когда такой батальон отправлялся сомкнутым строем на ученье, он казался взводом, а не батальоном.
Среди юношей и дюжих усатых мужчин находилась одна девушка. Вначале она чувствовала некоторую неловкость, думая, что ее присутствие здесь слишком необычно; ее смущали, иногда даже сердили любопытные взгляды незнакомых. И верно: каждый проходящий внимательно смотрел на девушку, но ни на одном лице она не заметила ни удивления, ни усмешки. Позднее, когда в дивизии появились другие женщины, девушка стала чувствовать себя спокойнее и больше уже не краснела от каждого любопытного взгляда.
Это была Анна Пацеплис.
Когда добровольцев выстроили для приемочной проверки вдоль шоссе и один из штабных работников – молодой еще капитан – после краткого опроса начал распределять добровольцев по роду оружия и подразделениям, он ничуть не удивился, увидев молодую женщину.
– Вы где-нибудь раньше служили? – спросил капитан.
– Не служила… товарищ… – смутилась Анна. – Но я очень хочу…
– Есть у вас какая-нибудь специальность?
– Нет… но я скоро научусь. Разрешите мне остаться, очень вас прошу. Я трудностей не боюсь.
– Не сомневаюсь, – капитан улыбнулся, потом обратился к стоявшему рядом военному врачу: – В медсанбате вам, кажется, еще нужны санитарки?
– Точно так, но мы принимаем людей с опытом, – ответил врач.
– До войны я училась на курсах Осоавиахима, – поспешила объяснить Анна, – только не успела сдать экзамена, война помешала, поэтому у меня нет никаких удостоверений, но я почти всю программу прошла.
Капитан вопросительно взглянул на врача. Тот пожал плечами и не особенно приветливо сказал:
– Ну, ладно… Предложений много, и нам не трудно укомплектовать санбат даже одними опытными операционными сестрами, но в отдельном случае можно сделать исключение.
Таким образом, дальнейшая судьба Анны была решена, и девушка просияла от радости.
– Товарищ капитан, у меня к вам просьба… – вдруг расхрабрилась она. – Можно?
– Говорите… – отозвался капитан.
– Не находится ли у вас в дивизии Ян Петрович Лидум? До войны он был первым секретарем укома в Н-ском уезде.
– Да, у нас… – ответил капитан и пристальнее взглянул на Анну. – Не родственница ли вы?
– Нет. У меня к нему письмо от его сестры. Мы вместе эвакуировались из Латвии… ехали в одном вагоне, и она ничего про него не знает.
– Товарищ Лидум сейчас военком батальона Н-ского полка. Вы его можете встретить хоть через полчаса.
– Вот хорошо! – воскликнула Анна. – Может, вы что-нибудь знаете и о его племяннике – Артуре Лидуме?
– Нет. Ничего не знаю. Думаю, что товарищ Лидум сообщит вам что-нибудь более определенное.
Немного погодя Анну отвели в медсанбат, и когда со всеми формальностями было покончено, один из «старых» стрелков показал ей дорогу к батальону Яна Лидума.
В жизни Анны после ухода из дому все изменилось. Как только мрачные, покосившиеся постройки Сурумов остались позади, она словно вышла из темной, чадной риги на свежий воздух. Девушка прошла пешком через всю Латвию и в Валке села в эшелон, который шел в город Иваново. Ни тогда, ни позже, когда Анна вступила в Латышскую стрелковую дивизию, никто не пытался обидеть или унизить ее, все уважали, держались, как с равной. Попав в настоящую, товарищескую среду, девушка расцвела, как перенесенный на солнце увядавший в темноте и холоде цветок.
От Валки до Иванова Анна ехала в одном вагоне с Ильзой Лидум. Они познакомились и в Иванове несколько недель прожили вместе. Там они поступили работницами на текстильную фабрику, работали в одном цехе. Закаленная, привыкшая к тяжелой работе, Анна без труда справлялась теперь со своими обязанностями и часто помогала другим.
Анна за эти дни сблизилась с Ильзой. Вечером, придя домой, они подолгу рассказывали друг другу о своей жизни. Узнав про тяжелое детство и юность Анны, Ильза всей душой привязалась к девушке – дочери Антона Пацеплиса, но ни единым словом не обмолвилась о том, какую роль сыграл Пацеплис в ее собственной жизни. Ильза легко себе представила, как ей тяжело жилось в Сурумах. Анна казалась ей дочерью, которой пришлось до конца изведать горькую сиротскую долю: вырасти без материнской ласки, без отцовской любви, без детства.
Когда они узнали о формировании Латышской дивизии, Ильза не стала отговаривать Анну, а помогла ей собраться в дорогу и проводила, как родную дочь. Каждую неделю они писали друг другу. Теперь у Анны в тылу был близкий человек, который думал о ней, беспокоился за нее.
…Военкома батальона, старшего политрука Яна Лидума, Анна встретила во дворе домика дачного типа – здесь, в сосновом бору, их было очень много.
– Вы ко мне? – спросил Лидум Анну.
– Точно так, товарищ… Лидум… – ответила Анна. Она еще плохо разбиралась в воинских знаках различия. – Я только что приехала из города Иванова. У меня к вам письмо от вашей сестры Ильзы.
– Ильза выбралась? – воскликнул Лидум с такой радостью, что у Анны стало тепло на сердце: верно, хороший человек, как он любит сестру. – Чудесно, девушка. Вы привезли мне самый лучший подарок.
Взяв письмо, он сразу же разорвал конверт и начал читать. Несколько раз, отрывая глаза от листка бумаги, он ласково поглядывал на Анну.
Ильза писала о своей эвакуации из Латвии, рассказала о жизни на новом месте и коротко, сдержанно спрашивала, известно ли Яну что-нибудь об Артуре: перед уходом из дому ей не удалось проститься с сыном, и сейчас она ничего не знает ни об Артуре, ни о Яне.
«Но я думаю, – писала Ильза, – если не оба, то по крайней мере один из вас должен быть там, где сейчас собираются сыны нашего народа. Если ты получишь это письмо, большая к тебе просьба – позаботься об этой хорошей девушке, которая передаст тебе его. Помоги ей, не давай в обиду – она действительно заслуживает внимания…»
Дочитав до конца, Ян Лидум задумался, потом обратился к Анне:
– Жаль, что не смогу порадовать Ильзу весточкой об Артуре.
– Я его тоже знала, товарищ Лидум, – сказала Анна. – Он поручился за меня в комсомол.
– Вот как? Значит, вы земляки?
– Да, я из Пурвайской волости…
– Я когда-то бывал в тех местах… в молодости. Ильза тоже. Но Артур… я думаю, беспокоиться за него еще рано. Россия очень велика, сразу-то и не найдешь друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179