– л– Эта крестьянка твоя подруга? – спросила Сюрот. Эгвейн попыталась встать, но, заметив удивленно изогнутую бровь Сюрот, осталась лежать где была и лишь приподняла голову. Она должна спасти Мин. Если придется ползать в ногах… Эгвейн раздвинула губы, надеясь, что стиснутые до скрежета зубы сойдут заулыбку.
– Да, Верховная Леди.
– И если я пощажу ее, если позволю иногда навещать тебя, ты будешь настойчиво трудиться и учиться тому, чему тебя станут обучать?
– Буду, Верховная Леди. – Она была готова пообещать куда больше, лишь бы не дать этому мечу раскроить череп Мин. Я даже сдержу слово, зло подумала она, покабудет нужно.
– Посади девчонку на ее лошадь. Эльбар, – сказалаСюрот. – Привяжи, если она плохо держится в седле. Если эта дамани не оправдает надежд, тогда, вероятно" я отдам тебе голову девчонки. – Она уже шагала к паланкину.
Ринна грубо, поставила Эгвейн на ноги и толкнула к Беле, но Эгвейн не сводила глаз с Мин. Эльбар обошелся с нею не ласковей, чем Ринна с Эгвейн, но она решила, что с Мин все нормально. Во всяком случае, от попытки Эльбара приторочить ее поперек седла Мин уклонилась и влезла на своего мерина почти без его помощи.
Необычный отряд двинулся в путь, на запад. Впереди ехала Сюрот, Эльбар держался несколько позади ее паланкина, готовый немедленно откликнуться на любой ее приказ. Ринна и Эгвейн ехали в хвосте, вместе с Мин и другими сул'дам и дамани, позади солдат. Женщина, которой, по-видимому, вменялось в задачу надеть ошейник на Найнив, перебирала серебристую привязь и по-прежнему смотрела на всех волком. Невысокие холмы покрывали редкие лески, и вскоре дым от горящего мирта стал лишь размытой кляксой на небе позади отряда.
– Ты удостоена высокой чести, – немного спустя заметила Ринна, – с тобой говорила Верховная Леди. В другое время я бы разрешила тебе в знак такой чести носить нашивку. Но поскольку ты привлекла ее внимание самовольно…
Эгвейн вскрикнула, когда по спине будто стегнули хлыстом, потом – по ноге, по руке. Удары приходились отовсюду; она понимала, что никак от них не уклонится, но не могла не взмахнуть руками, стараясь заслониться от невидимого бича. Сдерживая стоны, девушка кусала губы, но слезы все равно катились по щекам. Заржала, затанцевала Бела, но Ринна, ухватившись за серебристую привязь, не дала ей унести Эгвейн прочь. Ни один из солдат и не оглянулся.
– Что вы с ней делаете? – выкрикнула Мин. – Перестаньте!
– Ты живешь лишь из милости… Мин, верно? – снисходительно заметила Ринна. – Пусть это послужит уроком и тебе. Пока ты лезешь не в свое дело, это не прекратится.
Мин подняла кулак, потом уронила руку.
– Я не буду вмешиваться. Только, пожалуйста, перестаньте! Извини, Эгвейн.
Незримый хлыст стегал еще несколько мгновений. словно демонстрируя, что вмешательство Мин не возымело действия, потом порка кончилась, но Эгвейн продолжала трястись. На этот раз боль не пропала. Девушка отвернула рукав платья, ожидая увидеть рубцы; кожа оказалась чистой, но ощущение рубцов по-прежнему осталось. Она сглотнула.
– Ты ни в чем не виновата. Мин. – Бела вскинула голову, выкатывая глаза, и Эгвейн похлопала косматую кобылу по шее.
– И ты тоже.
– В этом виновата ты, – сказала Ринна. Она говорила с такой терпеливостью, так по– доброму обращаясь к тому, кто слишком туп и не видит сам истины, что Эгвейн кричать хотелось. – Когда наказывают дамани, в этом всегда виновата она, даже если она и не понимает почему. Дамани обязана предугадывать желания своей сул'дам. Но на этот раз ты знаешь, почему наказана. Дамани все равно что мебель или инструменты, они всегда наготове, но никогда не лезут вперед, привлекая внимание. Тем более внимания кого-то из Высокородных.
Эгвейн прикусила губу, почувствовав вкус крови. Это какой-то кошмар. Это не может быть взаправду. По-чему Лиандрин так поступила? Почему это происходит?
– Можно… можно мне спросить?
– У меня – можно, – улыбнулась Ринна. – В предстоящие годы многие су л'дам станут носить твой браслет – су л'дам всегда больше, чем дамани, – и кое-кто с тебя шкуру спустит, если ты только поднимешь взгляд от пола или раскроешь рот без разрешения, но я не вижу оснований запрещать тебе говорить, пока ты внимательна к тому, что Говоришь.
Одна из су л'дам громко хмыкнула; к ней была прикована миловидная темноволосая женщина средних лет, которая не отрывала взора от своих рук.
– Лиандрин, – Эгвейн опустила почтительную форму; больше она не станет к ней так обращаться, – и Верховная Леди говорили о господине, которому они обе служат. – В голову закралась мысль о мужчине с почти зажившими ожогами, обезобразившими его лицо, о тех глазах и рте, что иногда превращались в пламенники, но даже если он всего-навсего порождение ее кошмаров, размышлять об этом было слишком страшно и ужасно. – Кто он? Что ему нужно от меня и… и от Мин? – Она понимала: глупо стараться не называть имени Найнив – сомнительно, чтобы кто-то из этих людей забудет ее, если не произносить ее имени, наверняка не забудет та голубоглазая су л'дам, что нервно поглаживает свою оставшуюся пустой привязь, – но сейчас это был единственный способ сопротивления.
– Не мне интересоваться, – сказала Ринна, – делами Высокородных, и уж точно не тебе. Если Верховной Леди будет угодно, чтобы я что-то знала, она мне сообщит, а я скажу тебе то, что сочту необходимым. Ко всему прочему, что услышишь или увидишь, ты должна относиться так, будто этого никогда не было сказано, никогда этого не происходило. Целее будешь, тем паче это правило относится к дамани. Дамани слишком большая ценность, чтобы ее убивать не задумываясь, но ты можешь быть не только сурово наказана, но и лишиться языка, которым способна что-то разболтать, или рук, которыми способна что-то написать. То, что требуется от дамани, они могут делать и без рук.
Эгвейн задрожала, хотя холодно и не было. Натягивая на плечи плащ, она коснулась поводка и судорожно отдернула руку.
– Какая жуткая вещь! Как вы можете такое с кем-то делать? Какой больной разум мог измыслить такое? Голубоглазая су л'дам с пустым поводком прорычала:
– Ринна, эта уже вполне могла бы обойтись без языка. Ринна лишь терпеливо улыбнулась:
– Разве это жутко? Разве мы позволяем кому-то, способному делать то, что могут дамани, разгуливать на воле? Порой рождаются мужчины" которые, будь они женщинами, были бы марат дамани, – как я слыхала, и тут такое бывает, – и их, разумеется, необходимо убивать, но женщины-то с ума не сходят. Лучше им стать дамани, чем чинить беспокойства, стремясь к власти. А что до того, чей разум впервые помыслил об аи дам, так это был уи женщины, называвшей себя Айз Седай.
Эгвейн знала, что скорей всего проступивший на лице румянец выдал ее недоверие, потому что Ринна не стесняясь рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226