фигуры танцоров распластываются на земле, мечутся зигзагами, падают на колени, крутятся в воздухе, сбиваются в группы лишь затем, чтобы рассыпаться, разлетевшись во все стороны. Один из них вздымает руки вверх, переворачивается в пируэте и опускается в глубоком почтительном реверансе, раскинув руки ладонями вверх.
Снова мимо меня проносится рев. Невидимый кулак бьет меня сзади под колени. Рухнув на камни мостовой, я конвульсивно пытаюсь вспомнить слово, от которого в моей голове крутится только один обрывок: атро… — атро… Снова звучит вой. Воздушный поток от проносящихся надо мной один за другим самолетов вдавливает меня в землю. Атрофия, атрофия чувств!
Бомбардировщик разваливается на части в воздухе. Обломки крыльев падают вниз. Хвост с грохотом обрушивается позади бункера. Из-за пыли и дыма я едва могу дышать. Размахивая руками, я добираюсь до бетонной стены, протискиваюсь через щель приотворенной двери бункера, спотыкаюсь об кого-то, растянувшегося на полу, ударяюсь лбом, откатываюсь в сторону.
Грохот орудий звучит глуше. Я провожу рукой по лбу и вовсе не удивляюсь, ощутив липкую кровь. Человек рядом со мной стонет, схватившись за живот. Когда мои глаза привыкают к полутьме, я узнаю его: серая промасленная одежда — должно быть, кто-то с нашей лодки — Зейтлер.
Кто-то подхватывает меня под руки сзади и старается помочь мне подняться на ноги.
— Со мной все в порядке, спасибо!
Я стою, пошатываясь, с помутившимися глазами, все еще поддерживаемый человеком сзади. Зрение проясняется. Я могу самостоятельно держаться на ногах. И вдруг раздается оглушительный грохот, от которого почти лопаются мои барабанные перепонки. Весь бункер превращается в один сплошной, вибрирующий от удара барабан. Пол ходит подо мной ходуном. С крыши над первым заполненным водой доком — ближайшим, который я различаю — сыпятся огромные бетонные глыбы. Они падают в воду и на лодку, которая лежит у пирса. Внезапно сквозь отверстие в крыше бункера врывается ослепительный свет.
Свет! Я не верю своим глазам.
Дыра не меньше чем три на три метра. Остатки железного перекрытия с застрявшими в нем большими кусками бетона висят на том месте, где прежде была крыша. Перекрытие сдвигается с места, обрушивая вниз еще несколько бетонных плит.
Вода в доке продолжает плескаться о пирс. Бог мой, восемь метров сплошного бетона разнесены вдребезги! Такого прежде никогда не было. Слышны крики, команды. Внутри бункера начинается такая же беготня, как и снаружи.
Считалось, что крыши бункеров могут выдержать попадание любой бомбы.
Откуда вдруг столько пара?
Снаружи не стихает ожесточенная пальба и раскаты грома, словно где-то вдалеке разыгрался сильный шторм.
Оседает огромное облако пыли. Мой язык ощущает его удушливый меховой вкус. Воздуха больше не осталось. Меня сотрясает кашель. Мне приходится прислониться к стене, упершись лбом в руку.
Воздух! Единственное, что мне нужно — воздух! Я задыхаюсь. Я продираюсь назад, к бронированной двери сквозь сплошную стену из людей, отшвыриваю в сторону двух рабочих верфи, которые оказались у меня на пути, и протискиваюсь сквозь узкое отверстие. Ничего не видно, лишь черный, маслянистый дым: кто-то сможет записать на свой счет попадание в танкер с горючим.
Я ошибся: вся гавань в огне. Только портовые краны недвижимо встают из густых клубов дыма. Слышен громкий треск и непрерывный вой паровой сирены.
Я смотрю направо, в сторону шлюза. Там небо чище. Я вижу развороченные крыши складов, дома, превращенные бомбежкой в кучи щебня. Гнутая проволока и рваные полосы железа цепляются за ноги. Я едва не сваливаюсь в воронку, которую не заметил из-за дыма. Раненый человек с совершенно сумасшедшими глазами поднимается с земли, хватаясь за меня. Отовсюду доносятся стоны и плач. Вокруг, скрытые пылью и дымом, должны быть еще сотни таких, как он.
Лодка! Что с лодкой?
Порыв ветра поднимает дымовой занавес. Я пробираюсь сквозь завязанные в узел рельсы, огибаю два мертвых тела, пробегаю мимо груды железа, окрашенного в красный цвет. Куча дымящихся камней сползает в воду передо мной. Боже, ведь это был пирс! А лодка? Где она? Вдруг я вижу стальную плиту, торчащую из воды подобно лемеху гигантского плуга — но к ней почему-то прикреплена страховочная сетка. Нос лодки! В воде плавают деревянные обломки. В воде? Да это ведь мазут. А черные фигуры, двигающиеся в нем: три — четыре — еще и еще — это все люди. Эти странные водные жители, барахтающиеся посреди всплывающих пузырей воздуха — люди с нашей лодки. А Старик? Что случилось с ним? По сцене струится полотно налетевшего дыма. За моей спиной раздаются крики: в мою сторону направляется длинная, неровная вереница солдат и докеров. Появляются два грузовика. Непрерывно гудя, они несутся на меня, огибая воронки в бешеном слаломе.
А потом из-за дыма я вижу Старика, истекающего кровью. Его свитер и рубашка порваны в клочья. Его всегда прищуренные глаза теперь широко раскрыты. Почти одновременно мы падаем друг перед другом на колени, сплетя руки, опирающиеся о каменное крошево, словно два борца сумо, стоящие лицом к лицу. Старик открывает рот, словно хочет закричать. Но из его губ вырывается лишь струя крови.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174