Я просто сказал: «На меня не рассчитывайте!»
— Такие, как мы, хотят во время отпуска лишь сменить одежду и часами отлеживаться в ванне. Чтобы ничто не раздражало: ни газеты, ни радио. Выключить все и вытянуться в полный рост. Но вдруг перед тобой кладут идеально отутюженную парадную форму с кортиком в ножнах, белоснежную рубашку, шелковый галстук, черные фильдеперсовые носки и венчают все это великолепие надраенным вручную до блеска крестом на черно-бело-красной ленте без единого пятнышка. Боже всемогущий!
Через час работы в машинном отделении завершены. Командир приказывает подготовиться к всплытию.
Наблюдатели на мостике в полной готовности собираются под люком, ведущим в боевую рубку.
— Всплытие!
— Носовой гидроплан — вверх десять, кормовой гидроплан — вверх пять! — шеф начинает маневр.
— Продуть цистерны!
Сжатый воздух с шипением врывается из стальных цилиндров в цистерны плавучести. Вода из них вытесняется через открытые внизу кингстоны.
— Лодка поднимается. Боевая рубка чиста. Лодка на поверхности! — докладывает шеф. Башенный люк открыт, избыточное давление выровнено.
— Продуть дизелями!
Вахтенные лезут наверх. Качка лодки уже перешла в поступательное движение. Плеск волн сменился быстрым шипением. Когда продувание завершилось, командир отдает приказ:
— Покинуть посты погружения!
В башню боевой рубки выбирается кочегар. Он закуривает сигарету, присаживается на корточки слева от рулевого и, закрыв глаза, целиком отдается табачному блаженству. Не успел он докурить, как снизу раздались нетерпеливые крики людей, выстроившихся в очередь на его место.
Полдень. Лодка уже два часа идет в надводном положении — на «двойном малом ходу» для разнообразия, но с отключенными генераторами, так как аккумуляторы уже полностью заряжены. При таком ходе лодка делает от четырнадцати до пятнадцати миль в час, не быстрее хорошего велосипедиста.
ТРЕВОГА! Трель звонка бьет меня прямо в сердце. У меня перехватывает дыхание.
Из гальюна вываливается человек в штанах, спущенных до колен.
— Подбери свое дерьмо! — кто-то бросает ему вдогонку.
Дизели остановлены, лодка уже накренилась вперед.
Что на этот раз? Неужели шефу не надоело нырять?
Внезапно я понимаю, что эта тревога — настоящая.
Мы остаемся под водой не дольше четверти часа. Затем волны опять свистят мимо нашего стального корпуса.
— С меня хватит, для одного дня достаточно, — замечает шеф.
— Веселье только началось, — говорит Старик.
— Старик и Томми идеально дополняют друг друга, — слышу в носовом отсеке голос помощника боцмана Зейтлера, — Они не дают сидеть без дела.
III. В море: часть I
Среда.
Пятый день в море. Сначала меня наполовину разбудило бренчание, доносящееся из радиоточки, затем хлопнула дверь камбуза. Комната отозвалась гулом голосов. Узнаю помощника электромоториста Пилигрима:
— Стюард! Откуда это блядское месиво на столе? На нем что, трахнули девственницу? Убери это дерьмо немедленно!
Я гляжу вниз сквозь щель в занавеске. Помощник боцмана Вихманн любуется пятнами фруктового джема и ворчит:
— Похоже, дама подняла на мачте вымпел «Z».
У Пилигрима и Вихманна в головах сидит лишь одна мысль, но иногда я не понимаю смысла их высказываний либо потому, что мне не хватает богатства их словарного запаса, либо я недостаточно хорошо разбираюсь в иносказаниях.
— Маленькие Беляночка и Розочка , — говорит Вихманн. Глаза у него широко посажены и слегка навыкате, что придает ему, невзирая на узкий подбородок, сходство с лягушкой. Чтобы гладко зачесать волосы назад и заставить их лежать прилизанными, он аккуратно выдавливает тюбик помады на свою расческу и затем тщательнейшим образом размазывает его по всей голове. Он любит поговорить о той жизни, которую ему хотелось бы вести: театры, ночные клубы, множество хороших компаний. Все это он называет своей «мечтой». Хвастун, который не упускает возможность блеснуть своим незаконченным коллежским образованием. Но несмотря на свое бахвальство, Вихманн считается хорошим моряком. Говорят, он не единожды первым замечал конвои.
Помощник электромоториста Пилигрим родом из Тюрингии, как и его коллега Радемахер. Он маленький, бледный, с бородкой клинышком. Вот только говорит он побольше Радемахера.
Пилигрим и Вихманн обмениваются мнениями о хорошо знакомой обоим особе, работающей в публичном доме для матросов.
— Не могу слышать ее постоянное нытье: «Только не кончай мне на лобок!» В конце концов, это ее проблемы. Слишком часто она пытается состроить из себя настоящую даму.
— Но во всем остальном свое дело она знает неплохо.
— Надо признать, у нее привлекательная задница.
Пауза. Затем опять голос Пилигрима:
— Я натянул эту крошку-цветочницу на скамейке в парке. Но по настоящему мне полегчало, только когда я вернулся домой и сам позаботился о себе.
Я выбираюсь из койки.
Мой язык присох к горлу подобно куску кожи. Во рту привкус тошноты.
Я умудряюсь добраться до поста управления и выдавить из себя достаточно бравым голосом:
— Разрешите подняться на мостик?
— Jawohl! — кричит сверху второй вахтенный.
Перегнувшись через ограждение, я смотрю на воду, с ревом и воем вздымающуюся подо мной, взбитую с воздухом в подобие пены на закипающем молоке. Пузырьки и клочья пены сплетаются в бесконечное полотно с непрестанно меняющимся узором. Мой взгляд, прикованный к белым струям, уходит вслед за ними за корму. Тянущаяся за нами длинная дорожка в несколько метров шириной обозначает пройденный нами путь. Как будто длинный шлейф платья сровнял высокие норовистые волны, пригладив их взлетающие гребни.
— Что такое вымпел «Z»? — интересуюсь я у второго вахтенного офицера.
— Сигнал к атаке. Он красного цвета, — незамедлительно отвечает он.
— Грязная свинья! — не удержался я.
Второй вахтенный, пораженный, уставился на меня.
— Спасибо, — говорю я и ныряю в люк.
Рулевому в башне нет никакой нужды прикасаться к штурвалу. Вокруг центральной метки компаса туда-сюда пляшет одно и то же число. Двести шестьдесят пять градусов. Мы идем постоянным курсом. По словам штурмана, при крейсерской скорости через десять дней мы выйдем в нашу оперативную зону. Мы могли бы прийти туда раньше, если дизели будут работать на полную мощность. Но, чтобы сберечь топливо, мы поддерживаем крейсерскую скорость. Для охоты нам потребуются все наши резервы.
Я напрасно ожидаю выхода командира к завтраку.
Сигнал тревоги подбрасывает меня на ноги. Самолеты, проносится у меня в голове. Проклятые твари — уж на их появление всегда можно рассчитывать!
Но я круглом проеме люка я замечаю командира на посту управления. Он смотрит на свой хронометр. Слава богу, учебная тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
— Такие, как мы, хотят во время отпуска лишь сменить одежду и часами отлеживаться в ванне. Чтобы ничто не раздражало: ни газеты, ни радио. Выключить все и вытянуться в полный рост. Но вдруг перед тобой кладут идеально отутюженную парадную форму с кортиком в ножнах, белоснежную рубашку, шелковый галстук, черные фильдеперсовые носки и венчают все это великолепие надраенным вручную до блеска крестом на черно-бело-красной ленте без единого пятнышка. Боже всемогущий!
Через час работы в машинном отделении завершены. Командир приказывает подготовиться к всплытию.
Наблюдатели на мостике в полной готовности собираются под люком, ведущим в боевую рубку.
— Всплытие!
— Носовой гидроплан — вверх десять, кормовой гидроплан — вверх пять! — шеф начинает маневр.
— Продуть цистерны!
Сжатый воздух с шипением врывается из стальных цилиндров в цистерны плавучести. Вода из них вытесняется через открытые внизу кингстоны.
— Лодка поднимается. Боевая рубка чиста. Лодка на поверхности! — докладывает шеф. Башенный люк открыт, избыточное давление выровнено.
— Продуть дизелями!
Вахтенные лезут наверх. Качка лодки уже перешла в поступательное движение. Плеск волн сменился быстрым шипением. Когда продувание завершилось, командир отдает приказ:
— Покинуть посты погружения!
В башню боевой рубки выбирается кочегар. Он закуривает сигарету, присаживается на корточки слева от рулевого и, закрыв глаза, целиком отдается табачному блаженству. Не успел он докурить, как снизу раздались нетерпеливые крики людей, выстроившихся в очередь на его место.
Полдень. Лодка уже два часа идет в надводном положении — на «двойном малом ходу» для разнообразия, но с отключенными генераторами, так как аккумуляторы уже полностью заряжены. При таком ходе лодка делает от четырнадцати до пятнадцати миль в час, не быстрее хорошего велосипедиста.
ТРЕВОГА! Трель звонка бьет меня прямо в сердце. У меня перехватывает дыхание.
Из гальюна вываливается человек в штанах, спущенных до колен.
— Подбери свое дерьмо! — кто-то бросает ему вдогонку.
Дизели остановлены, лодка уже накренилась вперед.
Что на этот раз? Неужели шефу не надоело нырять?
Внезапно я понимаю, что эта тревога — настоящая.
Мы остаемся под водой не дольше четверти часа. Затем волны опять свистят мимо нашего стального корпуса.
— С меня хватит, для одного дня достаточно, — замечает шеф.
— Веселье только началось, — говорит Старик.
— Старик и Томми идеально дополняют друг друга, — слышу в носовом отсеке голос помощника боцмана Зейтлера, — Они не дают сидеть без дела.
III. В море: часть I
Среда.
Пятый день в море. Сначала меня наполовину разбудило бренчание, доносящееся из радиоточки, затем хлопнула дверь камбуза. Комната отозвалась гулом голосов. Узнаю помощника электромоториста Пилигрима:
— Стюард! Откуда это блядское месиво на столе? На нем что, трахнули девственницу? Убери это дерьмо немедленно!
Я гляжу вниз сквозь щель в занавеске. Помощник боцмана Вихманн любуется пятнами фруктового джема и ворчит:
— Похоже, дама подняла на мачте вымпел «Z».
У Пилигрима и Вихманна в головах сидит лишь одна мысль, но иногда я не понимаю смысла их высказываний либо потому, что мне не хватает богатства их словарного запаса, либо я недостаточно хорошо разбираюсь в иносказаниях.
— Маленькие Беляночка и Розочка , — говорит Вихманн. Глаза у него широко посажены и слегка навыкате, что придает ему, невзирая на узкий подбородок, сходство с лягушкой. Чтобы гладко зачесать волосы назад и заставить их лежать прилизанными, он аккуратно выдавливает тюбик помады на свою расческу и затем тщательнейшим образом размазывает его по всей голове. Он любит поговорить о той жизни, которую ему хотелось бы вести: театры, ночные клубы, множество хороших компаний. Все это он называет своей «мечтой». Хвастун, который не упускает возможность блеснуть своим незаконченным коллежским образованием. Но несмотря на свое бахвальство, Вихманн считается хорошим моряком. Говорят, он не единожды первым замечал конвои.
Помощник электромоториста Пилигрим родом из Тюрингии, как и его коллега Радемахер. Он маленький, бледный, с бородкой клинышком. Вот только говорит он побольше Радемахера.
Пилигрим и Вихманн обмениваются мнениями о хорошо знакомой обоим особе, работающей в публичном доме для матросов.
— Не могу слышать ее постоянное нытье: «Только не кончай мне на лобок!» В конце концов, это ее проблемы. Слишком часто она пытается состроить из себя настоящую даму.
— Но во всем остальном свое дело она знает неплохо.
— Надо признать, у нее привлекательная задница.
Пауза. Затем опять голос Пилигрима:
— Я натянул эту крошку-цветочницу на скамейке в парке. Но по настоящему мне полегчало, только когда я вернулся домой и сам позаботился о себе.
Я выбираюсь из койки.
Мой язык присох к горлу подобно куску кожи. Во рту привкус тошноты.
Я умудряюсь добраться до поста управления и выдавить из себя достаточно бравым голосом:
— Разрешите подняться на мостик?
— Jawohl! — кричит сверху второй вахтенный.
Перегнувшись через ограждение, я смотрю на воду, с ревом и воем вздымающуюся подо мной, взбитую с воздухом в подобие пены на закипающем молоке. Пузырьки и клочья пены сплетаются в бесконечное полотно с непрестанно меняющимся узором. Мой взгляд, прикованный к белым струям, уходит вслед за ними за корму. Тянущаяся за нами длинная дорожка в несколько метров шириной обозначает пройденный нами путь. Как будто длинный шлейф платья сровнял высокие норовистые волны, пригладив их взлетающие гребни.
— Что такое вымпел «Z»? — интересуюсь я у второго вахтенного офицера.
— Сигнал к атаке. Он красного цвета, — незамедлительно отвечает он.
— Грязная свинья! — не удержался я.
Второй вахтенный, пораженный, уставился на меня.
— Спасибо, — говорю я и ныряю в люк.
Рулевому в башне нет никакой нужды прикасаться к штурвалу. Вокруг центральной метки компаса туда-сюда пляшет одно и то же число. Двести шестьдесят пять градусов. Мы идем постоянным курсом. По словам штурмана, при крейсерской скорости через десять дней мы выйдем в нашу оперативную зону. Мы могли бы прийти туда раньше, если дизели будут работать на полную мощность. Но, чтобы сберечь топливо, мы поддерживаем крейсерскую скорость. Для охоты нам потребуются все наши резервы.
Я напрасно ожидаю выхода командира к завтраку.
Сигнал тревоги подбрасывает меня на ноги. Самолеты, проносится у меня в голове. Проклятые твари — уж на их появление всегда можно рассчитывать!
Но я круглом проеме люка я замечаю командира на посту управления. Он смотрит на свой хронометр. Слава богу, учебная тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174