Пять минут спустя Пишегрю оказался лицом к лицу со шпионом и жестом приказал Стефану, переставшему играть, следовать за ним.
Пишегрю отвел его в подвал, где были найдены съестные припасы генерала Ходжа; Леблан позаботился о том, чтобы туда принесли стол и два стула; на этот стол поставили лампу и чернильницу, положили бумагу и перья.
Леблана поставили у двери на часах, наказав ему никого не пропускать и даже не разрешать подходить близко, кроме генерала Гоша и гражданина Шарля.
Колокола окрестных деревень пробили поочередно шесть часов вечера (иногда на двух колокольнях звонили одновременно, но такое случалось редко).
Стефан сосчитал удары колокола.
– Хорошо, – сказал он, – темнота продлится еще двенадцать часов.
– Разве мы будем что-нибудь делать сегодня ночью? – живо спросил Пишегрю.
– Ну да, – ответил Стефан, – мы возьмем Вёрт, если Бог даст.
– Стефан! – вскричал Пишегрю, – если ты сдержишь свое слово, что я тебе должен тогда дать?
– Вашу руку, – сказал Стефан.
– Вот она, – сказал Пишегрю, взяв его руку и крепко пожав ее.
Затем он сел и жестом пригласил его сесть.
– Ну, а теперь, – спросил он, – что тебе для этого нужно? Стефан поставил шарманку в угол, но остался стоять.
– Для этого не позже чем через два часа мне потребовалось бы, – сказал он, – десять возов сена и десять возов соломы…
– Нет ничего проще, – ответил Пишегрю.
– … шестьдесят решительных мужчин, готовых поставить жизнь на карту, и при этом чтобы хоть половина из них говорила по-немецки…
– У меня есть батальон эльзасских волонтеров.
– …тридцать мундиров прусских солдат.
– Мы возьмем их у пленных.
– Надо, чтобы три тысячи человек во главе с опытным командиром вышли отсюда в десять часов и, пройдя через Энасхаузен, оказались в полночь в сотне шагов от Агноских ворот.
– Я приму на себя командование.
– Надо, чтобы один отряд стоял неподвижно и тихо до тех пор, пока не услышит крики «Пожар!» и не увидит сильное зарево; тогда он должен устремиться в город, ворога которого будут открыты.
– Хорошо, – сказал Пишегрю, – я понимаю; но каким образом ты заставишь в десять часов вечера открыть ворота военного города твоим двадцати повозкам?
Стефан достал из кармана бумагу.
– Вот постановление о реквизиции, – сказал он.
И он показал Пишегрю приказ хозяину гостиницы «Золотой лев» гражданину Бауэру доставить в течение суток десять возов соломы и десять возов сена для егерей Гогенлоэ.
– У тебя на все готов ответ, – засмеялся Пишегрю. Затем он позвал Леблана и сказал ему:
– Постарайся накормить гражданина Стефана получше и скажи Гошу и Шарлю, чтобы они зашли ко мне сюда.
XXXI. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПЛАН ШАРМАНЩИКА ПРОЯСНЯЕТСЯ
В тот же день, около восьми часов вечера, двадцать повозок, десять из которых были нагружены соломой, а десять – сеном, выехали из Фрошвейлера.
Каждой из них правили возницы; памятуя о том, что на французском языке следует говорить с мужчинами, на итальянском – с женщинами и на немецком – с лошадьми, они разговаривали со своими лошадьми на языке, сдобренном отборными ругательствами, которые двенадцатью годами раньше Шиллер вложил в уста своих разбойников.
Выехав из Фрошвейлера, повозки тихо покатились по тракту, ведущему в селение Энасхаузен, расположенное на крутом повороте дороги, в этом месте поднимающейся прямо к Вёрту.
Они задержались в деревне лишь для того, чтобы возницы могли выпить стаканчик водки на пороге местного кабачка, а затем продолжали путь в Вёрт.
Когда до ворот Вёрта оставалось сто шагов, первый возница (вероятно, главный) остановил свою повозку и направился в город; не прошел он и десяти шагов, как его остановил часовой, которому было сказано:
– Я сопровождаю реквизированные повозки и иду показаться дозору.
Его пропустил первый часовой, а потом второй и третий.
Дойдя до ворот, возница просунул свою бумагу в окошко ворот и стал ждать.
Окошко закрылось, и вскоре в воротах открылась небольшая дверь.
Из нее вышел сержант караульного отряда.
– Это ты, дружище? – спросил он, – а где же повозки?
– В сотне шагов отсюда, сержант.
Стоит ли говорить, что этот вопрос и ответ были произнесены по-немецки.
– Хорошо, – продолжал сержант на том же языке, – пойду погляжу на них и прикажу впустить.
И он вышел, наказав охране не терять бдительности.
Возница и сержант миновали три кордона часовых и дошли до повозок, ожидавших на дороге. Сержант мельком оглядел их и разрешил им ехать своей дорогой.
Повозки двинулись в путь в сопровождении сержанта, миновали три кордона часовых и въехали в ворота, закрывшиеся за ними.
– Теперь скажи, – сказал сержант главному вознице, – ты знаешь, где находится казарма егерей Гогенлоэ, или хочешь, чтобы я дал тебе провожатого?
– Не стоит, – ответил тот, – мы поедем в «Золотой лев» и, чтобы не шуметь ночью, завтра утром отвезем фураж в казарму.
– Ладно, – сказал сержант, возвращаясь в кордегардию, – спокойной ночи, друг.
– Спокойной ночи, – послышался ответ. Гостиница «Золотой лев» находилась не более чем в ста шагах от Агноских ворот, через которые повозки въехали в Вёрт. Главный возница постучал в окно; поскольку еще не пробило и десяти часов, хозяин гостиницы не спал. Он показался на пороге.
– А, это вы, Стефан? – сказал он, глядя на длинную вереницу повозок: первая из них подъехала к воротам его гостиницы, а последняя стояла всего в нескольких шагах от въездных ворот.
– Да, господин Бауэр, он самый, – ответил главный возница.
– Все в порядке?
– Просто чудесно.
– Въехали без затруднений?
– Без помех… А как здесь?
– Мы готовы.
– Адом?
– Хватит одной спички, чтобы его поджечь.
– Значит, надо будет завести повозки во двор; наши люди, должно быть, уже задыхаются.
К счастью, двор был огромный, и двадцать повозок смогли там разместиться.
Затем ворота закрыли.
И тут по условному сигналу, после того как все возницы три раза хлопнули в ладоши, произошло нечто странное.
Вязанки сена и соломы на всех повозках задвигались; Затем посредине каждой повозки возникли сначала две головы, затем – два туловища и наконец полностью показались двое мужчин в прусской форме.
Затем из каждой повозки извлекли по такому же мундиру и бросили их возницам; те, скинув свои блузы и штаны, переоделись в прусскую форму.
В довершение всего солдаты, стоявшие на повозках по двое, вскинули ружья на плечо, а свои третьи ружья стали передавать возницам, ставшим солдатами; таким образом, когда пробило десять часов, под началом Стефана, одетого в шинель с сержантскими нашивками, находилось шестьдесят мужчин, решительных, говоривших по-немецки, – всех, кого он просил у Пишегрю.
Всех их построили в большой конюшне (дверь ее закрыли) и приказали зарядить ружья, которые из предосторожности держали в повозках незаряженными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228