ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Поодаль от руки, соразмерное ей, было отрыто каменное лицо. Бородатое мужское лицо, оно выступало из грунта с достоинством бесчисленных лет; черты широкого лица будто хранили в себе мудрость и знание.
Незваная, обрела форму пустота, в мгновение ока став цельной и завершенной. Светилась, маня, саидин. Так пристально Ранд разглядывал лицо и руку, что даже не понял, как и что произошло. Однажды капитан-корабельщик рассказывал ему о гигантской руке, сжимающей громадную хрустальную сферу; Байл Домон утверждал: торчит она на холме острова Тремалкин.
– Тут опасно, – заметила Селин. – Отойдите, Ранд.
– По-моему, я сумею здесь спуститься, – рассеянно заметил он. Саидин пела ему. Громадный шар будто засиял белым от лучей садящегося солнца. Как казалось Ранду, в глубинах кристалла свет кружился и танцевал в такт песне саидин. Он удивился про себя, почему ничего не замечают те люди внизу?
Селин подъехала ближе и крепко взяла юношу за руку:
– Пожалуйста, Ранд, вы должны отодвинуться. Он озадаченно посмотрел на ее руку, затем скользнулвзглядом по руке к лицу. Она была не на шутку встревожена, может, даже напугана.
– Если этот обрыв не обвалится под весом наших лошадей, а мы не свернем себе шеи, то все равно эти люди – стражники. А никто не поставит охрану и при этом пустит туда всякого прохожего, снедаемого праздным любопытством. Что хорошего, если вы ускользнете от Фейна, а вас арестуют стражники какого-то лорда? Идемте.
Внезапно – дрейфующая, далекая мысль – Ранд понял, что его окружила пустота. Саидин пела, сфера пульсировала, – даже не видя, он чувствовал эти пульсации, – и всплыла мысль, что если он запоет песню, которую поет саидин, то громадное каменное лицо откроет рот и запоет вместе с ним. С ним и с саидин. Воедино.
– Пожалуйста, Ранд, – сказала Селин. – Я поеду в деревню вместе с вами. И больше не буду говорить о Роге. Только поедем отсюда! Ранд высвободил пустоту… а она не исчезла. Саидин продолжала петь вполголоса, и свет в сфере бился в такт ударам сердца. Его сердца. Лойал, Хурин, Селин – все они смотрели на Ранда, но будто бы не замечали исходящего от кристалла чудесного сверкания. Он постарался оттолкнуть от себя пустоту. Она не поддавалась, словно обратившись в гранит; он плавал в ничто, ставшем твердым как камень. Песня саидин, песня сферы, он ощущал их дрожь своими костями, всем своим естеством. С мрачной решительностью он отказывался сдаваться, потянулся в глубь себя… Я не буду…
– Ранд!
Он не знал, чей это был голос. … потянулся к сущности того, кем он был, к сущности того, чем он был….. не буду…
– Ранд!
Песня наполняла его, наполняла ничто…. коснулся камня, горячего от жестокого солнца, холодного от безжалостной ночи…… не… Свет наполнял его, слепил его.
– Пока не исчезнет тень, – бормотал он, – пока не уйдет вода…
Сила наполняла его. Он был един со сферой.
– … в Тень, оскалив зубы…
Эта сила была его. Эта Сила была его.
– … плюнуть в глаза Затмевающему Зрение… Сила для Разлома Мира.
– … в последний день! – вырвалось криком, и пустота исчезла. Рыжий шарахнулся от вопля; глина осыпалась под копытами жеребца, крошась в карьер, стекая ручьями комков. Гнедой пал на колени. Ранд подался вперед, подбирая поводья, и Рыжий выбрался на твердую землю, подальше от кромки обрыва.
Ранд увидел, что все глядят на него. Селин, Лойал, Хурин, все.
– Что случилось? – Пустота… Он коснулся лба. Пустота не исчезла, когда он высвободил ее, и свечение саидин стало сильнее, и… Ничего больше он не помнил. Саидин. Ранд похолодел. – Я… что-нибудь делал? – Он хмурился, стараясь припомнить. – Я что-нибудь говорил?
– Ты просто сидел, окаменев точно статуя, – сказал Лойал, – бормоча, что бы тебе кто ни говорил. Что ты бормотал, я не разобрал, пока ты не выкрикнул "день! " так громко, что и мертвый бы проснулся. А потом чуть не послал своего коня с обрыва. Ты не болен? С каждым днем ты ведешь себя все более странно.
– Я не заболел, – резко ответил Ранд, потом уже мягче добавил: – Лойал, со мной все в порядке. Селин настороженно наблюдала за ним. Из карьера донеслись оклики, слова были неразличимы.
– Лорд Ранд, – сказал Хурин, – по-моему, эти охранники нас все-таки заметили. Если им известна по этой стороне дорога вверх, в любую минуту они будут здесь.
– Да, – подтвердила Селин. – Давайте поскорее отсюда уедем.
Ранд бросил взгляд на котлован, затем торопливо отвел взор. В огромном кристалле не было ничего, кроме отраженного света вечернего солнца, но Ранд не хотел на него смотреть. Он почти вспомнил… что-то об этой сфере.
– Незачем их ждать. Мы ничего не сделали. Давайте поищем гостиницу.
Он развернул Рыжего в сторону деревни, и вскоре котлован и кричащие охранники остались позади.
Как и многие деревни, Тремонсин занимала вершину холма, но холм этот, как и те, где располагались фермы, мимо которых отряд проезжал, был разделен на террасы, укрепленные каменными стенами. Квадратные каменные дома располагались на ухоженных участках, позади домов – аккуратные садики, как и вдоль нескольких прямых улиц, пересекавшихся под прямыми углами. Казалось, здесь никому и в голову не пришло закруглять улицы, огибающие холм.
Однако народ тут выглядел открытым и дружелюбным: они приветливо кивали друг другу, хоть и спешили закончить дневные дела до наступления темноты. Жители этой деревни, темноглазые и с бледными узкими лицами, оказались низкорослыми – никого выше плеча Ранда, а с Хурина ростом – раз-два и обчелся. Одеты все были в темную одежду, кроме нескольких встреченных, у которых на груди были цветные разрезы. В воздухе носились запахи готовящейся еды – нос Ранда учуял ароматы необычных приправ. Немногие хозяйки стояли, облокотившись на свои двери, и беседовали; двери были разделены на две половинки, так что верхняя створка открыта, а нижняя – закрыта. Народ посматривал на приезжих с любопытством, без капли враждебности. Некоторые ненадолго задерживали взгляд на Лойале, огир шагал рядом с лошадью, крупной, как жеребец-дхурранец, но задерживали они взор не дольше, чем позволяла учтивость.
На самой вершине холма открылась гостиница – каменное, как и все дома в деревне, здание, и о его назначении ясно говорила разрисованная вывеска, прибитая над широкими дверями. "Девять Колец". Улыбаясь, Ранд соскочил с Рыжего и привязал уздечку к перекладине коновязи. "Девять Колец" была одной из любимых им в детстве историй о приключениях; Ранд надеялся, что любимой она и останется.
Селин, когда он помогал ей слезть с лошади, по-прежнему казалась встревоженной.
– Как вы? – спросил он. – Я вас тогда, случаем, не напугал? Рыжий ни за что бы не упал с откоса со мной.
Ему все не давало покоя, что же произошло на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226