Сзади послышался визг тормозов. Из салона выскочил Аверин со «стечкиным».
Две машины блокировали зеленый «жигуль», в котором сидел Карась. Оперативники ринулись к дверям, распахнули их. Вытряхнули, как куклу, Карася, и впечатали его лицом в асфальт, слегка прошлись из чувства классовой ненависти злодею по ребрам.
— Допрыгался, гаденыш, — прошипел опер из второго отдела.
— За что, мужички?! — захныкал Карась.
— За дело, сученыш.
Далеко отсюда сотрудник ГАИ остановил «Мерседес», направлявшийся по шоссе.
— Ваши права, — произнес лейтенант.
— Пожалуйста, командир, — Новицкий протянул инспектору дорожно-патрульной службы водительское удостоверение. — За что остановил?
— Плановый досмотр.
К Новицкому подошли двое скучавших молодых людей, автомобиль которых досматривал второй инспектор. Новицкий кинул на них рассеянный взгляд. Обычные товарищи по несчастью.
Тут его и стиснули с двух сторон. Он напряг молодецкую силушку, пытаясь вырваться, но получил коленом в живот. Руки его завели за спину.
— Вы чего? — захрипел Новицкий.
— Мы из МУРа, Толик, — произнес оперативник.
— За что?
— Сам знаешь. Будь моя воля, я бы тебя здесь в расход пустил.
Через сорок минут все задержанные и спасенный хозяин жилья сидели в разных кабинетах на Петровке. Старший важняк из прокуратуры города оформлял все документы.
Аверин и Савельев говорили с Каратистом. Тот сидел согнувшись. Взор у него был тусклый. Он еще не совсем отошел от удара. Его слегка мутило. И он пребывал в шоке.
В сумке у него обнаружили короткоствольный автомат с глушителем. Аверин был уверен, — это тот самый, из которого были убиты и другие жертвы.
— Ну что, Ваня, говорить будем? — спросил Аверин.
— Я ни в чем не виноват. Вы ошиблись, — долдонил угрюмо Каратист, постанывая и держась за затылок, на котором запеклась кровь.
— За что взяли, знаешь?
— Не знаю…
— Понятно, — Аверин встал, прошелся по кабинету, сел напротив Каратиста, положил ладонь на его плечо. — Ты мне одно скажи, зачем было тогда, у площади Ильича в доме, через сумку стрелять? Так красивее показалось или вынуть автомат побоялся?
— Само собой получилось, — вздохнул Каратист. — Я не хотел… Я не думал, что все так получится…
— А как ты думал?
— Это все Карась… Ему все баксы и баксы.
— Бизнесмен вас на долгах ведь поймал.
— Поймал. Мы с Карасем вместе учились. Школу закончили. От армии сами знаете сколько стоит отмазаться. Деньги большие. Но заплатили. Решили дело свое завести. Взяли у Бизнесмена два «лимона» на раскрутку фирмы… Шмотье перепродавали, продукты. Пролетели быстро.
— Дело нелегкое.
— Вот именно… А Бизнесмен стал угрожать. На счетчик обещал поставить. А чего, у нас это быстро. Не знаете, что ли, что такое Железнодорожный? Тогда бы кабала на всю жизнь. Или рельс на шею.
— Действительно.
— А что делать-то было? Что?! — Каратист шмыгнул носом. — Жизнь на волоске зависла.
— А тут жизнь старика, которому сто лет в обед, только небо коптит, — кивнул Аверин, внимательно смотря на Каратиста.
— Ну да… Позвонили мы с Карасем в дверь. Открыл старикан. Опойный, под мухой — уже не человек, а животное, мусор под ногами. Я его обхватил, а Карась веревку накинул. Придушил. Взяли паспорт. Бизнесмен задним числом его квартиру на себя оформил. У него все в кармане — и нотариусы, и менты. Он знает, как такое делать.
— А потом?
— Потом в Мытищах. Там старикан и старуха жили. Божьи одуванчики.
— Зарезали.
— Да.
— Интересно человека резать?
— Противно.
— Но надо было попробовать.
— Да, — задумчиво произнес Каратист. — Потом на лестничной площадке еще двоих расстреляли. У метро «Площадь Ильича».
— Через сумку стрелял.
— Да. Бизнесмен дал автомат. Бесшумный. В лесу его опробовали… А потом на тех двоих. Из автомата и мужичка одного. Маклер он был. Вместе с Бизнесменом дела делали. Новицкий ему крутые бабки задолжал.
— А потом?
— Квартира в Текстилях.
— Зачем было хозяину железный штырь в ухо забивать?
— Это Карась. Ему показалось интересно… Ему понравилось убивать. Мне-то отвратительно, а он каждого дела как праздника ждал.
— Почему же сегодня ты пошел стрелять?
— Он стреляет плохо. Он вообще ничего не умеет делать, гад. Только подзуживает — бабки нужны, бабки…
Каратист вытер ладонью слезы. Плечи его дрогнули.
— Ваня, а не жалко людей? — спросил Савельев, вставая сбоку от стула, на котором сидел допрашиваемый.
— Жалко? — Он задумался, потом закивал:
— Конечно, жалко.
— А зачем соглашался? Долг же с первого раза отработали, — произнес Аверин.
— Зачем? Понимаете, с одной стороны жизнь всякого мусора — алкашей, стариканов, которым уже ничего не нужно. А с другой — тысячи баксов…
Он заплакал. Потом взял себя в руки.
— Пиши собственноручное объяснение, — Аверин протянул ему листок бумаги. — Пиши, пиши, тебе же будет лучше Чистосердечное раскаянье, сам знаешь…
Каратист сел писать объяснение.
Через два часа раскололи Карася.
Бизнесмен держался двое суток. Сломался уже на второй очной ставке. Его допрашивал следователь прокуратуры вместе с Авериным в тесной комнате для допросов ИВС на Петровке.
— Черт побери, — произнес он, поглаживая тонкими музыкальными пальцами подбородок. — Знал же — пора заканчивать. Думал, еще несколько месяцев.
— И в Штаты, — кивнул следователь. — В Вашингтон.
— И это знаете?
— Все знаем, Бизнесмен, — сказал Аверин. — Все.
— И что теперь? Расстрел?
— Может, отвертишься. У нас сейчас кровососов миловать любят, — вздохнул Аверин.
Он задумчиво разглядывал Бизнесмена. Пытался рассмотреть на его лице какую-то печать зла. И не видел ее. Не было ни надрыва, ни терзаний, ни маньячного блеска глаз. Не было отголоска темных страстей. Перед ним сидел экономист. Он умел высчитывать нормы прибыли, проценты, знал, куда вкладывать деньги, как перекачивать их за границу. Он умел хорошо считать. Это был новый биологический тип, венец рыночной эволюции, вершина сознания, не затуманенного лишними эмоциями. В четкой системе ценностей на самом верху пирамиды стояла она — госпожа прибыль. Чужие жизни, честь, совесть — все это находилось где-то внизу. Вряд ли Бизнесмен испытывал восторг от того, что приходилось вычеркивать кого-то из списка живых. Он общался с жертвами, уговаривал их на сделки, обмывал с ними договоры в ресторанах. А после застолья отсылал на смерть. В его системе приоритетов это значилось как неприятная необходимость, но в целом событие не слишком значительное. Значительны только деньги. Значительна цель — владеть деньгами. Имея деньги, можно зажить «белым человеком» — на теплых берегах в далеких странах. Там скинуть с себя, как ненужные одежды, все воспоминания, смахнуть со стоп пыль родной земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Две машины блокировали зеленый «жигуль», в котором сидел Карась. Оперативники ринулись к дверям, распахнули их. Вытряхнули, как куклу, Карася, и впечатали его лицом в асфальт, слегка прошлись из чувства классовой ненависти злодею по ребрам.
— Допрыгался, гаденыш, — прошипел опер из второго отдела.
— За что, мужички?! — захныкал Карась.
— За дело, сученыш.
Далеко отсюда сотрудник ГАИ остановил «Мерседес», направлявшийся по шоссе.
— Ваши права, — произнес лейтенант.
— Пожалуйста, командир, — Новицкий протянул инспектору дорожно-патрульной службы водительское удостоверение. — За что остановил?
— Плановый досмотр.
К Новицкому подошли двое скучавших молодых людей, автомобиль которых досматривал второй инспектор. Новицкий кинул на них рассеянный взгляд. Обычные товарищи по несчастью.
Тут его и стиснули с двух сторон. Он напряг молодецкую силушку, пытаясь вырваться, но получил коленом в живот. Руки его завели за спину.
— Вы чего? — захрипел Новицкий.
— Мы из МУРа, Толик, — произнес оперативник.
— За что?
— Сам знаешь. Будь моя воля, я бы тебя здесь в расход пустил.
Через сорок минут все задержанные и спасенный хозяин жилья сидели в разных кабинетах на Петровке. Старший важняк из прокуратуры города оформлял все документы.
Аверин и Савельев говорили с Каратистом. Тот сидел согнувшись. Взор у него был тусклый. Он еще не совсем отошел от удара. Его слегка мутило. И он пребывал в шоке.
В сумке у него обнаружили короткоствольный автомат с глушителем. Аверин был уверен, — это тот самый, из которого были убиты и другие жертвы.
— Ну что, Ваня, говорить будем? — спросил Аверин.
— Я ни в чем не виноват. Вы ошиблись, — долдонил угрюмо Каратист, постанывая и держась за затылок, на котором запеклась кровь.
— За что взяли, знаешь?
— Не знаю…
— Понятно, — Аверин встал, прошелся по кабинету, сел напротив Каратиста, положил ладонь на его плечо. — Ты мне одно скажи, зачем было тогда, у площади Ильича в доме, через сумку стрелять? Так красивее показалось или вынуть автомат побоялся?
— Само собой получилось, — вздохнул Каратист. — Я не хотел… Я не думал, что все так получится…
— А как ты думал?
— Это все Карась… Ему все баксы и баксы.
— Бизнесмен вас на долгах ведь поймал.
— Поймал. Мы с Карасем вместе учились. Школу закончили. От армии сами знаете сколько стоит отмазаться. Деньги большие. Но заплатили. Решили дело свое завести. Взяли у Бизнесмена два «лимона» на раскрутку фирмы… Шмотье перепродавали, продукты. Пролетели быстро.
— Дело нелегкое.
— Вот именно… А Бизнесмен стал угрожать. На счетчик обещал поставить. А чего, у нас это быстро. Не знаете, что ли, что такое Железнодорожный? Тогда бы кабала на всю жизнь. Или рельс на шею.
— Действительно.
— А что делать-то было? Что?! — Каратист шмыгнул носом. — Жизнь на волоске зависла.
— А тут жизнь старика, которому сто лет в обед, только небо коптит, — кивнул Аверин, внимательно смотря на Каратиста.
— Ну да… Позвонили мы с Карасем в дверь. Открыл старикан. Опойный, под мухой — уже не человек, а животное, мусор под ногами. Я его обхватил, а Карась веревку накинул. Придушил. Взяли паспорт. Бизнесмен задним числом его квартиру на себя оформил. У него все в кармане — и нотариусы, и менты. Он знает, как такое делать.
— А потом?
— Потом в Мытищах. Там старикан и старуха жили. Божьи одуванчики.
— Зарезали.
— Да.
— Интересно человека резать?
— Противно.
— Но надо было попробовать.
— Да, — задумчиво произнес Каратист. — Потом на лестничной площадке еще двоих расстреляли. У метро «Площадь Ильича».
— Через сумку стрелял.
— Да. Бизнесмен дал автомат. Бесшумный. В лесу его опробовали… А потом на тех двоих. Из автомата и мужичка одного. Маклер он был. Вместе с Бизнесменом дела делали. Новицкий ему крутые бабки задолжал.
— А потом?
— Квартира в Текстилях.
— Зачем было хозяину железный штырь в ухо забивать?
— Это Карась. Ему показалось интересно… Ему понравилось убивать. Мне-то отвратительно, а он каждого дела как праздника ждал.
— Почему же сегодня ты пошел стрелять?
— Он стреляет плохо. Он вообще ничего не умеет делать, гад. Только подзуживает — бабки нужны, бабки…
Каратист вытер ладонью слезы. Плечи его дрогнули.
— Ваня, а не жалко людей? — спросил Савельев, вставая сбоку от стула, на котором сидел допрашиваемый.
— Жалко? — Он задумался, потом закивал:
— Конечно, жалко.
— А зачем соглашался? Долг же с первого раза отработали, — произнес Аверин.
— Зачем? Понимаете, с одной стороны жизнь всякого мусора — алкашей, стариканов, которым уже ничего не нужно. А с другой — тысячи баксов…
Он заплакал. Потом взял себя в руки.
— Пиши собственноручное объяснение, — Аверин протянул ему листок бумаги. — Пиши, пиши, тебе же будет лучше Чистосердечное раскаянье, сам знаешь…
Каратист сел писать объяснение.
Через два часа раскололи Карася.
Бизнесмен держался двое суток. Сломался уже на второй очной ставке. Его допрашивал следователь прокуратуры вместе с Авериным в тесной комнате для допросов ИВС на Петровке.
— Черт побери, — произнес он, поглаживая тонкими музыкальными пальцами подбородок. — Знал же — пора заканчивать. Думал, еще несколько месяцев.
— И в Штаты, — кивнул следователь. — В Вашингтон.
— И это знаете?
— Все знаем, Бизнесмен, — сказал Аверин. — Все.
— И что теперь? Расстрел?
— Может, отвертишься. У нас сейчас кровососов миловать любят, — вздохнул Аверин.
Он задумчиво разглядывал Бизнесмена. Пытался рассмотреть на его лице какую-то печать зла. И не видел ее. Не было ни надрыва, ни терзаний, ни маньячного блеска глаз. Не было отголоска темных страстей. Перед ним сидел экономист. Он умел высчитывать нормы прибыли, проценты, знал, куда вкладывать деньги, как перекачивать их за границу. Он умел хорошо считать. Это был новый биологический тип, венец рыночной эволюции, вершина сознания, не затуманенного лишними эмоциями. В четкой системе ценностей на самом верху пирамиды стояла она — госпожа прибыль. Чужие жизни, честь, совесть — все это находилось где-то внизу. Вряд ли Бизнесмен испытывал восторг от того, что приходилось вычеркивать кого-то из списка живых. Он общался с жертвами, уговаривал их на сделки, обмывал с ними договоры в ресторанах. А после застолья отсылал на смерть. В его системе приоритетов это значилось как неприятная необходимость, но в целом событие не слишком значительное. Значительны только деньги. Значительна цель — владеть деньгами. Имея деньги, можно зажить «белым человеком» — на теплых берегах в далеких странах. Там скинуть с себя, как ненужные одежды, все воспоминания, смахнуть со стоп пыль родной земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94