Она спрашивала себя – и ее сердце тоже задавалось этим вопросом, – кем мог быть этот незнакомец и что за причина побудила его путешествовать с паспортом, наверняка принадлежащим не ему.
Любопытно, что, расставаясь с Дианой де Фарга, г-н д'Аржантан задавался теми же вопросами, что и она.
Поднявшись на возвышенность, расположенную перед почтовой станцией Ла-Герш, Диана увидела с ее вершины простирающуюся на несколько льё дорогу, и она внезапно вздрогнула, ослепленная видом блестевших на солнце ружейных стволов. Дорога напоминала реку, катившую волны расплавленной стали.
То была республиканская колонна на марше: голова ее уже остановилась в Ла-Герше, а хвост, растянувшийся на пол-льё, все еще пребывал в движении.
В те смутные времена приходилось считаться со всем; поскольку Диана хорошо платила своим провожатым, возница осведомился, как ему ехать: за хвостом колонны или, направив экипаж ей наперерез, следовать не сбавляя скорости, до Ла-Герша.
Мадемуазель де Фарга приказала опустить верх коляски, чтобы не возбуждать любопытства, и велела не замедлять хода.
Почтарь исполнил приказ Дианы, взобрался на лошадь и продолжал путь тем приятным неторопливым шагом, что позволял скакунам почтового ведомства проделывать два льё в час.
Так мадемуазель де Фарга добралась до ворот Ла-Герша, то есть до въезда в улицу, выходившую на дорогу в Шатобриан.
У ворот образовался затор.
Гигантская машина, которую везли двенадцать лошадей, водруженная на слишком широкое основание, не проходившее между столбами ворот, преградила доступ на улицу.
Видя, что экипаж по какой-то неизвестной причине остановился, мадемуазель де Фарга выглянула в окно и спросила:
– В чем дело, кучер?
– Дело в том, гражданка, – отвечал тот, – что наши улицы недостаточно широки для орудий, которые хотят по ним провезти, и придется выкопать один из столбов, чтобы машина господина Гильотена могла въехать в Ла-Герш.
В самом деле, когда чрезвычайный уполномоченный правительства сьёр Франсуа Гулен решил отправиться в путь для устрашения городов и деревень, оказалось, как сказал возница, что улицы слишком узки не для самой машины, а для ее помоста на колесах.
Диана взглянула на отвратительное орудие, загородившее путь, и, осознав, что это, должно быть, эшафот, никогда не виданный ею, быстро отпрянула с криком:
– О! Какой ужас!
– Какой ужас! Какой ужас! – передразнил ее голос из толпы. – Я хотел бы поглядеть на эту аристократку, что отзывается без всякого почтения об орудии, которое со времени изобретения плуга принесло человеческой цивилизации самую большую пользу.
– Это я, сударь, – откликнулась мадемуазель де Фар-га, – и я была бы вам весьма признательна, если это в ваших силах, чтобы вы приказали как можно скорее впустить мою карету в Ла-Герш: я спешу.
– А! Ты спешишь! – вскричал, побелев от гнева, маленький, сухощавый мужчина в отвратительной карманьоле, которую не носили уже год или два. – Ах! Ты спешишь! Хорошо, сначала ты выйдешь из коляски, аристократка, и пойдешь пешком, если только мы тебя пропустим.
– Кучер, – сказала Диана, – поднимите верх коляски. Возница повиновался. Девушка откинула вуаль и явила взорам свое дивное лицо.
– С кем я говорю, – спросила она насмешливым тоном, – это случайно не гражданин Франсуа Гулен?
– Ты, кажется, смеешься? – вскричал человечек, бросаясь к карете и срывая с головы свой красный колпак – головной убор, который также давно никто не носил, но гражданин Франсуа Гулен вознамерился вновь ввести его в моду в провинции. – Ну да, это я; что ты хочешь сказать гражданину Гулену?
Он протянул руку, как бы собираясь схватить Диану за воротник, но девушка быстро передвинулась в другую сторону коляски.
– Прежде всего, гражданин Гулен, если вы хотите до меня дотронуться, что я считаю совершенно излишним, наденьте перчатки: я питаю отвращение к грязным рукам.
Гражданин Гулен подозвал четверых мужчин, видимо, для того, чтобы отдать им приказ схватить путешественницу, но тем временем Диана достала из потайного отделения своего бумажника охранное свидетельство Барраса.
– Простите, гражданин, – все так же насмешливо произнесла она, – вы умеете читать?
Гулен взвыл от ярости.
– Да? – продолжала она. – Ну что ж, в таком случае, читайте, но потрудитесь не помять бумагу: она может мне пригодиться, коль скоро я рискую время от времени сталкиваться с такими грубиянами, как вы.
Она протянула документ гражданину Франсуа Гулену.
Он состоял всего лишь из нескольких строк:
«От имени Директории предписывается гражданским и военным властям, под угрозой отстранения от должности в случае неподчинения, обеспечивать безопасность мадемуазель Ротру во время выполнения ее миссии и оказывать ей содействие, если она об этом попросит.
Баррас. Париж, сего… дня…»
Гражданин Франсуа Гулен прочел дважды охранное свидетельство мадемуазель де Фарга.
Затем, напоминая медведя, которого хозяин из-под палки заставляет делать реверанс, он сказал:
– Что за странные времена, когда женщины, причем женщины в атласных платьях, разъезжающие в колясках, наделены правом отдавать приказы гражданам, которые носят знаки республиканизма и равенства. Раз мы всего лишь заменили одного короля другим и у вас есть пропуск от короля Барраса, проезжайте, гражданка, но я не забуду вашего имени, будьте покойны, и если когда-нибудь вы попадетесь мне…
– Посмотрите, кучер, свободен ли путь, – сказала мадемуазель Фарга спокойным тоном, – мне больше не о чем говорить с этим господином.
Дорога была еще загорожена, но все же, изловчившись, кучер сумел проехать.
Мадемуазель де Фарга с большим трудом добралась до почтовой станции: улицы были наводнены республиканскими солдатами.
Здесь она вынуждена была остановиться. Последний раз она ела в Шатобриане, и, так как решила переночевать в Витре, ей непременно следовало пообедать в Ла-Герше.
Диана приказала подать обед к себе в комнату.
Едва она приступила к трапезе, как ей сказали, что полковник, командующий колонной, просит разрешения засвидетельствовать ей свое почтение.
Она ответила, что не имеет чести знать полковника и поэтому просит извинить ее за то, что не примет его, если только он не должен сообщить ей нечто важное.
Полковник настаивал, говоря, что считает своим долгом предупредить ее о чем-то, что известно ему одному и что представляет для нее определенную важность.
Мадемуазель де Фарга показала жестом, что готова принять посетителя, и ей доложили о полковнике Юло.
XXII. ПОЛКОВНИК ЮЛО
Полковнику Юло было лет тридцать восемь – сорок. Прослужив десять лет солдатом при королевской власти и не поднявшись выше капрала, он, после того как была провозглашена Республика, завоевал свои чины в бою, как подобает истинному храбрецу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228