Проходили дни.
Айвар и Артур играли вместе. Днем Ольга выпускала их часа на два погулять; они сразу же направлялись к замерзшему пруду, с радостными криками бегали по льду, катались на доске с косогора, лепили снежную бабу.
По субботним вечерам, когда семья Лавера и работники из хозяйского дома уже успевали побывать в бане, обитатели батрацкой избенки тоже шли попариться. По воскресеньям возчики леса разрешали себе поспать несколько дольше обычного.
В середине прошлой недели Ян сказал, что ему нужно отдать в починку старые рабочие сапоги, иначе в весеннюю распутицу он не сможет выйти из дому. В воскресенье утром, позавтракав и побрившись, он завернул сапоги в старую мешковину и ушел к сапожнику, жившему в центре бывшего имения, километрах в четырех от усадьбы Лавера.
Сдав в починку сапоги, Ян не спешил возвращаться домой, а прошел через центр имения и, обогнув старую водяную мельницу, направился к старинному баронскому кладбищу. За кладбищем Ян свернул с дороги и по узкой тропке, протоптанной в снегу, углубился в рощу. В чаше ее, на пригорке, была небольшая поляна с замшелыми деревянными скамьями и павильончиком для оркестра – летом здесь устраивали деревенские гуляния. С поляны были видны и та дорога, по которой пришел Ян, и другая, огибавшая рощу с севера.
С полчаса Ян в одиночестве прохаживался по роще, тщательно наблюдая за обеими дорогами.
Но вот на тропке показался молодой парень Мартын, дорожный рабочий. Немного погодя пришел пожилой мужчина, батрачивший в соседней волости, – он проделал дальний путь, выйдя из дому еще задолго до рассвета. По другой тропинке, со стороны второй дороги, пришла девушка Зента – прошлым летом она окончила среднюю школу. Скоро к собравшимся присоединился учитель начальной школы и руководитель местного хора Улуп, высокого роста моложавый мужчина с чахоточным румянцем на щеках. Всего собралось восемь человек. Каждый из этих людей представлял какую-нибудь подпольную группу, а Ян Лидум, знавший всех их, руководил партийной организацией всего района. Из присутствовавших только двое – учитель Улуп и Мартын – знали его настоящее имя, для остальных он был известен только как руководитель организации, товарищ Акот.
– Можем начать, – сказал Ян, поздоровавшись с пришедшим после всех молодым парнем, музыкантом оркестра местной пожарной команды; его можно было встретить на всех вечерах с танцами, устраиваемых в округе. – Больше никто не придет.
Они сели рядом, на скамейках справа от павильончика. Один из мужчин стал за караульного и, медленно прохаживаясь по полянке, не спускал глаз с тропинок и обеих дорог, в то же время стараясь не пропустить ни одного слова своих товарищей.
Участники собрания сообщили о положении на местах. Деревенские кулаки с каждым днем все больше и больше наглели. Они спешили стать наследниками прогнанных баронов, занять их место. Организация айзсаргов вбирала в себя активнейшую часть реакционеров и успешно соревновалась с полицией. На шею народа вместо прибалтийского дворянства старались сесть доморощенные господа – в умении эксплуатировать, в гнусности они не отставали от своих предшественников. Самая ценная прослойка народа – революционеры, закаленные в открытых боях, – понесла большие потери и была слишком ослаблена, чтобы в ближайшее время развернуть более широкую деятельность: многие ушли с красными полками в Россию и участвовали теперь в великой борьбе за укрепление молодой Советской власти, а те, кто остался на месте, тысячами гибли в тюрьмах. Интеллигенцию старались отравить ядом дювинизма и всякими националистическими иллюзиями. Прожорливый и ненасытный кулак прочно уселся на грудь народа и душил его, убежденный в том, что нет такой силы, которая может его прогнать и уничтожить.
– Трудно что-нибудь сделать при таких обстоятельствах, – сказал музыкант. – Товарищи начинают терять веру в успех борьбы. Та малость, которую нам удается осуществить, несоразмерна с жертвами. Ничего мы не добьемся, только злим своих противников, а на большее мы сейчас не способны. Выловят нас по одному и сгноят в тюрьме.
– А что ты предлагаешь? – спросил Ян Лидум.
– Надо сохранить оставшиеся силы, – ответил парень. – Вы сами видите, что сейчас слишком неблагоприятное время для активной борьбы. Если мы будем продолжать борьбу, то все погибнем. Но через несколько лет обстоятельства могут измениться; народ убедится, какое ужасное ярмо приготовила для него национальная буржуазия, настроение масс станет революционным, – тогда понадобится партийный актив, чтобы руководить борьбой и довести массы до победы. Надо подождать – вот самое разумное.
– За такую услугу ты можешь получить от буржуазного правительства орден, – сказал Ян. – Того, что ты нам предлагаешь, больше всего добиваются наши враги. Допустить, чтобы у рабочего пропала вера в необходимость борьбы, в возможность победы, жалобно вздыхать, сложить оружие и сдаться, признать, что наши враги непобедимы… Дорогой товарищ, да что ты говоришь? Именно теперь, когда положение самое трудное, когда даже иной член партии начинает терять веру в победу революции, нам надо делать все, чтобы в сердцах людей не погасло пламя борьбы. Большими и малыми делами мы должны ежедневно доказывать, что есть сила, которая продолжает расти и зреть в недрах народа, что у рабочего класса всегда жива его великая цель и борьба кончится только тогда, когда будет одержана окончательная победа. В огромном море лжи должен гореть и пламенеть наш маяк правды, его яркие лучи – проливать свет на каждую гнусность, на каждое преступление угнетателей. Это ускорит пробуждение классового самосознания масс, ускорит рост новых отрядов борцов.
– Товарищ Акот прав, – заговорил учитель Улуп. – Не замолкнуть и сдаться, а собрать все силы для более напряженной работы, для более острой борьбы – вот что нужно.
– С дезертирами нам не по пути! – страстно воскликнула Зента. – Кто бросает товарищей на поле боя, тот предатель, и партия должна судить его.
– Я совсем не собираюсь дезертировать, – смущенно оправдывался музыкант. – Я только рассказал, какое настроение начинает появляться у некоторых товарищей. Что касается меня, – я буду действовать, как решит организация.
Ян взглянул на учителя.
– Товарищ Яков, тебе придется поработать с этими товарищами, – сказал он. – Освети им правильно создавшееся положение и задачи нашей партии. Когда они освободятся от этой куриной слепоты, им будет стыдно вспоминать о своих теперешних настроениях.
– Хорошо, товарищ Акот, – сказал учитель. – Я это сделаю.
Слово взял Мартын.
– Айзсарги издеваются и всячески угнетают простых людей. Мы это переносим стиснув зубы, а наши враги думают, что мы их боимся и только поэтому молчим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179